Героин

Правда, по злой иронии судьбы я чуть было и не перестал быть студентом в тот ноябрьский промозглый день. От беды тогда меня спасла случайность, если только можно назвать случайностью умную девушку.

Ну, обо всём по порядку. На пары в столь знаменательный день мы, конечно, не пошли. Вместо этого я пошел в бухгалтерию, получил премию за отличную учебу и пошел с девчатами в бар (в группе, кроме меня, ещё только один пацан, а остальные девушки, ин-яз., как-никак). 

Посидели культурно, из спиртного я выпил только 50 грамм коньяка и примерно столько же ликёра (вообще в последнее время я почему-то недолюбливаю спиртное, наверное, 3-летний опыт коноплекурения дает о себе знать.) 

После этого я пошел к бабушке, где моя любимая хлопотливая старушка встретила меня целой кучей приятных сюрпризов и вкусностей. 

Остаток дня я провел в ожидании самого, как я тогда думал, приятного подарка ко дню Студента: встречи с моей новой красивенькой знакомой - Таней, которой я, судя по всему, тоже понравился. "Пошло-романтическое начало не менее пошло-романтической истории", скажет читатель, знакомый с "творениями" наших новых бульварных тургеневых. Вынужден разочаровать таких читателей и немедленно покаяться: не только желание приятно провести вечер в компании пары бархатных глаз руководило мной, когда я спешил мерзлыми ноябрьскими улицами навстречу красивой незнакомке. 

Дело в том, что я давно хотел попробовать модное нынче в Кишиневе сочетание кодеина с ноксироном, а Таня, как девушка периодически вмазывающаяся, знала что, где и как можно достать. 

Темнело быстро, и многолюдные улицы вечернего города постепенно закутывались холодным одеялом сырой осенней мглы. Я боялся разминуться на полном разношерстной толпы пятачке, где была назначена встреча, но в ту же минуту меня окликнул сзади тихий грудной голос Татьяны. Она чмокнула меня в щечку и сообщила, что вечер нас ждет прекрасный, потому что она замутила золотое кольцо, и, кроме того, у неё есть немного денег. Я сказал, что я тоже, конечно, не на голяке, и гулять будем на мои - ведь сегодня мой праздник. В итоге решили гулять с русской широтой и просадить все деньги. Таня, конечно, предложила вмазаться, а я ей ответил, что буду очень благодарен, если она возьмет для меня кодеина. 

На том и порешили, что Таня вмажется, а я закинусь. 

Покупая шприцы в ближайшей аптеке, я испытал на себе тяжелый взгляд недоверчивой аптекарши: такой взгляд, как у мусора, который достаёт у тебя из кармана пакован, и так вот глядя на тебя, с детской непосредственностью спрашивает тебя:" А это что у нас такое?" 

Пробормотав невнятное "Благодарю", я выскочил из аптеки и подумал, что наверно у торчков должны быть железные нервы, чтобы выдерживать по пару таких взглядов в день. 

Теперь наш путь лежал на Старую Почту, скорее, не район, а скопление точек, наркоманов, ну и, конечно, "блюстителей порядка". Самый мрачный район города с любой точки зрения. 

Кодеина на точке не оказалось, зато ширево, немного поломавшись, барыга дала. 8 кубов неплохого, по словам Тани, раствора маковой вытяжки. 

Таня тут же решила оприходовать полтора куба, и мы бродили по Старушке в поисках нормального места, чтобы вмазаться. Я подумал, что вечер пропадает безнадёжно, что кодеина мы не нашли, что сейчас вот Таня вмажется и про бархатные глаза тоже можно забыть, и про себя решил, что если она мне предложит вмазаться, не откажусь. Пока я шёл, погружённый в такие вот невесёлые раздумья, Таня заметно разнервничалась, и когда мы входили в выбранный нами подъезд, она скорее походила на хищницу, чувствующую близкую добычу, чем на ту завораживающую своей невозмутимостью и рассудительностью девушку, с которой я прогуливался по бульвару полчаса назад. Она увидела, что я заметил в ней перемену, и, улыбнувшись, попросила простить её за то, что она разнервничалась. 

