Глава 1

Глава 1

coisich air falbh

    В комнате было душно.

      Солнечные лучи нерешительно пробивались сквозь плотную ткань занавесок, а пылинки подрагивали, начиная свой медленный вальс и искрясь на свету. Кружась в этом танце, они оседали на деревянные лакированные рамы небольших картин. В левом углу стены напротив висела копия вангоговских «Двенадцати подсолнухов»; чуть поодаль, меньших размеров, чем оригинал, висела «Ваза с ирисами». Рядом располагался небольшой комод: на нем лежали одни лишь черные перчатки и шариковая ручка — никаких излишеств.

      В центре комнаты, до которого еще не дошел пастельно-желтый рассвет, стояла просторная кровать, приютившая на себе два изящных тела. Кожа лежащего почти на самом краю юноши была светлой — совсем немного теплее цвета слоновой кости. Он мирно лежал на левом боку, голова его была направлена как раз в сторону окна. Спокойное дыхание завлекало в маленький ураган пылинки, а тонкие пальцы подрагивали, время от времени сжимая темные шелковые простыни.

      Юркий весенний ветерок, пробравшись сквозь открытые окна, шевельнул шторы. Едва коснулись солнечные лучи густых смолянистых ресниц, как те дрогнули. В окружении смятых простыней, парень медленно открыл глаза и прищурился. С секунду привыкая к свету, он поднял руку, чтобы от него оградиться. Он чуть поморгал и лениво поправил лезшую в глаза челку, а после огляделся. Увидев рядом с собой тело девушки, юноша нахмурился и аккуратно откинул одеяло. Он медленно встал с кровати, благодаря неведомые силы за то, что та не скрипела, и быстро обнаружил, что сам, оказывается, был в исподнем. Ухмыльнувшись, он открыл входную дверь, но в миг осекся.

      Подойдя к маленькой прикроватной тумбочке, парень открыл верхний ящик и аккуратно отодвинул весь массовочный* хлам. Найдя компактный магнитофон, он без лишнего шума вытащил его, периодически пуская короткие взгляды на девушку. После он встал, оглядел комнату на наличие чего-нибудь, что могло бы вызвать подозрение, и, не найдя совершенно ничего подобного, мысленно отвесил самому себе поклон до пола и вышел из комнаты.

***

Бывают дни, когда в душе усталой
Всё вымерло, — как в час очарованья,
Меж черно ночью и зарею алой,
Стихает мир без тьмы и без сиянья.
— Пётр Дмитриевич Бутурлин.

   — Во времена, совпавшие с жизнью и деятельностью Маркса и Энгельса, противоречия буржуазного общества проявились столь явно, а давление социально-экономических факторов на все сферы жизнедеятельности людей обнаружились столь отчетливо, что никто уже не сомневался в первичности материального интереса. Люди и окружающая природа стали в чистом виде объектом исключительно хозяйственной деятельности… — как и предполагается канонами, по всей аудитории разлетался звучный баритон пожилого мужчины, одетого в темно-синий костюм. Он часто поправлял свой галстук, который по непонятным причинам постоянно ослабевал и вылезал из-под воротника идеально выглаженной рубашки.

      Профессор активно двигал своими густыми бровями и при оглашении важных вещей обязательно поднимал указательный палец на уровень виска, заговорщицки так улыбаясь и хитро посматривая на первые ряды. К слову, так он сделал и на этот раз:

      — Маркс пришел к выводу о том, что не сознание определяет бытие, не сознание конструирует мир явлений, а, наоборот, бытие определяет сознание. Сознание есть осознанное бытие… Но можем ли мы обвинять его в наши дни в том, что он так принизил человеческие интересы? Я имею в виду, он утверждал, что люди в то время, все дальше отстраняясь от образа жизни духовного, все больше уподоблялись материальным утехам?.. — профессор снова поднял брови и сделал их домиком, показывая свое некое возмущение данному факту.

      Чонгук усмехнулся. Учения Маркса в этом направлении как ничто другое не подходили под наше время, и иногда сам Чон еле сдерживался, наблюдая за ректорским лицемерием. Впрочем, его это не касалось, а потому, как только он слышал нечто подобное, его записная книжка открывалась, и черные чернила в изящных завитках пачкали плотную бумагу. Парень абстрагировался и уже слушал лекцию через слово.


      — Содержание сознания можно выяснить, если знать, «что» и «как» люди производят. В этом и состоял материалистический метод анализа сознания, предложенный и успешно примененный Марксом. У меня теперь несколько вопросов вам, аудитория. Открытый Марксом метод анализа сознания, безусловно, не является универсальным. Почему? — взгляд мужчины бродил по всем рядам, где совершенно преданными и интересующимися глазами на него смотрел практически каждый второй. Но, как мы можем понимать, не Чонгук. Профессор нахмурился и уставился на него. — Вы, молодой человек, какие предположения можете высказать?

