Глава 17

Признаки сценария.

Первейшая обязанность группового психотерапевта, какой бы методики он ни придерживался, наблюдать за каждым движением каждой мышцы каждого пациента на протяжении каждой секунды групповой встречи. Чтобы достичь этого, в группе не должно быть больше восьми пациентов, и необходимо принимать все другие возможные меры, чтобы терапевт мог выполнять свой долг наиболее эффективно. Если терапевт избрал сценарный анализ, самый мощный из известных методов эффективной групповой терапии, он должен искать преимущественно те специфические сигналы, которые выдают природу сценария пациента, его корни, уходящие в глубь раннего опыта и родительского программирования. Только «выйдя из своего сценария», пациент сможет стать личностью, способной на независимую жизнь, созидательную деятельность и исполнение гражданского долга.

У каждого пациента есть характерная поза, жест, манеры, тик или другой симптом, показывающие, что он живет «в сценарии» или «ушел» в свой сценарий. И пока он подает эти сигналы, пациент не излечился, насколько бы «лучше» ему ни становилось. В мире своего сценария он может быть жалок или счастлив, но он все же в мире сценария, а не в реальном мире, и это подтверждается его снами, его повседневным опытом и отношением к терапевту и другим членам группы.
Сценарный сигнал вначале воспринимается интуитивно Ребенком психотерапевта (подсознательно, а не бессознательно). Затем однажды этот сигнал полностью осознает и берет под свой контроль Взрослый. Он сразу понимает, что это основная характеристика пациента, и удивляется, как «не замечал» этого раньше.
Абеляр, человек средних лет, жаловавшийся на депрессию и на медленную реакцию, три года посещал группу и «добился значительного прогресса», прежде чем доктор Кью понял, каков сигнал его сценария. У Абеляра было разрешение Родителя смеяться, и он делал это с большим вкусом и часто, но у него не было разрешения говорить. Если к нему обращались, он исполнял долгую и медлительную церемонию, прежде чем ответить. Медленно распрямлялся на стуле, брал мундштук, покашливал, гудел что-то про себя, словно собираясь с мыслями, и только тогда начинал: «Ну…» И вот однажды, когда группа обсуждала вопрос о детях и другие сексуальные проблемы, доктор Кью впервые «заметил», что Абеляр делает еще кое-что перед тем, как заговорить. Он глубоко засовывает руки за пояс в брюки. Доктор Кью сказал: «Достаньте руки из штанов, Абель!» И тут все, включая самого Абеляра, захохотали. Все поняли, что Абеляр все время делал так, но ни его соседи, ни доктор Кью, ни сам Абеляр этого «не замечали». Стало ясно: Абеляр живет в сценарном мире, где запрет говорить так строг, что в опасности его яички. Неудивительно, что он всегда молчал, если только кто-нибудь не давал ему разрешение заговорить, задавая вопрос. И пока этот сценарный сигнал присутствовал, Абеляр не мог заговорить спонтанно и не мог решить, что же на самом деле его тревожит. Аналогичный, хотя и более распространенный сценарный сигнал встречается у женщин; он тоже интуитивно воспринимается гораздо раньше, чем осознается. Но опытный терапевт вскоре научается видеть и оценивать его быстрее. Некоторые женщины сидят свободно, пока не начинает обсуждаться какой-либо связанный с сексом вопрос; тут они не только сжимают ноги, но и переплетают их, часто при этом скрещивая руки на груди и иногда еще наклоняясь вперед. Такая поза создает тройную или четырехкратную защиту против насилия, которое существует только в их сценарном мире, а не в реальном мире психотерапевтической группы.
Таким образом, появляется возможность сказать пациенту:
«Прекрасно, что вы чувствуете себя лучше и добиваетесь успехов, но вы не выздоровеете окончательно, пока не прекратите…» И тут полагается описать сценарный сигнал. Это начало попытки заключить «лечебный контракт» или «сценарный контракт», а не просто контракт «облегчения». Пациент при этом может согласиться, что присутствует в группе, чтобы выйти из своего сценария, а не просто встретить внимание и участие и более счастливо жить в своем мире страха и несчастий.
Одежда – плодородное поле для сценарных сигналов: хорошо одетая женщина, но в ужасной обуви (ее сценарий требует, чтобы она была «отвергнута»); лесбиянка в поношенной одежде (она, вероятно, играет в игру «сводить концы с концами», ее эксплуатирует ее подруга, и кончит она попыткой самоубийства); гомосексуалист, надевающий женское платье (он привыкает одалживать у женщин помаду, его избивает сожитель, и заканчивает он попыткой самоубийства); женщина, которая криво мажет губы помадой (ее часто эксплуатирует гомосексуалист). Другие сценарные сигналы: пациент моргает, жует собственный язык, сжимает челюсти, фыркает, стискивает руки, вертит кольцо на пальце и топает ногами. Исчерпывающий список можно найти в книге Фельдмана о манерах речи и жестах. Поза и осанка тоже могут многое открыть. Один из самых распространенных сценарных сигналов – склоненная голова у человека со сценариями «мученика» или «бродяги». Обсуждение этого вопроса см. у Дейча, а психоаналитическая интерпретация, особенно толкование сигналов пациента, лежащего на психоаналитической кушетке, дается Зелигсом.
Сценарный сигнал – это всегда реакция на какую-то родительскую директиву. Чтобы справиться с сигналом, нужно раскрыть эту директиву, что обычно сделать нетрудно, и найти точный антитезис. Это сделать гораздо труднее, особенно если сигнал есть ответ на галлюцинацию.

