Глава v
Очень быстро я понял, что прикупил на мизере двух тузов, ведь Алексей оказался ужасным начальником. Он был из тех людей, которые компенсируют свои недостатки и комплексы загоняя других. При этом он искренне считал себя суровым, но справедливым благодетелем. Если бы Алёша был бы помещиком, то его крепостные люто ненавидели бы своего барина-самодура, а соседи дворяне угорали бы со своего быдловатого и неотесанного коллеги.
В «Катрин» я то и делал, что бегал ему за сигаретами и выполнял другие мелкие поручения в стиле «принеси, подай, иди нахуй, не мешай». Но всё же я иногда присутствовал, когда Алексей работал. Суть заключалась в том, что он покупал антиквариат у населения, которое приходило в аукционный дом «Катрин» по рекламе, на которую Якоб Якобович никогда не скупился.
Алексей никогда не упускал возможности показать свою значимость. Он всегда давал понять, что я помощник и очень часто с издёвкой поучал меня, рассказывая истины известные каждому лоху, будь то:
— Сирёжа, видишь цифру 84 на этой ложке? Так при царях клеймили серебро. Это значит, что ложка серебряная, и сделана до революции.
Порой мне хотелось взять и уйти, чтобы больше не терпеть издевательства этого ничтожества. Единственной отдушиной был изголодавшийся по хорошему кофе Якоб Якобович. Каждый раз, когда я заходил в его заставленный антиквариатом кабинет, он видел мои глаза, наполненные трепетным благоговением перед роскошными старинными предметами. Очень часто он сам подсказывал мне на какие детали смотреть, и на что обращать внимание. Мой покойный отец всегда говорил, что лучше один раз спросить, и пять минут побыть невеждой, чем не спросить, и остаться дураком навсегда. Вот почему я никогда не боялся задавать вопросы, а Якоб Якобович с удовольствием на них отвечал. Когда шеф был не занят, то такие беседы затягивались порой на несколько часов.
Со временем я понемногу стал чувствовать «породу» предметов, понимать, где пролетарский ширпотреб, а где художественная эстетика. Внутри меня будто-бы открылась чёрная дыра познаний, и я, как шалавливый пылесос, всасывал в себя любую информацию, связанную с антиквариатом. Меня вдруг потянуло в музеи, где висели шедевры, оценить которые большинство не могло, да и не особо пыталось. Бабушки смотрительницы видели мою неподдельную страсть и почти всегда подходили ко мне и делились своими уникальными знаниями. Правда вскоре многие из них стали заговариваться и повторяться, но были и те немногие, глубину познаний которых я так и не постиг.
Как-то раз при мне Алексей чуть не пробаранил неказистую на вид статуэтку, которая мне почему-то понравилась. Алёша и даром не хотел её брать, а я настоял на покупке, сказав, что если она окажется безделушкой, то я куплю её для себя. В результате покупку заценил сам Якоб Якобович и нам с Алексеем была жалована хорошая премия, которая была разделена Алексеем по-братски, то есть кто делит, тому больше. Получив свою долю я подумал, что луче бы деньги делил Попандопала или нацист-оккупант.
Однажды Якоб Якобович у себя в кабинете прикатывал на дорогущую покупку задроченного, но очень богатого vip-клиента, постоянно жаловавшегося на высокий ценник предмета. Якоб Якобович решил красиво парировать этот аргумент, и помимо прочего сказал, что абсолютно все сотрудники аукционного дома «Катрин» профессионалы своего дела с безупречными манерами. За это они получают очень высокие зарплаты, что не в последнюю очередь влияет на ценообразование продаваемых антикварных предметов.
Как раз в это время Алексей купил невероятной красоты дореволюционную чайную пару в идеальном состоянии. Зная большую страсть к ним у Якоба Якобовича, Алексей решил лично похвастаться покупкой перед шефом. Влетев в кабинет, Алёшу ни разу не смутило, что шеф был не один.
Как торпедированный в анус, Алёша с выпученными глазами помчался к Якобу Якобовичу и нечаянно рукой зацепил роскошную вазу XIX века из муранского стекла. Безуспешно пытаясь её поймать, Алёша выронил из рук чашку с блюдцем, которые как и ваза, разлетелись на мелкие кусочки.
