Глава 1

На небольшой (в сравнении с бескрайним лесом вокруг – и вовсе крошечной) полянке прохаживался мужчина. Он внимательным взглядом окидывал ровные ряды чудных растений – их ярко-салатовые листья сильно выбивались из тёмной лесной палитры. Судя по добродушному (в некотором роде даже благостному) выражению лица – он был чрезвычайно доволен тому, что видит.

Ещё неделя-другая и…

Взгляд, до этого ползающий по земле, как вездесущие жуки-падальщики в небеспочвенной надежде поживиться, неосторожно зацепился за небо. Сегодня оно было необычайно голубым. Облака напоминали ему о чём-то далёком, но он никак не мог понять о чём.

Они были похожи на детские рисунки, но он уже не помнил такие вещи.

Вернувшись к импровизированному огороду, сознание снова потекло в привычном направлении. Ступор отступил, удалось восстановить последнюю мысль.

…и можно собирать.

Медленно, будто опасаясь упасть, он развернулся. Спустя полминуты скрылся за почти сплошной стеной деревьев и воистину монструозно крупного бурелома.

На самом деле преодолеть это расстояние можно было бы и всего за несколько секунд, но отшельник намеренно замедлялся последние несколько лет. Он верил, что лучше постигнет лес, если будет жить с ним в одном ритме.

Мысли тоже растягивались настолько, что подчас казались чужеродными и не всегда удавалось вспомнить откуда они взялись.

Но лес нельзя понять до конца. Разумеется.

За деревьями, словно за ширмой, затаилась широкая изба. Отшельник приоткрыл тяжёлую, несколько косую дверь и наощупь пробрался внутрь. Сквозь густые кроны свет и так едва пробивался – в убежище же его не было совсем.

По памяти нашарив на полке искомое, он покинул дом, плотно закрыл дверь – не стоит искушать судьбу. Не стоит дразнить Лес.

Путь до реки знаком не хуже – всё-таки ходить туда приходилось почти каждый день на протяжении нескольких лет.

Бриться без мыла – то ещё удовольствие. Иногда этот процесс занимает до часа. Впрочем, у отшельника не было часов. По солнцу он ориентировался весьма плохо даже если бы его видел – небо относительно нормально открывалось только на поляне с высаженными растениями. В самой чаще отличить возможно только день от ночи, не более. И закат – здесь он слишком багровый.

Иногда он замирал и подолгу вглядывался в воду. И не понятно – видел он то ли что-то своё, то ли нечто совсем чуждое. С каждым днём грань между такими вещами становилась всё менее осязаема, как, впрочем, и сами дни. Они тоже уже практически не отличаются друг от друга, сливаясь в единый осторожный полумрак.

В этом полумраке не разглядеть отражения в томно текущей, будто загустевшей воде. Только нечёткий силуэт. Даже не чёрный, а какой-то земляной. От вчерашнего он отличается разве что сбритой бородой и состриженными космами. Но лица всё равно не видно. Помнит ли отшельник как выглядит?

Наверное, он об этом даже не думал. Думал о чём-то своём. Или чуждом. Или вовсе не думал – просто созерцал.

Борода собирает грязь, чешется, цепляется и иначе доставляет неудобства. Не то что бы ему был важен комфорт, но дискомфорт мешает думать. Или созерцать.

Он до сих пор не совсем понимает чем занимается и чего хочет достигнуть. В конце концов, он не друид. Вероятно эта задача, какой бы она ни была, ему не по силам.

Что-то всё-таки было в той воде, потому что очнулся отшельник только когда окончательно стемнело. Как ни странно, он улыбался. Дорога домой пролегает буквально через тернии, но уже давно известна наизусть.

Не хочу домой.

Он внезапно замер на полшаге. Откуда взялась эта мысль? Кто…

Нерешительно опустил ногу на поваленное бревно. Переставил другую. Боязливое оцепенение не исчезло, но и не завладело им. Оно было где-то там, внутри, а снаружи…

Снаружи Лес. Нарушать законы Леса не хотелось ещё сильнее. Едва ли не первый закон, который постиг отшельник, таков: «ночью надо быть дома».

Отшельник хотел бы отбросить это досадное разделение своего размытого времени на строгие интервалы, но, к сожалению, не мог. Разница между днём и ночью видна не только по небу.