Найдя лестничную клетку с подходящим освещением, Таня из хищницы превратилась по меньшей мере в профессора хирургии, а я - в бестолковейшего ассистента. Быстро вынув из сумочки всё необходимое для вмазки: зеркальце, вату, шприцы пустые и с ширкой, одеколон, димедрол и т.д., она с такой быстротой и ловкостью, что я даже не успел запомнить последовательность её действий, растворила таблетку димедрола в 1,5 куба ширки, сняла с себя брюки до колена, протерла одеколоном предполагаемое место укола на паховой вене и убрала всё "оборудование" с подоконника. 

В это время в ближайшей к нам двери щелкнул замок, я быстро схватил в обнимку Таню, она прижалась ко мне, посмотрела мне в глаза, затем по её телу пробежала нервная дрожь, я инстинктивно прижал её сильнее, и мы поцеловались. Из двери вышла девушка, молодая и блондинистая. Обычно блондинки легко краснеют, но увидев, как у неё на лестничной клетке парень целует девушку со спущенными вниз брюками, она побледнела, шаркнула каблуком, и, состроив нам ужасно кислую мину, зашла в лифт. Таня застегнула брюки, и мы спустились на два или три этажа ниже. Там Таня опять спустила брюки, мгновенно попала в паховую вену, и тут же её взгляд потупился и расслабился. Она одела брюки, и, постояв секунд двадцать молча, сказала, что ничего не знает лучше ширки и предложила мне вмазаться. Я решения своего не поменял и сказал:" Да." 

Она предложила мне куб, но я решил, что это многовато будет для первого раза и мы сошлись на семи точках. Меня решили вмазать в вену на руке. Я снял куртку, повесил её на перила, сел на ступеньку и закатал по локоть свой свитер на правой руке. 

Внезапно на меня напал страх, обычный, животный страх перед новым и неизведанным. Этот страх, наверно, в своё время спас жизни тысячам потенциальных наркоманов. Этот страх кричит человеку:" Брось косяк! Не затягивайся! Бросай всё и беги отсюда!", когда человек делает первые, ещё робкие затяжки ароматным дымом марихуаны. Этот страх приказывает юным экспериментаторам над своими мозгами выплюнуть не до конца разжеванные таблетки циклодола. Но этот же страх говорит тебе: "Беги отсюда! Всё потом!" во время первого твоего интимного свидания с женщиной, этот же страх заставляет дрожать твои колени перед прыжком с парашютом. И иногда становится важно, очень важно победить его. 

Тогда я об этом не думал. Я тщетно пытался бороться с ним, отслеживая все действия Тани: вот она пережимает левой рукой мне руку выше локтя и ласково-жестким, как у медсестры, голосом просит поработать кулачком. Вены мои набухают, Таня протыкает иголкой самую жирную, пытается взять контроль и... голяк! Она быстро вытаскивает иглу, и тут я к своему ужасу обнаруживаю, что в месте укола уже образовался огромнейший фуфляк! Холодная реплика Тани что, наверно, там лопнула вена, но в этом нет ничего страшного, привела меня в полнейший ужас, и страх парализовал моё сознание. Я молча уставился на фуфляк, и тут Таня говорит: "Закатывай лучше левую руку." У меня в голове промелькнул осколок мысли, что, возможно, я на полпути, и если я сейчас брошу всё и убегу, я потом всю жизнь буду ненавидеть себя. Поэтому, не опуская рукав на правой руке, я начал закатывать на левой. В это время лифт на этаже остановился, оттуда вышел мужчина, и ни слова нам не сказав, зашел к себе домой. Повторилась та же процедура с левой рукой, и вот Таня уже втыкает иголку в левую руку, тянет поршень вверх, количество ширки удваивается — кровь точно такого же цвета, контроль взят успешно, и Таня с огромной скоростью начинает вводить мне ширево. Я хотел было ей сказать, что так быстро даже физраствор не вводят, но тут... 

Тут всё моё тело начали колоть горячие иголки, мозги одеревенели и до всего сделалось по х.., и мне захотелось просто посидеть пять минут, прийти в себя. Я подумал, что если это тот хваленый опиум, которому поклонялись целые народы, который почитали римские императоры, во славу которого слагались целые оды, который называли "эликсиром счастья" и "ключами от рая", о котором только и говорят в приблатненных компаниях, которому приносили в жертву свои жизни целые поколения землян, то я искренне разочарован в человечестве и его вкусах. 