Внезапное проявление симптомов болезни – тоже сценарный сигнал. Сценарий Джудит приказывал ей «сойти с ума», как сделала ее сестра, но Джудит сопротивлялась родительскому приказу. Пока верх брал ее Взрослый, это была нормальная здоровая американская девушка. Но если кто-нибудь рядом вел себя, как «сумасшедший», или говорил что-нибудь «безумное», Взрослый Джудит исчезал и ее Ребенок оставался беззащитным. У нее сразу начинала болеть голова, девушка, извинившись, уходила и таким образом избавлялась от сценарной ситуации. На кушетке происходило то же самое. Пока доктор Кью разговаривал с ней или отвечал на ее вопросы, Джудит оставалась в хорошей форме, но если врач молчал, Взрослый Джудит исчезал, проявлялся Ребенок с какими-нибудь безумными мыслями, и у Джудит сразу начинала болеть голова. Некоторых пациентов в таких случаях начинает тошнить; в этом случае родительская директива не «сойди с ума», а «заболей физически», или – на групповом языке – «будь невротиком», а не «будь психотиком». Приступы тревоги, сопровождаемые сильным сердцебиением, неожиданными припадками астмы или крапивницы, – тоже сценарные сигналы. Если сценарию что-то угрожает, у пациента могут возникнуть сильнейшие приступы аллергии. Например, Роза с детства не страдала от аллергии, но когда психотерапевт сказал, что ей необходимо развестись, у нее случился такой сильный приступ, что ее пришлось госпитализировать и прервать анализ ее сценария. Терапевт не знал, что сценарий требовал от Розы развестись, но запрещал сделать это, пока не выросли ее дети. При таких столкновениях могут возникнуть серьезные приступы астмы, требующие помещения в кислородную палатку. Я думаю, что более глубокое знание сценария пациента поможет предотвратить подобные случаи. Под подозрение в подобных обстоятельствах попадают также язвенный колит и прободение язвы желудка. В одном случае страдавший паранойей пациент отказался от сценарного мира и стал жить в мире реальном – без соответствующей подготовки и «защиты». Не прошло и месяца, как в его моче появился сахар, свидетельствуя о начале диабета. Это вернуло его к «убежищу» его сценария «Больной» в несколько модифицированном виде. Лозунг «Думай о сфинктере!» относится также к психологическому компоненту сценария. Человек с поджатым ртом и человек, который ест, пьет, курит и говорит одновременно (насколько это возможно) – типичные «сценарные характеры». Человек, пристрастившийся к слабительным или клизме, может обладать архаическим «желудочным» сценарием. Женщины со сценариями «насилие» могут постоянно держать в напряжении мышцы Levator end и Sphincter cunni, что может вызвать сильную физическую боль. Преждевременная или замедленная эякуляция и астма могут также рассматриваться как связанные со сфинктером нарушения сценарного характера.
Сфинктеры – это органы финального представления или выигрыша. Истинная «причина» всех неприятностей, вызываемых сфинктерами, конечно, заключена в центральной нервной системе. Но трансакционный аспект возникает, однако, не из этой «причины», а из ее следствий. Например, хотя «причина» преждевременной эякуляции находится в центральной нервной системе, этот недостаток отражается на взаимоотношениях мужчины с супругой, и поэтому преждевременная эякуляция возникает из его сценария, или является его частью, или вносит в него свой вклад. Обычно это сценарий Неудачника и в других сферах, а не только в