Закрывая за собой дверь, он в последний раз за сегодня оглянулся. Безлунное, снова затянутое однотонным месивом небо ничем не отличалось от такого же непроглядного леса. Казалось, само бытие исчезает в нескольких шагах от наблюдателя. Будто там ничего нет. Сложная, жестокая ловушка.

По крайней мере не этот.

***

То ли сон не шёл, то ли он разучился спать нормально. Не удивительно – тут вообще мало нормального.

Лес оставался беззвучным, в тоже время напевая всем своим обитателям потустороннюю колыбельную. Она тянется бесконечно, неуловимо усиливаясь после заката и притухая с рассветом. Её нельзя долго слушать. Но и игнорировать не стоит – иногда в ней проскальзывают подсказки. Бесполезные и бесценные.

На этот раз подсказок почему-то не прозвучало.

Приглушённые хлопки вырвали отшельника из сонной прострации не хуже оплеухи. Размазанное по пространству сознание судорожно втянулось куда-то в область затылка. Глаза, до этого следившие за неспешной суетой бессвязных образов, напряжённо воткнулись во тьму.

Слышен громкий шелест опада, но совсем не чувствуется вибрация – тяжёлые шаги чего-то лёгкого. Это хорошо, намного хуже когда наоборот.

Шаги отдалились.

Приблизились.

Снова отдалились.

Отшельник не стал упускать шанс. Плавно, опираясь одними пальцами, приподнялся над кроватью и почти что перетёк на пол. От прежней заторможенности осталась одна неспешность – движения выверены, взвешены, безошибочны. Рукой он опёрся о стену – чтобы лучше чувствовать движение снаружи. В нескольких сантиметрах под ладонью находится топорище – но это на крайний случай. Если придётся отбиваться прямо в доме, то, скорее всего, будет поздно.

Неизвестный упорно не желал уходить. Шелест отдалялся, приближался, иногда замирал на несколько секунд, но упорно крутился где-то рядом. В стороне поляны.

Придётся кормиться с неприкосновенного запаса. Или наведаться к резервной посадке.

Отшельник уже смирился с затоптанными грядками и прикидывал на сколько хватит недозревших плодов, но его размышления прервала… тишина. А последний шелест был очень близко. Прямо напротив двери.

Раздался неровный стук.

Рука дёрнулась, но отшельник вовремя себя остановил – он не был уверен, что сможет поднять топор бесшумно. А сейчас самое главное – не шуметь.

Ситуация из разряда «случайная встреча» резко превратилась в «случайная встреча с опасной тварью». Ближайшие существа, способные постучаться в дверь без злого умысла, находятся слишком далеко отсюда. Единственное что остаётся – надеяться что тварь не осознает факт встречи и уйдёт восвояси.

Ещё несколько шагов. Неопределённое шуршание. Тишина.

Затаилась.

Отшельник разучился расстраиваться, злиться. По крайней мере последнюю неделю удавалось высыпаться – уже невиданная щедрость со стороны Леса. А теперь он снова требует внимания.

Снова пытается забрать чужое. Или своё? Может, человек уже стал его частью? В конце концов, часть не может осознать целое – это просто абсурдно. Только если отделится и разрастётся до соответствующих размеров. Но ему это не светит. Лес не терпит оппозиции, хотя и почему-то оставляет некоторых в живых. Почему?

Часть не может понять целое.

Паршивый вывод. А ведь казалось что ещё немного, ещё пара кошмаров и ему удастся синтезировать эту естественную для Леса, но невозможную для него смесь тысячелетнего покоя и еженочного безумия. Смесь, что растворена в почве; смесь, которой дышат болота; она же пылью срывается с век просыпающихся тварей.

Казалось? Кажется и сейчас. Нельзя так просто отмахнуться от Леса.

…от себя?

Ноги затекли. Поясница наливается тупой, терпимой болью. Быть может тварь за дверью только этого и ждёт, но отшельник решил отстраниться от стены. Они, бывает, месяцами в засаде сидят, а он… он всего лишь человек. Если и предпринимать что-то, то сейчас, пока ещё есть силы.

Очень медленные шаги. Такие, что самому не слышно. С обязательными паузами после каждого – сместить центр тяжести для большей устойчивости. Ещё один закон Леса: «чем тише – тем дальше от смерти».

Не прошло и пяти минут, как он добрался до противоположной стены. Аккуратно снял оберег.

Такой же напряжённый путь до двери.

Повесил оберег на один из штырей.

Снова путь назад – за порошком. Можно бы было взять всё сразу, но оступается он реже чем роняет вещи.