Понимая, что облажался по полной, Алексей не нашёл ничего лучше, чем выматериться аки председатель колхоза, вступивший в свежайшее коровье дерьмо прямо перед самым входом в сельсовет.
— Ваши цены, как и сотрудники, оставляют желать лучшего! - процедил сквозь зубы клиент и тут же исчез за дверью.
Далее была очередь Якоба Якобовича продемонстрировать своё умение виртуозно сквернословить. Из пятиминутной тирады культурными словами были лишь предлоги и местоимения, а выражение «Пиздобоядская мандапроёбина» многие запомнили на всю жизнь, ибо остальные выражения были куда более заковыристее.
Через пять минут непрерывного и жоподробящего ора Якобу Якобовичу поплохело и, если бы не подоспевшая вовремя Ирина, то мы могли бы лишиться шефа, а моя карьера антиквара так бы и закончилась, по сути и не начавшись.
Штраф за муранскую вазу Алёша предложил мне разделить с ним «по-кентовски», мол косяк-то почти общий и с каждым мог приключиться. После моего отказа он выдал, что всегда знал, что мы не сработаемся и отправил меня за сигаретами, мол только на это я и был способен. Впрочем, всем в «Катрин» уже было ясно, что ещё один такой залёт и Алексей продолжит свою карьеру в говнодавах на одной из помоек, именуемых в народе барахолками.
Своим маленьким, но ушлым мозгом, Алёша тоже это прекрасно понимал, и надеялся на чудо. А оно взяло, и произошло...
В одно ясное октябрьское утро Алёше по объявлению позвонила женщина и предложила купить орден Кутузова I степени. Бегло заглянув в переписанный им от руки каталог, Алексей тут же пропотелся как дикий кабан во время случки.
— Купим дороже всех! Приезжайте! - выпалил Алексей, вложив в эти четыре слова всю убедительность мира. Хозяйка раритета согласилась на встречу, но прямо сейчас ей подъехать было неудобно, поэтому договорились на завтра на восемь утра. Записав телефон хозяйки и фамилию кавалера, Алексей как восьмиклассница после пистона, вновь помчал к Якобу Якобовичу и был как тот Штирлиц очень близок к провалу, но сучка по имени Фортуна в тот день явно была на его стороне, ведь Якоб Якобович оказался свободным и, что бывало нечасто, в хорошем расположении духа.
Сильно запыхавшийся Алексей поведал Якобу Якобовичу про предстоящую встречу, от радости издавая ртом пердяще-хрюкающие звуки. Уточнив у него полное имя кавалера, Якоб Якобович сделал звонок коллеге фалеристу и попросил узнать по своим базам, награждался ли интересующий его человек орденом Кутузова I степени.
— Этот долбоёб хоть и неисправим, но чертовски фартовый, - глядя на Алексея подумал Якоб Якобович, когда ему перезвонил фалерист и подтвердил, что среди 675 награждённых числится кавалер с таким именем.
Якоб Якобович ещё раз оценивающе взглянул на Алексея, затем выдвинул ящик стола, достал несколько пачек пестрящих нолями купюр, протянул их Алексею и сказал:
— Чтобы покупать дорогие вещи надо и выглядеть дорого. Тем более, я лично буду совершать покупку, и не хочу, чтобы ты меня позорил своим видом. Едь прямо сейчас и приоденься к завтрашней сделке. А то как кугут выглядишь!
Если бы каждый раз, когда Алёшу называли кугутом, ему бы платили по доллару, то он бы уже был богаче Якоба Якобовича. Однако этот укол почему-то зацепил Алёшу.
— Ах, да - смутившись, ответил Алексей, и принялся торопливо рассовывать деньги по карманам, мимолётом проверив не открыта ли ширинка на его штанах.
Выйдя из кабинета, он отправился к себе, чтобы пересчитать бабло. Оказалось, что полученной суммы с лихвой должно было хватить чтобы купить половину Центрального Рынка. Решив, что потратит лишь треть этой суммы, а остальное заханырит, Алексей деловито стал собираться на рынок. Уходя, он решил подзадрочнуть меня. Он помахал мне пачками денег, а затем сказал:
— Я пошёл премию тратить, а ты работай.
