Глава 7

Мне показались притянутыми за уши соображения Лиры о том, что, мол, если мне снятся другие кошмары, то, следовательно, на мне должен быть спрятан Амулет. Я уж собрался возразить, но Лира меня опередила:

– На этот раз ребус Торговца заключается в том, чтобы найти этот ребус. – Она пожала плечами. – Возможно, он решится, если каждый из нас чем-то пожертвует. Временем, например, силами, нервами, семейными ценностями. Торговец – он как библейский дьявол, играет, соблазняет и забирает души.

– Поэтично сказано, – хмыкнул Валов.

А я сжал челюсти. Каждый из нас и без того жертвовал некоторыми вещами. Лира вон, ночами не спит, пытаясь решить загадку гребаного Торговца, Валов притащил из Москвы дочь в страхе за ее безопасность. Логичнее было бы держать ее подальше от Роднинска, конечно, но Валов предпочел быть рядом с ней, тем более что от Торговца далеко не убежишь, раз он развернул закономерности в двадцати двух городах мира. Я пару раз рисковал своей шкурой, хотя, надо сказать, особой жертвенности не проявлял. Может, пришло мое время?

– Считаете, Торговец засунул в меня Амулет, а я ничего не почувствовал? – спросил я с кривой усмешкой.

– Наши специалисты это выяснят, – серьезно ответил Валов.

Мне и в голову не пришло возражать. При мысли о том, что меня будут осматривать военные эксперты, по коже пробегал холодок. Воображение представляло картину, на которой я лежу на операционном столе, а люди в белых халатах и масках копаются у меня во внутренностях скальпелями и прочими зловещими хирургическими инструментами.

Всё было, разумеется, не так ужасно, но и особого удовольствия я не получил. Буквально через полчаса меня отвезли в городскую поликлинику №12, в которой почему-то не было ни одного пациента; видно, их разогнали по домам под каким-то предлогом. К примеру, могли уведомить по громкой связи, что в здании утечка какого-то токсического вещества, и на дегазацию понадобиться полдня. В сопровождении незнакомых людей я прошествовал по непривычно пустым коридорам в кабинет терапевта, где сразу три врача осмотрели меня с головы до ног, предварительно заставив раздеться догола.

Потом, позволив надеть больничный халат, повели в кабинет магнитно-резонансной томографии. Еще чуточку позже мои зубы осмотрел стоматолог. Пока я разгуливал по поликлинике практически голышом, опасаясь очереди проктолога, мою одежду наверняка просвечивали рентгеном, ощупывали, обнюхивали и подвергали химическому анализу.

Амулет не нашли. Зато обнаружили перенесенный в детстве пиелонефрит, начинающий холецистит и астигматизм легкой степени в левом глазу. Право дело, после всех этих диагнозов и жить неохота. Пребывая в легком ступоре, я согласился побыть некоторое время в клинике Куприянова. Пусть Амулет и не найдут, опасность для моего здоровья и жизни остается. Я поставил, правда, единственное условие: чтобы моя палата располагалась рядом с Алёниной.

Ближе к полудню я прибыл в клинику Куприянова и сразу встретился с Аленой. Вопреки моим ожиданиям, она не столько обрадовалась моей госпитализации, сколько испугалась. Я с запозданием догадался о том, что она чувствует. Во мне она всегда видела поддержку, а тут сама «поддержка» загремела в дурку.

Она быстро справилась с испугом и дальше разговаривала по возможности спокойно.

– Мне никогда раньше не было так… некомфортно, – призналась она.

Мы сидели на мягком диване в пустом холле в ожидании обеда. Медсестра сообщила, что еду принесут в палату, и мы решили пообедать вместе. Медперсонал вроде бы не возражал. На стенах холла были развешаны плакаты с инфографикой, посвященной профилактике ОРВИ, вирусных гепатитов, ВИЧ-инфекции и здоровому образу жизни. Я сомневался, что плакаты производили хоть какое-нибудь впечатление на пациентов Бедлама. Скорее всего, эти красочные куски бумаги вывешивались для всевозможных проверяющих органов. Справа от нас на стеллажах выстроились книги. По обе стороны от стеллажей в кадках росли какие-то декоративные растения.