      Чонгук не торопясь дописал что-то в блокноте и, закинув ногу на ногу, поднял глаза на профессора. Поправив левой рукой челку, он оросил пересохшие губы и с интонацией, которой обычно годовалым детям объясняют, зачем нужно здороваться, начал:


      — Во-первых, марксов подход безличностен. Он дает возможность охарактеризовать общее содержание какого-то сознания. Индивидуальное же сознание выводится за пределы всякой нравственной ответственности. Тогда все преступники могут быть оправданы, ибо объяснить их извращенное сознание можно ссылками на несовершенство общества. Индивидуальное сознание ищет тогда своего оправдания в чем-то надличностном или сверхличностном, что порождает один из самых отвратительных и низких пороков человеческой натуры — умственную и нравственную лень. Во-вторых… — как и ожидалось, его прервали немного менее раздраженным «Спасибо, молодой человек, мы поняли», и парень просто усмехнулся еще раз и продолжил свои записи.


      После лекции Чон вышел из аудитории, поправив воротник водолазки. Он встал возле окна и ощутил, как теплые лучи греют его спину. Чонгук поднял глаза на большие старинные часы, отмеряющие свой ход массивным маятником, и, недовольно фыркнув, засунул руку в карман.


      Ким Тэхен бросил взгляд на экран телефона, отметив, что опаздывает уже на три минуты, но лишь ускорил шаг. Он уже представлял в голове, как друг начнет недовольно тыкать своими наручными часами в его нос, и заранее закатил глаза. Ким оглядывал старые стены университета и с неподдельным интересом рассматривал его обитателей. Многие куда-то торопились, а в переходах возникла несильная толкучка. Парень сосредоточился на спинах идущих впереди людей, и те невольно отходили в сторону, как только Тэхен приближался. Поднимаясь по лестнице, он не упускал ни одну фигуру, порой высовывая язык и облизывая губы. Те, кому удавалось ловить его взгляд (те, кому он это позволял), крайне смущенно улыбались и поправляли подолы юбок или декольте белоснежных блузок, хотя на деле перед ним вся одежда казалось совсем ненужной.

   Войдя в длинный коридор с лестницы, он проводил последнюю хрупкую фигурку глазами, даже повернув в ее сторону головой, а после выпрямился и с улыбкой встретил Чонгука.

Прервав юношу, который уже успел набрать воздуха, дабы начать возмущаться, Тэхен начал:


      — Нет, ничего мне можешь даже не говорить.

      — Но… — хотел продолжить Чонгук, ибо самая первая вещь, которую он не мог терпеть — это опоздания. И он будет возмущаться, потому что… Да зачем причины?

      — Не-а, — старший покачал головой, — Лучше пойдем есть.

      Чон недовольно цокнул языком и, развернувшись, пошел в сторону выхода. По крайней мере, он так думал.

      — Выход в другой стороне, Чонгук-а, — сладостно протянул Тэхен и сдержался, чтобы не засмеяться.

      — Да. Я знаю, — отрывисто произнес парень и развернулся на невысоких каблуках.

      — Дя, я зняю, — передразнил его Ким и чудом успел увернуться от увесистого подзатыльника, — Ну-ну, полегче. Что, снова сегодня поразил всех своим языком? — Чонгук поднял одну бровь, — Ну, я имею в виду ораторскими способностями и великолепными познаниями, — на последних словах Тэхен, для лучшего эффекта, развернулся и прожестикулировал, — А иначе мистер Чон-серьезность-Чонгук не был бы таким довольным, — он ухмыльнулся.

      — Не делай вид, будто все видишь, — на этот раз глаза закатил сам Чон и с недоверием посмотрел на друга. Тот положил одну руку на плечо парню и, потянувшись, тыкнул указательным пальцем в чонгуков нос, мельком задев губы.

      — Я не делаю вид, Гукки, я знаю, — после этих слов Чон перехватил чужую руку, и Тэхен почувствовал на запястье противный материал кожаных перчаток. Младший откинул от себя наглую руку и скинул другую с плеча. Тэхен лишь рассмеялся и спрятал их в карманы.


***


      За обедом Тэхен предложил съездить в центр города. Чон ругнулся про себя, но с невозмутимым лицом пожал плечами и согласился. Старший всегда куда-то дергал любящего покой Гука, будь то вылазки на бесплатные выставки или вечерние развлечения в клубах. Без друга Тэхен никуда идти не хотел, но и упускать возможность отдохнуть желания не было, поэтому порой даже заваливался к нему в квартиру часов эдак в пять утра, выманивая на улицу. Чон ругался, спорил, но ничего не мог поделать с напористостью Кима, а потому матерясь шел в ванную и собирался.