— Удачи, - со злостью сказал я! - С большим баблом даже в «Golden Lion» будут рады такому кугуту как ты.
Видимо, невольный панч про кугута стал последней каплей в чаше с подписью «Кугут». Алёша решил сразу же после рынка доказать всем, что он не кугут и отправиться в «Golden Lion», так сказать для галочки.
Но для начала надо было съездить на Центральный Рынок, место, где в начале 90-х скупалась львиная доля обнищавшего населения ХХ. Он с презрением протолкался через «Толкучку» - ряды, заваленные разными китайскими аббидасами-объебасами и уверенно направился на «Каменные ряды». Именно там продавали фирмУ.
Буквально на втором ряду Алексей наткнулся на тётю Алёну - огромных размеров и неопределённого возраста продавщицу, которая преградив ему путь всем своим безмерным телом спросила:
— Молодой и красивый, приодеться решил?
Пока Алёша тупил и мычал, Алёна лёгким движением впихнула как пушинку отнюдь не маленького Алёшу в свой элитный закуток.
— Проходи. Так ты ничего не выберешь! Надо мерять!
— Мне бы костюм, - промычал Алёша, сам не зная почему смутился как проститутка на своём первом субботнике.
— Щас сделаем из тебя директора! Тебе гуччи или версаче?
— Несите оба.
— Хорошо, а ты пока проходи в примерочную, - сказала Алёна, указывая Алексею на лежавший в углу лист картона, рядом с которым стояло покрытое инеем полуметровое зеркало, ободок которого по-дизайнерски был украшен синей изолентой.
Через несколько минут помощник Алёны начал подносить костюмы от лучших домов Лондона и Парижа, а Алексей стоя на картонке в дырявых носках примеряя последние вопли моды. Тётя Алёна непрерывно курила и со знающим лицом одобрительно говорила:
— Ну прям директор! Повернись еще раз! Ну? Отвечаю! Директор!
После доброго часа вращения на картонке выбор был сделан на золотистом костюме с ярким отливом. Алёша немного сомневался в выборе цвета, но тётя Алёна заверила его, что точно такой же костюм она продала директору местного колбасного завода и заместителю начальника таможни. Эти железобетонные аргументы убедили Алексея в правильности выбора.
Образ баловня судьбы был дополнен остроносыми кремовыми туфлями из кожи питона-альбиноса
и белоснежным гольфом, на котором, как говорила тётя Алёна, очень выигрышно будет смотреться массивная золотая цепь. То, что в таком костюме Алёша будет магнитом для денег она не сомневалась, а значит и золотая цепь это лишь вопрос нескольких месяцев, а то и недель.
Довольный Алексей сиял от счастья ярче собственного костюма, а тётя Алёна теперь величала его не иначе как «Президент». Немного огорчила Алексея общая сумма покупки, но тётя Алёна заверила о высшем качестве своего товара, после чего оторвала от пачки сигарет боковину, написала на ней свой номер телефона и игриво протянула сей обрывок уже почти ничего не понимавшему Алексею.
Продефилировав в обновках почти до самого метро, Алексей вспомнил, что собирался в «Golden Lion». Благо в таком прикиде он чувствовал себя хоть и не президентом, но как минимум директором колбасного завода. Деньги у него были, октябрь баловал последними тёплыми деньками, от чего тянуло на лёгкий кутёж с элементами пьянства и разврата.
«Пить виски и ставить на зеро» — вот и всё, что знал Алексей про казино. Но дурное дело нехитрое, и этого минимального набора знаний ему хватило, чтобы устроить в «Golden Lion» сливовое представление из трёх актов.
В первом акте Алёша за несколько часов нажрался халявным бухлом и просадил все свои деньги. Второй акт представлял собой пьяные рассуждения за барной стойкой о том, что казино выдуривает у честных людей последние деньги. Вскоре Алексей напоминал желе в упаковке с золотым отливом. Он несколько раз падал под барную стойку, сопровождая падение битьем посуды. Алексея настойчиво попросили выйти самому, но он отказался и решил понадеяться на свою силушку богатырскую, не раз помогавшую ему на рынке решать положительно вопросы в свою пользу. Это было начало третьего акта.