Порошок находится в небольшом горшке, предусмотрительно оставленным без крышки. Отшельник подумал немного, и решил не рисковать. Сел прямо там где стоял. Ткнул пальцем в посуду, облизнул.

Холодный. Ещё долго.

Для ритуала нужен особый настрой. Он пытался представить беззащитных милых созданий, гибнущих посреди несправедливости, но не мог вспомнить как они выглядят. Память утверждала, что подобный случай имел место в его жизни, но вместо безучастных жертв рисовала шаткие как дым гуманоидные образы. Тонкие, Серо-коричневые, без лиц, они скорее вызывали отвращение пополам со страхом, а не жалость.

Не получилось.

Никогда у меня ничего не получается. Лес этот ёбаный… сука.

Глаза напряглись и будто стали горячее. По щеке скользнула капля.

Сначала отшельник обмер. Ему вдруг показалось что что-то капает с потолка. «Что-то» из кривой оскаленной пасти Леса. Примерно так он обычно и приветствует своих немногочисленных обитателей при встрече.

Но когда слеза скатилась и с другого глаза, догадался. Он понял – вот оно.

Жалость к себе. Тупо… Так ущербно.

Щепоть пороха сжалась меж дрожащих пальцев. Рука выпрямилась, двинулась по дуге, роняя невидимые в темноте песчинки.

Одними губами, но не иначе как на вдохе, проглатывались слова. Это было бы похоже на всхлипы, если бы он осмелился говорить вслух.

Он не понимал почему ещё помнит это заклинание (молитву?), но едва ли помнит свою жизнь. Будто Лес забрал всё мало-мальски осмысленное, оставив только бессвязные призраки чужих историй.

Порошок ложился на неровный земляной пол концентрическими кругами. Несуществующий ветер время от времени подхватывал отдельные песчинки, не беспокоя при этом соседние, и относил чуть поодаль. Недостаточно далеко, чтобы хоть одна из них терялась из виду, но более чем достаточно, чтобы стать по-настоящему одинокой. Формирующийся при этом узор не говорил ни о чём, кроме…

Отшельник не видел их, но почти физически чувствовал тяжесть отчаяния. Безучастные древние льды. Заточённые в них Забытые, что даже не взирали, а просто противились своему существованию. Сложно понять, что творится в голове у тех, кто не может, но всеми силами стремиться обратиться в ничто. Обрести власть над сущим, стать подлинным Богом – и всё это взвесив, отречься даже от данного изначально? Даром?

Вот только сущности такого уровня не могут просто исчезнуть.

Они способны созидать полноценные миры. И даже с большей лёгкостью их уничтожать. Но не себя и себе подобных.

Есть множество мест, где Забытые могут скоротать вечность. К одному из таких только что и обратился отшельник, зная что тамошние обитатели не позволят себе гнев, ибо это только сильнее разбередит их покой.

— Простите…

Слёзы уже не капали, а просто примерзали к щекам, отдавая холодом куда-то в душу. Отшельник знал, что пытаться убрать их бесполезно – только порежет лицо и загонит кристаллы глубоко под кожу. В любом случае, они растают на рассвете.

Он смотрел на песчинки и видел в них что-то от Забытых. Такие же ничтожные, но вместе с тем незыблемые – даже абсолютная тьма неспособна скрыть их от чьих-либо глаз после воззвания. Они не светятся, нет. Призрачный холодный блеск – лишь отражение чего-то настолько далёкого, что оно вряд ли вообще существует. По крайней мере не в этой реальности.

Этот свет направлен не вовне, а внутрь, бесконечно замыкаясь в себе, в попытке перестать существовать для всего остального мира. Хотя-бы визуально. Хотя-бы так.

Не все оставались неподвижны. Некоторые левитировали в нескольких сантиметрах над землёй, другие опускались под неё. Некоторые исчезали, залетая в стены. Некоторые исчезали просто так – беспричинно, бесцельно. Бессмысленно.

Как память.

Вскоре исчезнут все, но их действия должно хватить на ночь. А Лес будет думать над следующим ходом. У него в запасе много фигур и трюков. В том числе и тех, что отшельник отдал добровольно. Может и не у всего есть причина, но человек верит, что у его пребывания здесь она должна быть.

Нет, в отличии от многих других вещей – он помнит. Не саму причину, но факт её наличия.

Вера ли, уверенность… Ты ведь слышишь? Дай подсказку.