      Бывали и дни, когда Чонгуку удавалось всем своим уставшим телом сказать старшему что-то вроде «Ким Тэхен, если ты сейчас поднимешь на ноги вот эту тушу, она больше ни за что потом не поднимется самостоятельно». В такие моменты адресат сей условной мольбы делал грустную рожицу (скорее потому, что его огорчало состояние Чонгука), снимал с себя берет и серый пиджак из плотной ткани, и ложился рядом, медленно проваливаясь в сон. Чонгук не знал, но в его запахе было нечто, что заставляло Кима заснуть. Это что-то действовало на него лучше любого снотворного, что он глотал особенно паршивыми ночами. Просто запах Чонгука как-то невероятно обволакивал и успокаивал: поэтому, на самом деле, Тэхену частенько хотелось навещать своего маленького тонсэна, пусть и учились они на одном курсе.

      Смотришь на них и, верно, убеждаешься в том, что «противоположности притягиваются». Хотя, на деле схожестей у них больше, чем различий. Просто каждый преподносит себя по-разному.

      Тэхен — душа компании, но вместе с тем ее черная дыра и брешь. Он не привык особо сдерживать то, о чем думает, но всегда взвешивает свои речи — именно поэтому, если Ким Тэхен и бросит в твою сторону укор — ему готов стоя аплодировать любой первосортный оратор или комик. О да, этот юноша за словом в карман не лезет. Но так же стоит опасаться и его сладостных речей. Впрочем, это лишь наставление: на деле ты не сможешь себя сдержать и поддашься этой терпкой ванили, что слетает с его губ. Не потому, что ты, допустим, слаб или глуп, а лишь из-за этого щекотящего под ребрами «А что, если…». Несомненно — именно с Кимом хочется испытать это «А что, если…», потому что — будьте уверены — смотря на этого человека вам не захочется более ничего иного. Человеческая сущность предполагает собой жажду странствий и приключений на свою прекрасную пятую точку (которую, к слову, Ким всегда оценивает при знакомстве), а потому окунуться живьем в горящий котел янтарных глаз желает — давайте признаем — каждый. Да, тот самый плохой мальчик, что редко посещает пары, но идеально сдает все экзамены. Тот самый, кого ты захочешь разгадать, но — окстись — никогда не сможешь

      Тихоня ли Чон Чонгук? О нет, совсем нет. Этот парень из разряда настоящих хищников — знаете — тех самых, которые могут вечность выжидать и, прыгнув со скоростью, казалось бы, света, напасть на свою жертву. Не хочется говорить, что он гений лишь из вредности. Знаете это чувство, когда ты видишь, что человек чертовски в чем-то хорош, а когда ты сообщаешь ему об этом, чтобы обрадовать (ну кто бы не был рад тому, что его талант замечен), он говорит с невозмутимым лицом сухое «Ага. Я знаю». Поэтому данный пункт я оставлю не оглашенным — лишь позволю читателю самому сделать для себя выводы. Чон, в отличие от своего хена, на пары ходит, хотя частенько служит там словно предметом интерьера: примет как всегда свою словно из мрамора выточенную позу, и примется смотреть либо в свой блокнот, либо на лектора. Быть честным, последний редко выдерживает взгляд Чонгука на себе: это можно заметить, когда глаза лектора начинают еще быстрее бегать по местам аудитории или, например, он, цепляя руки в замок за спиной, сдирает ногтем сухую кожу большого пальца. Насколько бы Чон не был садистом, взгляд он отводит, продолжая записи.

      Никто из этих двоих уже не помнит, как так их свела эта судьба, но в какой-то момент странный парень с пепельными волосами просто подошел к мальчишке с книгой, кажется, Канта, и, тыкнув в нос, предложил дружить.


***


      Тэхен, как и обычно, много заказал, а сам практически ничего не ел. И все бы ничего, если бы бюджет не был на Чонгуке.

      — Может, ты прекратишь так меня подставлять, мать твою? — Чонгук стиснул зубы.

      — Дорогой мой мальчик, — произнес Ким, хитро улыбаясь и промакивая уголок рта от клубничного молочного коктейля, — В этом несправедливом мире главная заповедь — не проигрывать. А если проиграл, — он поднял ложку и указал ею на Чонгука, — прими поражение.

      — Ты, — Гук выхватил ложку из тонких пальцев Тэхена, — подлец.

      — Я, — старший внимательно смотрел на Чона и приблизился, — потрясающий и невероятный мудак.

      — Что правда, — парень отстранился и сделал глоток кофе, — то правда, — он улыбнулся и поправил челку.

      Ким ухмыльнулся и, подозвав официанта, попросил счет.

      — Завтра на пары пойдешь?

      — Что там, полит. практика? Будем дебатировать с малышами первых курсов? Принеси печенек и молочка, вдруг не будут такими агрессивными, — Чонгук не выдержал и прыснул.

      — Тогда прогуляем вместе. Есть идеи?

      — Обижаешь, мелкий.

Report Page