В «Golden Lion» охранников набирали отнюдь не на конкурсах красоты. Такие салоеды как Алёша были для них на один зуб. Как итог: пьяного Алёшу немного поваляли по полу в самом казино, потом как последнего черта выволокли на улицу и дали пинка под его блестящий зад.
Немного оклемавшись в ближайших кустах, Алексей понял, что его положение весьма бедственное. Денег у него не было совсем, а с таким перегаром и ободранным внешним видом его не пустят даже в общественный транспорт. Пришлось три часа в полукоматозном состоянии добираться до съемной квартиры.
Проснувшись утром, Алексей мечтал о том, чтобы всё произошедшее с ним в казино оказалось дурным сном. Взглянув на себя в зеркало Алексей аж отшатнулся. На него смотрел какой-то заплывший и изрядно отмудоханный сливорез. Он сперва не поверил глазам и принялся ощупывать свою помятую заточку. Но когда он увидел ободранные костяшки рук и ногти полные плодороднейшего чернозёма, сомнений не было — вчерашний вечер был самым позорным, но и самым ярким в его жизни. Роскошный костюм был похож на поруганную принцессу, которую пустила по кругу орда диких варваров. Рукава были оборваны, пуговицы вырваны с мясом, на локтях и коленях зияли рваные раны, а на спине и на заднице красовалось несколько отпечатков от подошв, оставленных охранниками казино. Остроносые туфли в неравном бою и трёхчасовых скитаниях утратили не только каблуки, но и изящную форму. Теперь они напоминали видавшие виды лапти какого-то несчастного крепостного бурлака.
Алёше хотелось буквально провалиться сквозь землю или уехать на долбанный Южный Полюс, чтобы там начать жизнь заново среди императорских пингвинов, которые не были свидетелями его вчерашнего позора, о котором, как ему казалось, теперь знает весь мир. Меньше всего Алёше хотелось куда-то ехать, но если просрать ещё и сделку с «Кутузовым», то можно будет смело одевать говнодавы и ставить будильник на 4:30 утра, дабы успеть занять место на центральной барахолке.
И тут Алексей столкнулся ещё с одной проблемой — ему практически не в чем было ехать в «Катрин», ведь новый костюм был безнадёжно испорчен, а пакет со старыми вещами он, судя по всему, потерял во время сливовых исполнений в казино. Кое-как приодевшись и на скорую руку расчесав засаленные волосы, Алексей помчал на трамвайную остановку, чтобы успеть в «Катрин», понимая, что сильно опаздывает и попадает в час пик. И не ошибся. Переполненный трамвай - довольно суровое испытание, совсем не для неженок и слабонервных, а если оно ещё и с дикого бодуна, то это прямо школа выживания.
Подбегая к остановке, Алёша воздал хвалу богам, ведь нужный ему трамвай как раз подошёл. Но тут же его ожидало жестокое разочарование — трамвай был переполнен настолько, что двери не закрывались, а их тщетные попытки захлопнуться напоминали вялые предсмертные судороги.
Но это не остановило Алексея и он как молодой бабуин вскочил на подножку, ловко схватился за поручень и со всей силы втиснулся вовнутрь, с хрустом увлекая за собой ещё нескольких пассажиров. И тут каким-то чудом двери закрылись и трамвай тронулся.
Алёша на секунду расслабился и тут же был припечатан пассажиромассой в дверь. Он мигом покрылся вонючим похмельным потом, а в глазах начинало темнеть. Алёша стал жадно хватал ртом воздух и ему небезосновательно казалось, что ещё чуть-чуть и он потеряет сознание. Тело начало обмякать и тут же Алёша услышал недовольный голос:
— Молодой человек! Вы меня раздавите!
Сообразив, что звук исходит от стоящей впереди бабушки, Алёша вызверился на неё по-полной.
— Бабуля! Куда тебя, блять, несёт с самого утра? Если на кладбище, то оно работает круглосуточно! Не могла обождать пару часов? Из-за таких как ты нормальные люди на работу опаздывают!