– Дело привычки, – деланно бодрым голосом сказал я. – Вижу, у вас небольшая библиотека есть. И бесплатный вай-фай?

– Не могу ничего читать сложного, – пожаловалась Алена. – Открываю книгу, вижу – текст слишком плотный, абзацы большие, диалогов нет, – закрываю и беру другую, какую-нибудь легкую и глупую.

– Всё наладится, – сказал я. – Главное: найти Торговца. Остальное приложится.

Алена порывисто прижалась ко мне, и я ощутил себя почти как дома, когда мы вот так вот обнимались по вечерам. Главное, чтобы психи из отделения буйных вели себя тихо, иначе их дикие крики испортят атмосферу…

– Кто это может быть? – спросила она. – У вас есть предположения?

– Пока нет, – выдавил я. – Но будут. Мы обязательно его поймаем.

Несколько минут мы просто сидели в обнимку, а затем Алена, не меняя положения тела, сказала:

– Женя… я тебя люблю.

Я слегка вздрогнул. Это должна была быть моя фраза. Однако я ее раньше никогда не произносил. Алена отстранилась и смотрела на меня выжидающе. И чуть-чуть испуганно: она ждала и боялась моего ответа.

– Я тоже тебя люблю, Алена, – сказал я и улыбнулся.

Моя улыбка моментально отразилась на ее лице, как в зеркале. Откровенно признаться, если б я смотрел на эту сцену по телику, меня бы стошнило от всей этой ванили. Фраза «Я тебя люблю» затаскана до невозможности и вызывает легкое презрение – до тех пор, пока ты сам не услышишь их от человека, важного для тебя.

Смотреть романтическое кино иногда скучно. Но быть главным героем такого кино – никогда.

…Прошло приличное время, прежде чем мы оторвались друг от друга. Я встал с горящим лицом. Не то, чтобы мне никогда не признавались в любви, но на тех многочисленных безликих девчонок мне, как не стыдно в этом сознаваться, было наплевать. Я никогда не признавал их заверения в чувствах всерьез и отвечал на них так же несерьезно. Дело в другом: вот уже с полчаса мне настоятельно требовалось отлить, и мне не хотелось портить момент своими физиологическими потребностями.

А потом я подумал: да что тут такого? Алена – давно свой человек, поймет.

– Мне… надо бы… в общем, в туалет. Я быстро сбегаю в свою палату.

– Зачем в палату? Тут рядом есть общий, вон за углом. Видишь значок?

Я его видел – примитивно изображенные фигурки мужчины и женщины на табличке.

– Куда б мы делись без пиктограмм, – ухмыльнулся я.

Алена улыбнулась с сонным видом.

– Это не пиктограмма, а идеограмма… Ведь она не в точности передает суть… Эти фигурки могут значить всё, что угодно, связанное с мужчинами и женщинами.

– Что бы еще они могли означать? – задал я игриво-риторический вопрос.

Намек Алены (ведь это был намек, не иначе!) навел меня на интересную идею, которая скрасила бы нашу невеселую последнее время жизнь. Ну, или по крайней мере, эту ночь…

Когда я вернулся, готовый поделиться с Аленой этой идеей, возле нее сидел тип в белом халате. Я узнал доктора Руслана Радищева – по своему обыкновению, он улыбался во весь рот. Они с Аленой что-то оживленно обсуждали, и я мысленно поблагодарил его за то, что он пытается морально ее поддержать.

– Как дела у вас тут? – спросил он меня, вставая и протягивая руку. – Алена больше не видит кошмаров. Очевидно, и вы, Евгений, здесь случайно?

– Очень на это надеюсь. – Я ответил на рукопожатие.

– Где ты был? – поинтересовалась Алена.

Я приподнял брови.

– В туалете, забыла?

– Ах да, – рассеянно произнесла Алена.

– С тобой всё в порядке?

– Да-да, всё хорошо. Просто… – Она не договорила и потерла веки пальцами.

