Глава 2

Даже когда всё настолько хреново, что возникает чувство приближающегося персонального конца света, остается местечко для приятных вещей. На следующий день, в субботу, приехала Алёна – с ночевкой.

Наши отношения можно было бы с натяжкой назвать гражданским браком, если бы мы, по крайней мере, большую часть времени жили в одном доме. Но Алена приезжала на два-три дня в неделю максимум, остальное время проводя с часто болеющей матерью. В глубине души я не сомневался, что мать, в одиночестве воспитавшая двух дочерей, боится остаться одна и просто-напросто симулирует постоянное недомогание, чтобы держать их под боком. Наверное, она настолько привыкла казаться больной, что здоровье и вправду стало ни к черту. Еще я считал, что и Алена это понимает – она далеко не дура, – но, разумеется, вслух этого не скажет никогда.

Когда-то я предлагал ей переселиться ко мне, и она, судя по всему, была не против. Перевезла неподъемный чемодан на колесиках со своими вещами, и мы прожили вместе целых четыре дня. Потом позвонила мать Алены. Я слышал ее умирающий голос в телефонной трубке и видел мимолетное недовольное выражение лица Алены.

Бесконечно эта эмоциональная манипуляция длиться не могла, но лично я вмешиваться во взаимоотношения Алены с матерью не собирался. Еще и виноватым окажешься. Алена сама должна решить эту дилемму.

В большинстве семей этот вопрос решается очень просто: мать переезжает к парочке и как правило портит им жизнь. Потому что третий – лишний, даже если этот третий – мать одного из супругов. Исключение составляет ребенок. Я порадовался про себя, что моя квартира однокомнатная, и жить троим взрослым людям здесь будет просто нереально.

Алена ввалилась в квартиру с двумя полными сумками.

– Фу! – выдохнула она и улыбнулась, увидев мою недоуменную физиономию. – Шопилась в «Олимпе». С одной стороны шопинг – дело приятное, а с другой – утомительное. Ног не чувствую.

– Могла бы и меня позвать… – укорил я ее, принимая сумки. Они были не слишком тяжелые, в основном забитые разными тряпками.

– Зачем? – Алена шустро разулась, поправила буйную шевелюру перед зеркалом и зашагала в комнату. – Чтоб ты стоял над душой со страдающей миной? Видела я там таких мучеников.

– Что купила?

– Да кучу мелочей всяких. Бабских.

Она осторожно вывалила содержимое первого пакета на диван. Среди свертков блеснул изящный браслет из непонятного металла (вряд ли драгоценного) в виде переплетенных миниатюрных ветвей. Я взял его и повертел перед носом. «Ветви» были усеяны зелеными камешками, издали смахивающими на листочки.

– Фальшивка, – опередила мой вопрос Алена. – Не удержалась просто. Меня до сих пор, как ворону, на блестящее тянет.

Она смущенно улыбнулась и потупилась, перестав разбирать покупки. Я прекрасно знал, что это означает – что наступило Время Сладких Поцелуйчиков. Я послушно потянулся к ней, а минут через пять вынырнул на поверхность, слегка задыхаясь. Сбегал на кухню и принес коробку.

– Открой, Алена.

– Что там?

– Сюрприз.

– Надеюсь, не бомба? – фыркнула она. – И не кукла какая-нибудь противная, которая выскакивает на пружинке? Не люблю пугаться.

– Я тоже не люблю пугаться, – честно сказал я. – И пугать тоже. Загляни, не бойся.

Алена кивнула и с некоторой настороженностью потянулась к коробке. Как только она заметила маленькие дырочки в картонных стенках, сюрприз почти перестал быть сюрпризом, однако, когда из открытой коробки неловко вылез заспанный котенок, Алена разразилась целой серией восторженных междометий. Пока Алена умиленно гладила на коленях котенка, я не менее умиленно наблюдал за этой трогательной сценой. И вспоминал наше с Аленой примирение.

В тот день, когда мы чуть было не расстались, она сказала, что нам нужно какое-то время побыть врозь, отдохнуть друг от друга. Говоря «нам», она имела в виду себя, как нетрудно догадаться. Но ее «отдых» долго не продлился: на второй день она мне позвонила. Думала она всегда быстро, а тупо тянуть время, чтобы набить себе цену, – не в ее духе. Она простила мне мою фанатичность в стремлении поймать маньяка и то, что я подозревал ее. Несмотря ни на что, нас тянуло друг к другу, и я думаю, она всегда меня простит. Но я не намерен впредь испытывать ее терпение…

Этой ночью мы спали втроем: я, Алена и котенок. Тем не менее, присутствие девушки и кошки не избавило меня от ночного кошмара.

На сей раз никто за мной не гонялся, не топал и не хихикал. Запомнилось только давящее чувство ожидания чего-то страшного, чудовищного, непомерного для слабой человеческой психики. Гигантские тени ворочались вокруг меня, скрытые серой пеленой. А потом я увидел нечто вроде мемориала из белого камня, на котором был вырезан текст на неизвестном мне языке. Хотя я и не имел представления, что значат эти причудливые символы, они казались мне смутно знакомыми…

…– Ты кричал, – тихо сказала в полумраке комнаты Алена. Я не видел ее лица, лишь очертания кудрявых волос на фоне занавешенного окна. – Кошмар приснился?

– Да. Я в порядке.

Алена помолчала, затем произнесла:

– Ты кричал что-то… на каком-то странном языке. Я не поняла ни слова, но звучали они как-то страшно… Будто проклятие…

Я фальшиво рассмеялся:

– Да ну, брось. Тебе, видно, тоже кошмар приснился. И на что был похож этот язык? На немецкий?

– На диалект африканского, – ответила Алена и пояснила: – Я недавно смотрела передачу про языки афразийской макросемьи на ВВС.

– Наверное, в меня вселился какой-нибудь знахарь-масай, – попытался пошутить я, хотя от слов Алены по коже пробежали мурашки.

– Что происходит, Жень? – не повелась на шутку Алена. – Ты же больше не участвуешь в этих расследованиях?

– Нет.

Алена не знала подробностей моего сотрудничества с ФСБ. Я не рассказал ей всего. Она знала, что я помог силовикам при задержании опасного преступника, и не более. Вопросов она тоже лишних не задавала, что в общем-то выглядело странновато. Вероятно, она ждала, когда я сам созрею. Но я созревать не собирался. Чем меньше она знает, тем крепче спит. А не как я сейчас…

Следующие два дня кошмары меня больше не терзали, хотя мемориал с символами снился каждую ночь, но эти сны не сопровождались неприятными ощущениями. Поэтому я решил не посвящать Алену, чтобы она окончательно не решила, что я спятил.