сексе. Важность призыва «думай о сфинктере» определяется тем, как сфинктеры могут использоваться трансакционно. Ребенок в Майке интуитивно очень быстро определяет, каким образом окружающие хотят использовать свои сфинктеры против него. Он знает, что вот этот мужчина хочет помочиться на него, а тот – испражниться, что эта женщина хочет на него плюнуть, и так далее. И он почти всегда прав, как со временем и обнаружится, если он достаточно долго пообщается с этими людьми. Вот что при этом происходит. Когда Майк впервые встречается с Патом (в первые десять секунд или – в самом крайнем случае – в первые десять минут после того, как они впервые встретились взглядами), Ребенок Майка точно определяет, на что настроен Ребенок Пата. Но как можно быстрее Ребенок Пата с помощью его Взрослого и Родителя создает густую дымовую завесу, которая, как джинн, постепенно принимает человеческое обличье, напоминая самого Пата. Это маскировка. Тогда Майк старается игнорировать интуитивную проницательность своего Ребенка, забыть о ней и воспринимать только персону Пата. Так Пат обманывает Майка, лишает его проницательности и подставляет свою персону. Майк принимает персону Пата, потому что и сам в это время деловито воздвигает дымовую завесу, чтобы обмануть Пата, и настолько занят этим, что забывает не только то, что его Ребенок знает о Пате, но и то, что он знает о самом себе. Я в другом месте более подробно обсуждал эти первые десять секунд. Люди игнорируют свою интуицию и вместо этого воспринимают персоны друг друга, потому что так требует вежливость и потому что это соответствует потребностям игр и сценариев. Это взаимное приятие называется «социальным контрактом». Каждый определяет у другого сценарное значение сфинктеров и интуитивно выделяет людей с совпадающими сценариями. Говоря в общем виде, тот человек, сценарий которого призывает питаться дерьмом, будет искать человека, который по сценарию испражняется на других. В первые же десять минут они сцепятся друг с другом, проведут какое-то время, переживая сфинктерное основание своего взаимного влечения, и если минуют этот пункт, со временем начнут удовлетворять сценарные потребности друг друга. Если это кажется невероятным, вспомните о гораздо более ужасных случаях, когда начинается немедленное удовлетворение сценарных запросов. Мужчина-гомосексуалист может войти в мужскую уборную или в бар, он может просто идти по улице и в десять секунд безошибочно узнает человека, которого ищет, того единственного, кто не только даст ему сексуальное удовлетворение, которое он ищет, но и даст это предписанным сценарием образом: в каком-нибудь редко посещаемом месте, где к сексуальному удовольствию добавляется возбуждение от игры в «казаки-разбойники», или в более укромном месте, где может возникнуть долговременная связь, которая закончится (если того требует сценарий) убийством. Опытный мужчина-гетеросексуал, идя по главной улице любого большого города, безошибочно определяет нужную ему женщину: ту, которая не только даст ему сексуальное удовлетворение, но и будет играть в игры, включенные в его сценарий. Мужчина может быть ограблен, получить плату, напиться, принять наркотики, быть убитым или жениться – в зависимости от требований своего сценария. Многие цивилизованные и хорошо воспитанные люди научаются игнорировать или подавлять свою интуицию, хотя в соответствующих условиях она проявляется, сбрасывая маску.