Я отвел в сторонку Руслана, воспользовавшись тем, что Алена отвлеклась на доставленный в палату обед. Его привезла девушка в халате и переднике на столике, снабженном колесами, совсем как в гостиницах. Я спросил Руслана, могу ли этой ночью остаться в палате Алены, но тот сказал, что, к сожалению, нельзя. В палатах установлены камеры, поэтому за нами присматривают круглые сутки. Все-таки это не гостиница, подумал я мрачно, поднимая к глазам левую руку, на которой был надет специальный браслет с чипом, считывающим пульс. Если ночью нам будут сниться кошмары и мы куда-то поплетёмся, дежурные врачи об этом мгновенно узнают. Узнают также о неположенных физических нагрузках…

Я сменил тему:

– Вы ей что-то кололи?

– Нет, пока мы просто наблюдаем.

Этим вечером я лег спать в смятенном состоянии. Сегодня случилось много чего необычного. Странная ночевка у Лиры, медицинское обследование, признание в любви… Мы практически живем с Аленой вместе вот уже несколько месяцев – ну и что? В наше время признание в любви – гораздо более ответственный шаг, нежели совместное проживание. И почему она сказала это именно сейчас, под воздействием страха? Она стала рассеянна из-за тревоги или под воздействием Амулета Торговца?

Я не был ни в чем уверен, в голове царил полный разброд. События, что происходили вокруг, внешне никак не были взаимосвязаны, но что-то в глубине моего сознания подсказывало, что существует глубинная связь. И я должен уловить ее прежде, чем случится непоправимое…

Ночью я проснулся от шума в коридоре: кто-то там бегал, и слышались встревоженные негромкие голоса. Что ж, это больница, мало ли что может стрястись… Я снова уснул и проспал до утра, причем не увидел ни одного кошмара. Если на то пошло, то сны в эту ночь мне вообще не снились. Неужели от кошмаров лечат сами стены этого дурдома? Тогда Куприянову нужно поставить памятник при жизни.

Утром, умывшись и размяв слегка затекшую шею, я направился на выход, но с недоумением обнаружил, что дверь моей палаты заперта. В ней, кстати, «иллюминатор» не предусматривался. Я постучал по двери кулаком – сначала умеренно, потом громче.

Через три минуты пришла знакомая медсестра Валя с квадратным подбородком.

– Доброе утро, – без улыбки сказала она. – Завтрак сейчас доставят.

– Доброе утро, – откликнулся я. – Почему меня заперли?

– Приказ главного врача.

– Иакова Олеговича? Он вроде бы обещал нам полную свободу перемещения.

Валя пожала мощными плечами и собралась выходить.

Я с прорезавшимся раздражением сказал:

– Я хотел бы посетить Алену Тарасову. Она в соседней палате.

– Вам лучше остаться в палате. Это ненадолго.

– Что случилось-то?! – вскричал я.

– Я позову доктора, и он вам всё объяснит.

Я попытался пройти мимо Вали, но та с неожиданной силой впихнула меня в помещение. Такое поведение я не потерпел бы ни от кого. Я ухватил ее за предплечья и буквально вытолкал в коридор, несмотря на сопротивление. Подумал при этом, что веду себя как буйный помешанный. В конце коридора к нам уже спешили два дюжих санитара, наверняка готовые упаковать меня в смирительную рубашку и посадить в комнату с мягкими стенами…

– Погодите-ка! Оставьте его! – раздался голос позади.

С другого конца коридора к нам спешил Руслан – очень кстати. Санитары сразу поумерили пыл, Валя перестала хвататься за мои руки.

Дверь в палату Алены была раскрыта. Я шагнул туда с защемившим от дурного предчувствия сердцем.

Алена сидела на краю разобранной постели в пижаме и, глядя пустым взглядом в никуда, раскачивалась взад-вперед, а медсестра делала ей укол в вену. С запозданием я догадался, отчего ночью была беготня…

Ледяной брусок образовался у меня в районе спины и рухнул вниз, заставляя дрожать каждый позвонок. А в животе образовалась горячая волна, поднялась вверх и вырвалась из глотки криком, больше похожем на вой:

– Алёна! АЛЁНА!

Я хотел подойти к ней ближе, но меня сковывал страх. Я боялся заглянуть в ее пустые глаза, убедиться уже точно, что она впала в кататонию.

Руслан неспешно подошел ко мне сбоку. Я ощутил ее ладонь на плече.

– Вы ей не поможете, Евгений. Ступайте в палату.

Кажется, я не отреагировал. Или не смог отреагировать. Просто стоял, как истукан. Санитары отвели меня под руки в палату и усадили на кровать.