— Это вы то нормальный?- вступилась за бабушку какая-то сердобольная женщина, интеллигентного вида, — вы себя-то видели? От вас разит как от...
— Пасть закрыла, овца! - заорал Алексей, - на себя посмотри, мышь сушёная!
И тут началось лютое трамвайное говновозево. Одни пассажиры приняли сторону поруганных женщин, другие стали возмущаться непойми куда едущим в самый час пик пенсионерам, третьи орали на оравших им в ухо, чтобы те орали потише. В общий срач решил включиться водитель трамвая и объявил, что его железный конь мчит до самого центра без остановок. Этим он сорвал волну крика тех, кому надо было выходить раньше.
Когда дурдом на колёсах распахнул свои двери на остановке в центре, из него начали выплёвываться люди, с внешнего вида которых можно было смело рисовать картину «Снятие с креста». В голове у Алексея что-то гудело, щёлкало и переодически темнело, но оказавшись на свежем воздухе он быстро пришёл в себя и помчал в «Катрин», по дороге обдумывая, как будет оправдываться перед Якобом Якобовичем за свой внешний вид.
Благо с хитростью у Алексея всё было в полном порядке, и представ перед шефом в его кабинете он сходу заявил, что стал жертвой ограбления и никак не может присутствовать на сегодняшней сделке. Якоб Якобович нашёл это даже забавным и сказал:
— Не дорос ты, видать, до больших денег... - тут в дверь постучали и Якоб Якобович протягивая руку Алёше крикнул:
— Войдите! - затем он обратился к Алексею:
— Ладно, едь домой, Шарапов. С «Кутузовым» я и без тебя разберусь....
В это самое время порог аукционного дома «Катрин» переступила скромно одетая женщина, которая подошла к охраннику Семёну и сказала:
— Здравствуйте, у меня на 8:00 назначено по поводу награды.
— Кутузова? - спросил Семён, которого Якоб Якобович предупредил, что с самого утра должна будет прийти женщина с раритетным орденом Кутузова I степени. Её следовало как Шамаханскую царицу доставить в кабинет к шефу, оказывая по дороге максимальное внимание и почёт.
— Именно, - ответила женщина.
— Якоб Якобович и Алексей Вас ожидают в кабинете на третьем этаже. Позвольте я Вас проведу.
— Будьте любезны.
С этими словами они поднялись на третий этаж и, остановившись перед кабинетом Якоба Якобовича, Семён торжественно постучал в дверь.
— Войдите, - прозвучал голос Якоба Якобовича.
Семён с видом перекачанного конферансье триумфально открыл дверь и их взору предстал помпезный кабинет, где за дубовым столом XVIII века пожилой импозантный мужчина жал руку стоящему к ним неприятному и плохоодетому мужчине лет тридцати.
— Ладно, едь домой, Шарапов. С «Кутузовым» я и без тебя разберусь. - сказал Якоб Якобович, и в тот же миг барыжья чуйка просигнализировала ему, что прямо сейчас произойдёт пиздец.
Будто в замедленной съемке Якоб Якобович наблюдал как Алексей повернулся к нему спиной и наткнулся взглядом на стоящую за Семёном ту самую «мышь сушёную», так немилосердно поруганную им в трамвайной давке. Дамочка тоже сразу узнала Алексея и прокричала:
— Если это ваш коллега, то я вас и знать не желаю!
После этих слов Семён получил от дамочки удар локтём с разворота под дых, мастерству исполнения которого позавидовал бы не один матёрый морпех.
Менее чем за минуту дамочка пробежала три этажа и как из прокаженного сортира вылетела в двери аукционного дома «Катрин».
Такую вот картину увидел Якоб Якобович.
P.S.
Кста, картина называлась «Как проебать 5000$»
P.P.S.
Если бы в наше время сняли римейк, то он назывался бы «Как проебать 100000$».
Эпилог
В итоге орден купил Ашот Баграмович, злейший коллега-друг Якоба Якобовича.
После проваленной сделки с «Кутузовым» Алёша с позором был изгнан Якобом Якобовичем, а его должность оценщика досталось мне. На новом месте приключения не заставили себя долго ждать, ведь один столичный олигарх захотел подарить другому картину «Айвазовского»...
Продолжение следует...