Гидра

Утро только наступало — сизая полоска на восходе. Серое все, словно все цвета поблекли, а резкость контуров только-только проступила под зарождающимся светом. Бессонная ночь. Сигареты, вторая уж пачка пошла. И кофе, кофе. Хороший день. Лицо полковника прорезала трещина полуулыбки. Молодой ещё, поджарый как правильный дворовой кот, и с такими же жёсткими, чуть диковатыми глазами. Позывной Змеелов. Он погладил винтовку рядом, струсил пепел мимо карты. Совсем как в старые времена, лет так 10 назад. Насколько было проще пасти в городских стычках местных террористов на ближнем востоке, если б он тогда только знал! Солнце, жара, все чужое и люди чужие. Не то, что здесь. Вернулся один. Вернули. Ещё бы не вернули. Город и такая срань. Без спецов бы не обошлось, это ж не поле. Он был нужен здесь и его «Львы» были нужны. Но сам Змеелов много бы отдал, чтоб променять тварь и этот город на знакомую жару и чужой город. Не свой.

...Тварь обычно шептала. Тихим голосом говорила прямо в твоей голове, называлась твоим же именем. У всех. Тварь была опасна не тем, что нападала, нет. Она медленно проникала в мозг, ласково, незаметно. И заменяла твои мысли своими... страхами, чаяниями, желаниями. Пугала одиночеством, внушала недоверие, самолюбие и обещала, обещала, обещала... ломала, низвергая в пучину ужаса и беспомощности, от твоего же имени, словно это ты, ты сам. Ее голос вплетался в твои собственные мысли настолько ненавязчиво и мягко, что их нельзя было различить. Оставался там навсегда, заставляя сомневаться даже вне эпицентра. А в эпицентре был ад. Процесс воздействия сложно было объяснить словами тому, кто его не прошел сам. Но те, кто её слышал — все понимали сразу. Проникая мягко, раз за разом она начинала давить все больше, подстраивалась, сминала и, одновременно, влекла, с ней ввязывались в споры, пытались ее «сделать». Но на самом деле она пользовалась этим, желанием бороться на ее поле, слышать ее ещё раз. Давление и уничижение она перемежала сладостным болезненным ожиданием, умея ловко отступить и подарить радость. Вначале. Потом следовал новый виток. Ей важно было, чтоб ее не забыли, чтобы к ней шли. Боялись, восхищались, ненавидели. Падали на крючок. Для этого достаточно было ее слышать.
И когда после очередного захода в эпицентр тебе начинало казаться, что твоя жизнь кончена, что ты - закончен, что ты ничто и никто, вот тогда она раскрывалась по-настоящему. Показывая, что только она одна способна понять, спасти, оценить и дать. Что она великодушно пощадит и примет всех, даже таких, бесполезных двуногих уродов. И даст путь, если ты сам, конечно, этого хочешь. Ты должен был захотеть. Прийти, открыть свой разум и тогда она даст тебе все что угодно, бесконечное счастье... только сделай вот это и то, то, то. Пожелай. Это длилось бесконечно, по кругу. Хорошо - плохо - хорошо, без всякой видимой системы. До тех пор, пока личность почти полностью не замещалась ее личностью, волей, поступком, от самого человека оставалась так, какая-то видимость, как оболочка от куколки. Истощенные, пустые, одержимые и голодные нездешним голодом, желающие все сразу, без всякой памяти о том, что такое человечность, а потому - опасные и жалкие. На тварь подсаживались, как на наркотик, как подсаживаются на любовь, боль и свои самые тайные желания.

Учёные называли это пси-воздействием и не могли нормально объяснить причину этого дерьма, говорили о ее внеземном происхождении либо специфической мутации. Изучали почву, воздух, микроорганизмы, но это ничего не дало. Из научной группы в эпицентре потеряли человек десять - пятеро сошло с ума, вернувшись на базу. Ещё трое поехали на больничку с сильнейшими головными болями, один получил инсульт, один так и остался в эпицентре. Учёные оказались восприимчивее военных. Чаще учёных страдали только полицейские и мирные граждане, эвакуировать которых было опасно и надёжнее оставить на карантине.
Военные не могли точно вычислить ее местоположение. Матки, самого организма, корня, черт его поймет как там оно у нее устроено. Но знали где эпицентр. Определили на практике.
Спецы назвали ее просто «Гидра». Тварь заражала собой. В город лучше всего было ходить не только в спец-костюме, но и в наушниках, с какой-нибудь дерьмовой зацикленной намертво песней, которая потом не будет идти из головы ещё месяца два. Чтоб не слышать ее блядского шепота! А просто петь, петь внутри головы и почти не думать фоново. Они меняли группы и менялись, но все равно каждый рейд из эпицентра «отлавливал». Не «приход» от Гидры, так нож от местного или пулю. Через две недели эпицентр зачистили, но они все равно приходили туда. Люди Гидры. Они были трусливые и угодливые, улыбались в лицо и стреляли в спину. Официально приказ не трогать местных был, в реальности проще было сразу пристрелить любого ребенка/женщину/старика, встреченного в центре, чем ждать подставы. В их присутствии Гидра была сильнее.