В первом разделе мы обсудили некоторые видимые сигналы сценария. Теперь обратимся к искусству слушать. Терапевт может слушать пациента с закрытыми глазами, время от времени заверяя, что он не спит, или повторяя услышанное, или слушать запись групповой встречи, опять-таки предпочтительно с закрытыми глазами, чтобы отсечь зрительные раздражители. Одно из сценарных требований, которому учат почти каждого ребенка, помимо того, что нельзя слишком настойчиво смотреть на людей, – нельзя слушать с закрытыми глазами, чтобы дети не услышали слишком много. Этот запрет нелегко преодолеть – маме это не понравилось бы.
Даже если он никогда не видел пациента и ничего предварительно о нем не знает, опытный сценарный аналитик может извлечь огромное количество информации из десяти– или двадцатиминутной записи разговора в группе. Начиная с нуля, он, послушав некоторое время неизвестного пациента, может довольно точно описать, как его воспитывали в семье, его любимые игры и вероятную судьбу. После тридцати минут восприятие из-за усталости притупляется, так что запись нельзя слушать дольше получаса за раз.
Всегда можно научиться слушать лучше. Это напоминает положения дзэн-буддизма, потому что по большей части зависит от того, что происходит в голове слушателя, а не от того, что происходит вне ее. Услышанную информацию усваивает состояние личности, известное как «Профессор», Взрослый в Ребенке (см. рис. 7). Профессор обладает мощной интуицией, и главное в интуиции связано с трансакционным поведением сфинктеров. Какой сфинктер собеседник хочет использовать на мне и какой хочет, чтобы я использовал на нем? Откуда исходят эти желания и на что направлены? К тому времени как архаичная или «примитивная» информация доходит до Взрослого слушателя, она может стать более точной: относительно семейного окружения пациента, его инстинктивных стремлений, его занятий и его сценарной цели. Таким образом, необходимо знать, как помочь Профессору выполнить свое дело наиболее эффективно. Правила для этого таковы:
1. Слушатель должен находиться в хорошем физическом состоянии, предварительно нормально выспаться, он не должен находиться под воздействием алкоголя, лекарств или наркотиков, которые отразятся на эффективности его мышления. Это относится также к успокоительным и стимуляторам.
2. Он должен освободиться от посторонних мыслей.
3. Он должен отбросить все Родительские предрассудки и чувства, включая потребность «помогать».
4. Он должен отбросить все предубеждения относительно пациентов в целом и относительно того пациента, которого слушает, в частности.
5. Он не должен позволять пациенту отвлекать себя, задавая вопросы или прося чего-нибудь; нужно научиться так пресекать подобные помехи, чтобы не обидеть пациента.
6. Взрослый терапевта вслушивается в содержание слов пациента, в то время как Ребенок-Профессор слушает, как пациент говорит. Если сравнить это с телефонным разговором, можно сказать, что Взрослый слушает рассказ собеседника, а Ребенок – шум на линии. Если сравнивать с радио, Взрослый слушает программу, а Ребенок – как работает приемник. Таким образом, терапевт одновременно и слушатель, и ремонтник. Если он советник, ему достаточно быть слушателем, но если он терапевт, его цель – произвести ремонт.
7. Когда терапевт начинает уставать, нужно перестать слушать и начать смотреть или разговаривать.