Не помню, сколько времени я находился в этом состоянии одурения, весьма похожем на кататонию. Мне принесли завтрак, но я его проигнорировал. Мне не то что не хотелось есть – тошнило от ужаса и растерянности. В голове стучала мысль: а ведь только вчера всё шло к улучшению!.. Нет ничего хуже мнимого благополучия, после которого наступает крах всем надеждам.

Неизвестно, как долго я просидел, прежде чем пришла Лира. Она вошла в палату тихо, как призрак, и присела рядом.

– Женя… – позвала она меня.

Я промолчал. Даже головы не повернул. О чем говорить?

– Только не сдавайся, – продолжила Лира. – Ты нужен Валову, всем жителям Роднинска нужен. И мне тоже…

Что-то в ее тоне заставило меня поглядеть на нее. Ее лицо находилось совсем близко: большие голубые глаза с расширенными зрачками за стеклами очков, точеный нос и приоткрытые губы. От нее пахло чем-то приятным…

Когда я повернулся к ней, она сразу опустила длинные ресницы, а затем, вдруг наклонившись вперед, поцеловала прямо в губы.

Мир перевернулся. Или я сошел с ума, как и полагается обитателям этой скорбной обители. Скорее всего, второе.

Поцелуй получился не длинным, но и не коротким. Он застал меня врасплох. В одном я был уверен: так целуются не друзья, а любовники.

Я не ответил на поцелуй, но и не отстранился. Мне будто вкололи дозу успокоительного. Но этого не было. Или я не помню?

«Ну вот, Жека, – с удовлетворением проговорил мерзкий голосок в голове. Я не люблю слушать этот голос, потому что он предельно честен. – Вот у тебя снова завелись отношения сразу с двумя девчонками. Видать, это твоя судьба, мутить с несколькими и быть лживым распутным говнюком. На сей раз не Модель и Секси, а две чокнутые! Ха!»

Я вздрогнул и резко отстранился. Впрочем, Лира тоже отсела, не выказывая в то же время никакого раскаяния и особого смущения. Глаз, правда, не подняла.

– Лира…

– Ты – единственный на настоящий момент человек, кто не впал в кататонию после череды кошмаров, – громче, чем нужно, сказала она, не дав мне закончить. – Я слышала, как Иаков Олегович сказал Валову, что кошмары тебе здесь не снились. Валов и Куприянов пришли к выводу, что держать тебя не имеет смысла. Ночью ты не ходишь, а почему тебе снится то, что снится, психиатры в любом случае объяснить не могут.

Я промолчал, уставившись в стену, как кататоник. И мечтая впасть в кататонию.

Лира продолжала:

– Я вызвалась сказать всё это тебе. Если хочешь, мы тебя домой отвезем. А чтобы… чтобы помочь Алене, мы должны поймать Торговца Амулетами…

«…и это не даст нам никакой гарантии в том, что здоровье Алены поправится», – договорил я про себя. Однако сидеть тут, как медведь в берлоге, прячась от проблем, – не вариант. Нужно действовать.

Я резко встал. В голове вроде бы слегка просветлело.

– Идем, – сказал я.

Лира улыбнулась.

Схватив сумку с немногочисленными вещами, я направился к выходу. Мы с Лирой спустились по лестнице на первый этаж. В приемной главного врача стоял Валов и разговаривал с Куприяновым, который держался одной рукой за дверь своего кабинета и явно намеревался в него вернуться. Судя по всему, их диалог подходил к концу, раз они покинули кабинет.

После того, как мы поздоровались, Куприянов доложил:

– Мы мало что можем сказать об этой странной психогенной эпидемии, но одно могу утверждать с уверенностью: Евгений Гардер – не сомнамбула.

Валов бросил взгляд на мою сумку и на лицо. Я напустил на себя бесстрастный вид.

– И да, – сказал Куприянов, – простите меня за то, что велел вас запереть… То, что случилось с Аленой, требовало осмысления. С вами должен был предварительно поговорить один из наших специалистов.

– Уже поговорил, – буркнул я.

Брови Куприянова взлетели.

– Да? Вот и чудно…

В разговор вмешался Валов:

– Евгений, – кашлянув, сказал он, – мы ее спасем. И остальных тоже. Пока они здесь, под надежным присмотром врачей, ничего с ними не случится. Вы… едете домой?