Она распространялась, расползаясь, как гриб. То, что началось с района, постепенно ползло к окраинам. И возникло же, как явление, прямо в центральном парке, как будто кто по карте планировал. Весь город подмяла, тварь.

Сначала правительство задействовало полицейских. Потом учёных и военных. Резервация началась довольно быстро и с этим им повезло. Люди начали вести себя странно, иногда как животные, иногда - как одержимые. Все что им нужно было - это кровь друг друга. И не только кровь, чего там. Они уже даже за людей себя не считали. Головы Гидры. Попытку изолировать их и вывезти из города совсем - пресекли медосы. Что-то там менялось в человеческом мозгу и анализах такое, что вызывало подозрения на вирус.
Карантин, карантин... ещё эти слухи связанные с последним прилетом шаттла. Чушь, конечно. Но завод то тут, да. Стоит, как и все остальное в городе, че там.

Змеелов не считал, что Гидра — вирус. А прилетела тварь из космоса или местная — ему уже было глубоко насрать. Он сам столкнулся с ней, не видел, слышал только в своей голове, но чувствовал мозжечком как эта нематериальная тварь пытается пробраться в него, сделать его своей частью. Он знал, что оно живое. Может без тела, да, может в воздухе, но точно живое! А все, что живое можно грохнуть. Это вселяло надежду.

Сизый дым от сигареты струйкой тянулся в окно. Дверь забаррикадирована. А если кто заметит, в целом, и хрен с ним. Местные балансировали на грани. Она их тянула, как любимых кукол, а эпицентр сегодня свободен — оцепление-то сняли. У Змеелова даже мысли не было, что кто-то из цивильных выйдет наружу, за карантинную территорию. Нет. Они выйдут и пойдут. Но совсем не туда. Головы Гидры, руки Гидры, ее голоса... Ему казалось, что он сам слышит ее ласковый, зовущий голос, он обещал потерянный дом и звучал как спокойные звёзды, щемя тоской на самом дне сердца, томил невысказанным обещанием любви...
- Да пошла ты, - сквозь зубы сплюнул боец, закуривая следующую.

Иногда ему казалось, что Гидра - это давно уже эти люди. Что сама она растворилась в них. Он устал видеть отчужденные глаза бойцов и безумие. Их стыд, прикрытый рубленными фразами «все нормально». В те три своих рейда в эпицентр полковник понял про нее абсолютно все и с уважением смотрел на тех, кто выдержал больше шести. Она была... невозможна. Бороться с ней было все равно, что бороться с подсознанием в голове, помноженым ровно настолько, чтоб ты уступил. Рано или поздно. Полковник знал, что она умна. Позывной Псих, военный медик, психолог, говорил то же самое. Что Гидра к каждому подбирает свой ключ. Псих хотел ее исследовать, пытался вписать в классификации, понять систему, вычислить ее цели, ему казалось, что вот-вот он поймет и договорится с ней... потом его, поехавшего, застрелила третья группа возле мерии. Не вычислил. Семь лет Псих работал бок о бок со Змееловом и какого дерьма только не видел, но Гидру не затянул, мир его учёным мозгам.

Змеелов курил. Отчаянно, как не курил последние года два.

... пустые улицы, битые окна и какая-то странная слизь на стенах. Кажется гидрапоклонники сами варили эту дрянь и размазывали при первой возможности. Никто не хотел знать из чего точно, медосы смотрели излишне красноречиво и советовали не лезть в это говно. Иногда казалось, что местные размазывают это как улитки, помечая след, чтобы их непременно нашли. Чтобы убить. Или чтобы их убили. Во всяком случае, ствол штурмовой винтовки смотрел вперёд и предполагал второй вариант.
Они нашли поехавшего крышей наверху, на третьем этаже. Как на зло, наличие предполагаемого противника, означало выключение музыки в наушниках в момент операции. Змеелов выключил и... встряхнулся от облегчения, не слыша как его зовут по имени. Но это и плохо. Может она зовёт напарника. Сегодня в паре у него был Брат. Старый товарищ, сто лет его знал, тоже лев, но не частый второй номер. Пятая ходка в эпицентр, ветеран можно сказать.
Змеелов подал второму знак обойти и они вышли на галерею. Это был мужик. Грязный, с блестящими из под обвисших волос глазами и в новом деловом костюме. Серебряном, таком что глаз резало. При этом воняло от него как от бомжа. Вид «голов Гидры» всегда отражал остатки их личности, точнее - желаний. На шее висела золотая цепь толщиной в дюйм, а все пальцы и запястья — в засохшей крови. Мужик затрясся, поглядел на Брата, ткнув пальцем:
- Она видит тебя! - внезапно срывающимся дисканто потянул этот гибрид клерка и безумца, и угрожающе потянулся к карману. Глаза масляно и торжествующе блестели.
- Руку! - рявкнул Змеелов, обращаясь, возможно, к последним крупицам поглощенного разума, но Брат просто нажал на курок. Мужик завалился, падая.
Они подошли с двух сторон к телу. Ничего не проверяя, Брат произвел контрольный.
- Прием. Объекты ещё есть? - кратко поинтересовался Змеелов в рацию, прослушал что в остальном здесь чисто и только потом обратился к напарнику:
- Он же цивил.
- Падаль, - сцедил Брат, - Видал я таких. У него ствол.
Второй номер наклонился к телу, но начал рыться не в кармане, куда потянулся недоклерк, вместо этого сдернул цепь, засовывая себе под броник.
Змеелов помедлил, пошевелил грязную руку, проверяя. Ствола у трупа не было. Но мог быть. Он бросил короткий взгляд на напарника. Неодобрительный. Много что тут могло быть, увы.
- Ты против, командир? - вызывающе окрысился Брат. Видно было, что кроет его знатно.
А Змеелов слышал тишину в голове и мерзкое ощущение под ложечкой. «Если она не говорит со мной, то с ним, в эпицентре больше никого нет».
- Ты слышишь суку? - без всякого, резко спросил полковник.
- А твое какое... - внезапно зло ощерился напарник, - Слышу. И ты, блядь, слышишь.
- Я — нет, - Змеелов смотрел во все глаза, не зря, Брат кратко выматерился, с таким же подозрением глядя на командира и его ствол дернулся вверх.
Короткая вспышка. Одна. И лев рухнул, как мешок.
Змеелов остался на ногах.
Через секунду он понял, что сам, САМ повелся. По тошнотворно-обволакивающему чувству удовольствия. Чужому чувству. Не различить, сука, где сам нажал на курок, а где она... тварь. Или вместе? Мертвый лев смотрел на него с укоризной. Прости, Брат.