Научившись слушать, терапевт должен узнать, к чему нужно прислушиваться. С психиатрической точки зрения есть четыре основных голосовых сигнала:

звуки, акцент, голос и словарь.

Простейшие звуки дыхания и соответствующие им значения таковы: покашливание (никто меня не любит), вздохи (если бы только), зевки (проваливай), хмыканье (это вы сказали) и всхлипывания (вы меня достали), а также различные звуки смеха: смешки, хихиканье, гоготанье, хохот, ржание. Ниже будут рассмотрены три важнейших типа смеха, известные в просторечии как «хо-хо», «ха-ха» и «хе-хе».

Сценарии в очень малой степени зависят от культуры. В каждом слое общества и в каждой стране есть свои Победители и Неудачники, и по всему миру они одинаково движутся к своей судьбе. Например, распространение душевных заболеваний в различных больших группах людей примерно одинаково, и повсюду случаются самоубийства. В каждой большой группе по всему миру есть также свои лидеры и свои богатые. Тем не менее иностранный акцент имеет значение для сценарного аналитика. Прежде всего, он позволяет сделать обоснованную догадку о ранних родительских наставлениях, и именно здесь вступает культура: «Делай как сказано» в Германии, «Не мешай» во Франции и «Не будь непослушным» в Англии. Во-вторых, акцент указывает на степень гибкости сценария. Немец, который прожил в нашей стране двадцать лет и по-прежнему говорит с сильным акцентом, вероятно, имеет менее гибкий жизненный план, чем голландец, который уже через два года свободно владеет американским вариантом английского. В-третьих, сценарий пишется на родном языке Ребенка, и сценарный анализ будет сделан быстрее и легче, если терапевт владеет этим языком. Иностранец, живущий по своему сценарию в Америке, все равно что «Гамлет», поставленный на японском языке в театре кабуки. Если критик не знает оригинала, он очень многого не поймет или упустит в представлении. Местный акцент тоже несет в себе информацию, особенно если проявляется сильно. Человек, который говорит с бруклинским акцентом, но время от времени произносит слова на бостонский или бродвейский манер, ясно демонстрирует влияние героической или родительской личности, которую несет в голове, и эту личность нужно определить, потому что влияние, вероятно, очень сильное, даже если сам пациент это отрицает.

Каждый пациент имеет, по крайней мере, три голоса: Родителя, Взрослого и Ребенка. Он может долгое время скрывать один из них или даже два, но рано или поздно они проявятся. Обычно внимательный слушатель, вслушиваясь в течение пятнадцати минут, определит по крайней мере два голоса. Пациент может произнести целую Родительскую речь, только раз всхлипнув Ребенком, или целую Взрослую речь, только раз сделав Родительское замечание, но внимательный слушатель уловит ключевую фразу. У некоторых пациентов голос меняется от одного предложения к другому, иногда же даже два или три голоса могут быть слышны в одном предложении. Каждый из этих голосов что-то раскрывает в сценарии. Родитель, обращаясь к другому человеку, использует лозунги и наставления, которые произнесли бы в такой ситуации отец и мать:
«Разве не все так делают?», «Только посмотри, кто говорит», «Тебе нужно лучше думать», «Постарайся получше», «Никому нельзя доверять». Непоколебимый голос Взрослого обычно означает, что Родитель подавил Ребенка, чтобы иметь возможность отпустить несколько невеселых педантичных замечаний, сдобренных «официальными» или анальными шутками. Это означает, что Ребенок найдет другой путь для своего выражения, он будет периодически взрываться, демонстрируя неадаптивное и неадекватное поведение и напрасную трату энергии, что обычно является признаком побежденного. Голос Ребенка обычно означает сценарные роли, например «умный малыш», «маленький старичок», «приставала и нюня». Таким образом, Родительский голос выражает антисценарий, голос Взрослого – образец и голос Ребенка – сценарную роль.