Помедлив, я кивнул.

– Меня тут все пытаются убедить в том, что только я могу схватить Торговца. Так что мне не терпится начать.

Мы распрощались с Куприяновым и двинулись на стоянку. По дороге я спросил:

– Что с символами? От ваших лингвистов есть толк? Или нет, как и от аналитиков?

Боковым зрением я заметил, как Лира покосилась на меня и вздохнула. Поразительно, сколь многое мы прощаем близким, если те в горе и печали. Валов – тот и вовсе проигнорировал мое ехидство. То ли он, как Лира, готов мне простить язвительный тон, потому что я страдаю из-за Алены, то ли невозмутимость – часть выучки ФСБшника, и генерал-майором вообще невозможно манипулировать.

– Как ни странно, толк есть, – добродушно ответил он. – Надпись на приснившемся вам мемориале сделана на языке древнейшей цивилизации Северной Африки, которая когда-то процветала на плодородной равнине. Ныне эта равнина называется пустыней Сахара. Колонии этой цивилизации находились, помимо прочих мест, на территории Леванта, в том числе Сирии.

Я не удержался и посмотрел на Лиру. Похоже, она не ошибалась насчет древних стран и их колоний. Мы сели в джип Валова и выехали за пределы сумасшедшего дома, в котором я оставил Алену.

– Широким научным кругам ни об этом языке, ни о существовании цивилизации ничего не известно, – добавил Валов, заводя двигатель.

– Почему? К чему эти секретики?

– Увы, в жизни, а тем более в политике, без секретиков не обойтись. Во-первых, у нас было подозрение, что вирус Багряной чумы вырвался из подземного городища, которое наши военные ученые откопали в пустыне Сирии в начале девяностых. Позже в тех краях и появились Мушухун. Кое-кто уверял, что мы натолкнулись на древнее биологическое оружие массового поражения. Следовало всё засекретить. Позже информация была слита американцам, разведка у них тоже работает неплохо. Они вынудили нас подключить и их специалистов, но от общественности скрыть наше открытие нам удалось. Во-вторых, сыграли роль расистские соображения, которые в некоторых развитых странах достаточно сильны до сих пор. Одно дело – расовая терпимость и толерантность и в то же время уверенность, что африканская культура – примитивная. А другое – знать совершенно точно, что самая первая цивилизация, древнее Шумера, возникла именно на Черном континенте.

– Что за глупости! Дурь какая!

– Конечно, первое соображение важнее, – с легкостью признал Валов, выворачивая руль на проспект Макаренко. – Если Афрантида, как мы ее назвали, разработала в прошлом Багряную чуму, как оружие массового поражения, то ее наследие следовало внимательно изучить. Я, собственно, для того и поехал в Сирию – чтобы изучать городище в составе научной группы. Я-то не ученый, но военные должны были сопровождать ученых. Мы несколько дней плутали по подземным лабиринтам, нашли много интересного, но на третий день попали под обвал. Я тогда потерял хорошего друга…

Валов приподнял подлокотник между нашими сидениями и достал старую фотографию, сделанную еще аналоговым фотоаппаратом.

Я взял фотографию. На ней на фоне каких-то раскопок в пустыне стояла группа людей обоего пола. Лира, сидевшая по обыкновению сзади, наклонилась вперед, чтобы тоже посмотреть на фото. В группе людей я узнал Константина Викторовича, выглядевшего моложе лет на десять; он был одет в камуфляж и придерживал у плеча лямку рюкзака. Рядом с ним стоял его друг: среднего роста и среднего возраста мужчина с довольно приятным и улыбчивым лицом.

– Тело так и не сумели найти под завалами, его и еще троих… – Валов тяжело вздохнул. – Как бы то ни было, мы не зря туда прогулялись. Нашли записи на керамических плитках и кое-что позже расшифровали. Кстати, эти керамические листы… они были удивительны. Тонкие, почти миллиметра три, не толще, невероятно крепкие. При нагревании до пятидесяти двух градусов по Цельсию они начинали пропускать электрический ток и демонстрировали сверхпроводимость… Наши ученые так и не дознались, с помощью каких технологий можно произвести это чудо.