В свой третий рейд, позавчера, Змеелов понял главное — они не тянут. Ни он, ни его парни. А лучше их никого нет, в этом он мог убедиться не единожды.

В руке зашипела рация: «Прием. Иолай на связи. Прием».
Полковник нажал кнопку. «Прием. Змеелов на связи. Наши отошли?»
«Прием. Группа 1, 3 и 5 - на точке 1 в полном составе. 2, 4, 6 - на точке 2, двое - 200. Группа 7 на точке 3, без потерь, 8я на точке 4, один 200тый, один 300тый. Иерихон в полной готовности. Ждём вашего приказа. Прием».*
«Прием. Иолай, приказываю - ЖГИ! Конец связи».
«...Плюс-плюс»** - кратко отозвался прямоугольник рации.
Змеелов выдохнул. Затянулся. Да, так было нельзя. Все нельзя. Нельзя так делать с людьми (а люди ли это?), с городом (чёртово место), в конце-концов, надо было выйти из квадрата поражения, это ведь работа, только работа... Иолай будет материться, но смотреть потом в людские глаза?.. Как? Зачем?.. Обманул и хер с ним, пусть думает, что он на точке. Пусть думает, что приказ сверху одобрили, много они там поймут, они ее не видели и не слышали в себе эту тварь. Руки полковника слегка тряслись от нетерпения. Так будет лучше. Правильнее. Для всех.
Змеелов все давно решил. Минут пять от силы и дело закончено. Надо подождать. В Иолае он не сомневался — зам. командира от бога, 15 лет вместе. Хер знает, что оно будет, конечно, тут Иолаю самому решать чем прижигать башку этой Гидре, но задачу «чтоб сюда ещё лет 50т не могла зайти ни одна живая душа» — технически он выполнит в наилучшем виде, Змеелов это знал. Но все равно было страшно, что операция сорвётся из-за какой-нибудь непредсказуемой мелочи. Сверху позвонят, например. Минут пять и он готов был, если что, сам сесть в джип и сдетонировать, там, на точке, хоть вручную. Но как командир, он хотел видеть. Просто увидеть точно, что получилось.
Он выдохнул, медленно сощурил глаза, выпуская въедливый дым... Есть! Это точно последняя, и Иолай больше не будет зудеть, что пора бросать — за домами, отделявшими его от точки в центре, вспыхнуло золотое, багрово-алое пламя, резко прочертив черным тени от мельчайшего бычка на полу. Не солнце. Но лучше солнца, в сотню раз его желанней! Белым пузырем вздулась суть, поднимаясь и стремительно разрастаясь вширь. Змеелов улыбался. Задорно, как не улыбался уже очень давно. Он смотрел во все глаза на свою смерть, как дети смотрят на праздничный фейерверк, и угловатые тени отражались в его глазах. Полковнику казалось, что так наружу ярко раскрывается его сердце, вся ярость и боль последних месяцев стремительно набухала, чтобы закончиться дымным грибом смертоносного взрыва и грохота. Пока ещё беззвучно. «Ща волна...» - подумал он с безмерным облегчением, видя толи сознанием, толи глазами, как испаряются перед белым кольцом мощи здания в центре, стирая эпицентр твари навсегда, и сам Делай-Лама, пожалуй, позавидовал бы поглотившему его умиротворению.

*код 200 - мертв, код 300 - ранен
** + - краткое обозначение «есть», «да»
++ - более эмоциональное согласие