Каждое состояние Я может иметь собственный словарь. Родительские слова, такие как «плохой», «глупый», «трус» и «нелепый», говорят о том, чего боится человек и чего старается избежать. Настойчивое употребление Взрослого технического словаря может быть просто способом избежать общения с людьми, как бывает в инженерном деле, авиации и финансах, где строго придерживаются директивы «Совершай великие поступки, но не принимай ничего близко к сердцу». Словарь Взрослого «защитника» (родительский комитет, психология, психоанализ, социальная наука) может быть использован для интеллектуального жертвоприношения, когда расчлененная душа жертвы валяется на полу – в полном согласии с теорией, что постепенно она снова срастется и станет еще содержательнее. Главная мысль такого сценария:
«Я разорву тебя на части, но не забывай, что я только стараюсь тебе помочь. Но собирать себя из кусочков тебе придется самому, потому что никто это за тебя не сделает».
Иногда пациент сам становится ритуальной жертвой собственного обряда. Словарь Ребенка может состоять из непристойных слов мятежа, жалобных клише или сладких слов очаровательной невинности. Типичная триада, которую можно найти в одной и той же личности: Родитель подслащает пилюлю, Взрослый все раскрывает, а Ребенок произносит непристойности. Например: «У нас у всех бывают взлеты и падения; мне кажется, ты прекрасно справляешься. Конечно, тебе придется расколоть свое автономное Я, чтобы избавиться от идентификации с матерью. В конце концов мы живем в дерьмовом мире». Такой сценарий исходит прямо из Дантова ада: «Как улыбаться, читая учебник, в то время как ты по уши в дерьме».

Предложения составляются совместно Родителем, Взрослым и Ребенком, и каждое состояние Я использует слова и фразы в соответствии со своими потребностями. Чтобы понять, что происходит в голове пациента, терапевт должен быть способен расчленить конечный продукт на отдельные фрагменты, имеющие смысл. Это называется трансакционным разбором по частям речи и отличается от грамматического разбора.

Человека, который говорит, что он страдает от «пассивной зависимости» или что он «социопат с ощущением опасности», нужно спросить: «Как называли вас родители, когда вы были маленьким?» Эвфемизмы типа «агрессивное выражение» или «сексуальные отношения» нужно отграничить, спросив: «А как вы их называли, когда были маленьким?» «Экспрессивная агрессия» – чистейшей воды артефакт, означающий, что пациент посещал класс современных танцев или сражался с гештальттерапевтом, в то время как «половые сношения» может означать, что он бывал на собраниях Лиги свободного секса. Наречия несколько более интимны. Так, «Иногда я испытываю сексуальное возбуждение» звучит несколько отстраненно, в то время как «Иногда я бываю сексуально возбужден» гораздо ближе к самому говорящему. Однако точное психологическое значение наречий предстоит еще выяснить. Местоимения, глаголы и конкретные имена существительные – самые реальные части речи и применяются, чтобы «называть вещи своими именами». Называть вещи своими именами означает, что пациент готов к выздоровлению. Так, женщина, которая боится секса, часто подчеркивает прилагательные и абстрактные существительные: «У меня был удовлетворительный сексуальный опыт». Позже она же может подчеркивать местоимения и глаголы: «Мы кончили одновременно». Одна женщина впервые обратилась в больницу, чтобы приобрести «акушерский опыт». Второй раз она явилась туда рожать. Пациенты «проявляют враждебность к фигурам, олицетворяющим собой власть». Становясь реальными людьми, они просто рвут газеты. Что касается терапевтов, то тот, кто сообщает: «Мы начали интервью, обменявшись положительными приветствиями. Затем пациент сообщил, что выразил враждебность, исполнив акт физической агрессии против своей жены», реже добивается успеха, чем тот, который говорит: «Пациент поздоровался и рассказал, что ударил жену». В одном случае терапевт утверждал, что мальчик «посещал закрытую школу-интернат в частном районе», в то время как сам мальчик просто сказал, что «ходил в интернат». Самое важное слово в сценарном языке – союз «но», который означает: «В соответствии с моим сценарием я не имею разрешения делать это». Реальные люди говорят: «буду…», «сделаю…», «не могу», «я проиграл…», в то время как выражения «буду, но…», «сделаю, но…», «не могу, но…», «я проиграл, но…» относятся к сценарию.