Я пропустил мимо ушей все эти научные подробности. Меня интересовало другое.

– Мои символы – это язык Афрантиды?

– И да, и нет. Многие символы полностью совпадают с нашим реестром, составленном в Сирии. Тут еще проблема в том, что жители Афрантиды отчасти использовали фонетическое письмо, отчасти иероглифическое. А как звучал их язык, мы, понятное дело, не знаем. В одном наши лингвисты уверены: ваш текст, Евгений, зашифрован. То, что удалось на данный момент расшифровать, вроде бы бессмысленно: «Взирайте на мерзость свысока».

– Взирайте на мерзость свысока… – как зачарованный повторил я.

– Расшифровка неверна, скорее всего, – вмешалась Лира. – Или сон неверен.

– Как это? – спросил я.

Лира раздраженно выхватила из кармана куртки флакончик и выпила таблетку, не запивая.

– Не сходится… – пробормотала она. – Тут нет закономе… – Она не договорила и застыла, точно увидела привидение. Прежде чем я успел окликнуть ее, она ожила и заговорила быстро и путано: – Ты видел сны о мемориале у себя дома, сны были отчетливые, у меня дома ты видел смутно, в больнице не видел вовсе… Константин Викторович, думаю, мы должны обыскать квартиру Жени. Там спрятан Амулет, он и проецирует ему эти сны! Чем дальше он от дома, тем хуже трансляция!

Я выпрямился. Валов повернулся ко мне, хотя и сидел за рулем.

– Что смотрите? – деревянным голосом спросил я. – Думаете, я буду против? Погнали ко мне домой, обыскивайте, сколько хотите! Да и спецов вызовите!

Валов думал недолго.

– Сначала поглядим сами…

Мы доехали до моего дома за пять минут. Валов нарушил ПДД раз пять, причем на глазах у ДПС-ников, которые проводили нас мрачными взглядами, но не шелохнулись. Лира изучала приснившиеся мне символы на бумаге, не обращая больше ни на что другое внимания.

– Квартирка небольшая, – признал я, когда мы втроем вошли в прихожую, – но если Амулет маленький, в виде иглы, например, найти его будет непросто… Его можно куда угодно засунуть…

 Меня пробрала дрожь при мысли, что Торговец заходил в мою квартиру и, вероятно, копался в вещах.

Лира возразила:

– Не куда угодно. Амулет где-то возле кровати, чтобы воздействие было максимальным, пока ты спишь.

Она выпрыгнула из ботинок и в одних носках бросилась к моей кровати. Мы с Валовым переглянулись и, тоже разувшись, двинулись следом.

Лира заглянула под кровать. Затем выпрямилась, включила фонарик на телефоне и снова полезла вниз.

Я распахнул занавеси на окнах, чтобы в комнату проникало больше солнечного света. Валов стал выдвигать ящики комода возле кровати.

– Ты знаешь, что это такое? – спросила Лира, протягивая мне блестящий браслет, на который налипли комки пыли. Браслет состоял из переплетенных миниатюрных ветвей, усеянных зелеными камешками, похожими издали на листочки.

– Черт, – проворчал я. – Это Алена потеряла, наверное. Она любила… любит такие дешевые штучки. Купила в «Олимпе».

Я сглотнул комок в горле. Уже говорю о ней в прошлом времени…

«Фальшивка, – раздался в моей голове голос Алены. – Не удержалась просто. Меня до сих пор, как ворону, на блестящее тянет».

Я протянул руку, и Лира послушно положила браслет мне на ладонь. Он тотчас рассыпался в серую пыль. Я инстинктивно отдернул руку, и пыль просыпалась на пол. Точно также разрушился Амулет из уха Владимира. И черный глаз Слепителя.

– Так это Торговец подсунул ей Амулет! – осенило меня. – Чтобы она потеряла его здесь!

Наступило молчание.

– Чтобы потеряла? – переспросила Лира. – Это очень маловероятное событие, правда? Мы должны рассматривать все версии. Торговец мог загипнотизировать Алену, но раньше он не прибегал к такому приему для своих манипуляций. Все его марионетки действовали по собственному желанию… даже Володя, но он не понимал, что делает. Или же Торговец Амулетами и есть Алена, которая разыгрывает перед нами спектакль.