Правило прослушивания звукозаписи таково: если не слышишь, что говорит пациент,

не волнуйся, потому что обычно он ничего не говорит. Когда у него будет что сказать, ты его

услышишь, какой бы шумной или несовершенной ни была запись. Для клинических целей

иногда плохая запись лучше хорошей. Если слышно каждое слово, слушателя может отвлечь

содержание и он пропустит самые важные сценарные указатели. Например: «Я встретила в

баре мужика, и он стал на меня поглядывать. Поэтому, когда он стал слишком уж нахален, я

сказала ему: «Что вы себе позволяете?», чтобы он понял, что перед ним леди, но он продолжал

приставать, и я велела ему отвязаться». Скучная и довольно обычная история, не содержащая никакой информации. Гораздо больше раскрывает плохая запись, когда слышишь: «Др др др

др стал на меня поглядывать др др др нахален др др др перед ним леди др др др др велела ему

отвязаться». Различимые слова – это «о’кей» слова. Пациентка получила от матери предписа-

ние заставлять мужчин отвязаться от нее, тем самым доказывая, что она леди. При этом она

должна собрать достаточно купонов или приставаний, чтобы оправдать свой (как леди) гнев.

Инструкция гласит: «Помни, леди сердятся, когда мужчины пристают к ним». А отец добав-

ляет: «В барах много нахальных парней. Мне ли не знать?» И вот женщина идет в бар, чтобы

доказать, что она леди.

После того как она прошла психоаналитическую терапию, ее запись гласила: «Др др др др

садист др др др др мое мазохистское Я др др. Др др др др выражая свою обычную враждебность

др др». Она заменила старые «о’кей» слова новыми. Если она перейдет к трансакционному

аналитику, в записи будет: «Др др др его Ребенок др др др мой Родитель др др др играл в

«Насилуют!». Но еще через месяц никакого шума в записи не будет, а будут слова: «Я встретила

несколько очень хороших людей после того, как перестала ходить в бары».

«О’кей» слова рассказывают историю пациента гораздо лучше, чем вся история. Требу-

ются месяцы обычной терапии, чтобы раскрыть подробности истории неудач, рассказанной

выпускницей колледжа, но если запись гласит: «Др др др напряженно училась др др др хоро-

шие отметки, но др др др ужасно впоследствии», различимые «о’кей» слова сообщают исто-

рию ее жизни: «Ты должна напряженно работать и почти добьешься успеха, но что-нибудь

произойдет, и ты будешь чувствовать себя ужасно». «О’кей» слова громко и четко выражают

сценарные директивы.

«О’кей» слова в предыдущем абзаце происходят от Родительских наставления, образца

и угроз. Наставления, такие как «будь леди», «учись хорошо», содержат «о’кей» слова «леди»

и «учись». В угрозе «Случится что-нибудь ужасное» «о’кей» словами являются «что-нибудь

ужасное». Когда пациент привыкает к психоаналитической кушетке, словарь терапевта начи-

нает состоять из «о’кей» слов. И действительно, это один из признаков привыкания пациента.

Пациент говорит «мазохизм», «враждебность», «Родитель», «Ребенок» и т. д., потому что на

этой стадии терапевт подменяет собой отца, и его «о’кей» словарь заменяет усвоенный паци-

ентом в детстве. «О’кей» слова – это слова, одобренные Родительской частью отца, матери,

терапевта или другой фигурой, олицетворяющей отца.

Мы помним, однако, что многие сценарные ограничения даются Ребенком отца и матери

и опираются на другой словарь – на сценарные слова и фразы, которые отличаются от «о’кей»

слов. Некоторые сценарные слова могут даже противоречить словам «о’кей». Женщина, кото-

рая использует подобающие леди слова, когда находится в антисценарии, может воспользо-

ваться очень грязным языком, когда возвращается к своему сценарию. Так, она может назы-

вать своих детей «милые малышки», когда трезва, и «грязные морды», когда пьяна. Сценарные

слова содержат очень важную информацию относительно сценарных ролей и сценарных сцен,

которые необходимы для восстановления сценарного мира или того мира, в котором живет

Ребенок пациента.

В мужских сценариях обычны роли лиц противоположного пола: девочки, леди и жен-

щины. В женских сценариях есть роли мальчиков, мужчин и стариков. Более специализиро-

ванные роли – «маленькие девочки» и «грязные старики». Эти две роли привлекают друг

друга, особенно в барах. Женщина называет мужчин, с которыми встречается, «грязными ста-

риками». Мужчине нужна для его сценария маленькая девочка, а ей для своего – грязный ста-

рик, и когда они встречаются, начинается представление, и они знают, что сказать друг другу

после того, как поздоровались. Разные женщины живут в мире, населенном волками, чудовищами, соблазнителями, котами, змеями, вампирами, мошенниками, а мужчины видят в жен-

щинах сук, цыплят, девчонок и шлюх. Все это сценарные слова, они могут прозвучать в ходе

разговора в группе.

Сценарные сцены обычно сосредоточены вокруг какой-то комнаты в доме: детской, ван-

ной, кухни, гостиной, спальни, и это проявляется в выражениях «есть что выпить», «весь этот

хлам», «настоящий пир», «все эти люди» и «врежь им». У каждой из этих комнат есть свой

словарь, и человек, застрявший в определенной комнате, будет снова и снова использовать

одни и те же слова и выражения. Столь же часто встречается рабочий кабинет, символизиру-

емый выражением «убирайся отсюда».

У тех, кто борется со своими сценариями, можно отметить антисценарные слова. Джек,

Сизиф, упоминавшийся в главе двенадцатой, стал профессиональным бейсбольным игроком

отчасти потому, что это входило в его сценарий, отчасти же потому, что туда загнал его дядя.

Слушая его однажды, доктор Кью заметил, какое ударение делает Джек на слове «нет», которое

произносит очень часто, и меньшее, но тоже значительное ударение на словах «кое-что еще».

Он сразу интуитивно понял значение этих слов. Когда Джек говорил «нет», он подавал, то есть

был питчером, а когда он подавал, его Ребенок говорил «нет» – «Ты не попадешь!». Когда

он говорил «кое-что еще», он бросал на первую базу, а когда он бросал на первую базу, он

говорил «кое-что еще»: «Если я не смогу тебя выбить, мы попробуем кое-что еще». Джек не

только подтвердил эту интуитивную догадку, но и сказал, что тренер по бейсболу говорил ему

то же самое, только на другом языке: «Расслабься! Если будешь все подачи делать с такой

силой, вывернешь плечо!» Что Джек со временем и сделал. Подобно доктору Кью, тренер на

основании своей интуиции и опыта догадался, что Джек подает в гневе, и знал, что ни к чему

хорошему это не приведет.

Антисценарий Джека требовал, чтобы он стал успешным бейсбольным игроком, и за его

профессиональной подачей скрывался сильный гнев против отца и дяди, приказывавших ему

быть побежденным. Таким образом, всякий раз подавая мяч, он боролся со своим сценарием,

пытался вырваться из него и победить. Это придавало ему скорости, а антисценарий позволял

сохранять контроль. Единственное, чего ему не хватало, так это хладнокровия и умения пода-

вать в соответствии с игрой. В конце концов этот гнев, не позволявший ему приспособиться,

привел именно к тому выигрышу, против которого он боролся, и ему пришлось перестать

играть. Интуитивная проницательность Взрослого в Ребенке терапевта, то есть Профессор, –

наиболее ценный терапевтический инструмент. Острая чувствительность правильно настро-

енного Профессора демонстрируется тем фактом, что доктор Кью все это понял, хотя только

раз в жизни был на бейсбольном матче профессионалов, хотя, конечно, в молодости играл в

любительский бейсбол.