Мои мысли прервала Таня, которая сказала, что пора уходить, причём чем быстрее, тем лучше. Я попытался встать и тут понял, что сделать это не так-то просто. Тело мое, оказывается, одеревенело вслед за мозгами и не хотело меня слушать. К тому же появилась сильная дрожь, особенно в руках и ногах. Я подумал, что куртку мне, возможно, не удастся надеть, и я просто перекинул её через плечо. Таня протянула мне мой использованный шприц и посоветовала выкинуть его на улице, чтобы не мусорить в подъезде. Я его положил во внутренний карман куртки. Свой использованный шприц Таня положила в сумочку. Спускаться я быстро не мог и решил, что сейчас дойду до ближайшей лестничной клетки и сяду в лифт. 

Тут сверху быстро начал спускаться какой-то мужчина и, обойдя меня, он преградил мне путь рукой. Я вначале не сообразил, что это такое, и попросил его дать нам пройти. Когда я получил в ответ грубый отказ и требование выложить всё, что у нас имеется в карманах, я понял, что это конкретное принималово. Я понял, что на этот раз всё кончено, что у Тани в сумочке ещё 5 кубов ширки, что я ужасно впертый, в кармане баян, а полиция церемониться не будет, ведь всем известно, что ширка - это статья. Я неловко повернул куртку, и из неё выпал прямо под ноги мусору баян. К этому времени на крик мусора вышли многие жильцы. Несколько агрессивных молодчиков порывались бить мне морду, едва удерживаемые более спокойным старшим поколением. Мне начало дико хреноветь: в глазах темнело, дрожь стала невыносимой, каждый удар сердца отдавал ужасным грохотом в голове. Я терял сознание, облокотившись спиной о грязную стенку подъезда. Как сквозь сон помню плач Тани, умолявшей, чтобы меня не били, и торжественно отрапортовавшего о вызове оперативной группы старичка. 

Таня, выкатив свой худой живот вперед, заявляла, что жильцы своей жестокостью убивают не только меня, "единственного кормильца", не только её, "готовящуюся стать мамой", но и "его" (при этом указывала пальцем на место, где по идее располагался наш будущий малыш). Один из мужчин спросил меня: "Ворбешть молдовенеште? (говоришь по-молдавски?)" 

Сообразив, что полезно было бы ответить положительно, я ответил "да", но, очевидно, сказано это было так тихо, что следующим его вопросом было: "Говоришь по-русски?" На этот раз моё "да" было услышано. Затем он спросил, кто эта девушка со мной. Таня тем временем рыдала, пытаясь вызвать жалость за судьбу "нашего будущего ребенка". Я ответил единственно правильным вариантом, что это моя жена. 

Время шло на секунды. Наиболее сердобольные старички, хотя ещё робко, но уже уверенно предлагали нас отпустить "в последний раз". Таня рыдала всё пронзительнее и сочувствующих к нам становилось всё больше. Даже один из агрессивных молодчиков перешел на нашу сторону. Ещё через минуту было решено нас отпустить. 

Таня, со всё ещё надутым животом и я проследовали в лифт, с нами сел также и один из молодых. В лифте он посоветовал мне "слезть с системы" и сказал, что, имея такую чудную красивую жену, колоться может только идиот. В конце проповеди на выходе из подъезда он посоветовал мне подумать о "будущем ребенке" и удалился. 

Вот-вот должна была приехать опергруппа, и мы с Танюшей поспешили удалиться подальше от злосчастного дома. Я хотел было поблагодарить Таню, что она не растерялась и выручила нас, но она вдруг расплакалась. Я ей сказал: "Не плачь! Всё позади!", и тут я заметил, что она не плачет а смеётся, смеётся сквозь слёзы. Я её обнял, она повернулась ко мне и, улыбаясь, спросила: "Ну что, Вовчик? Ловко мы их?" Мы оба засмеялись. 

Дойдя до остановки, я присел и испытал очень странное чувство очень глубокой и чистой печали. Я понял, что, наверное, это прет ширка. Это чувство всё усиливалось и усиливалось и вскоре оно стало всепроникающим. 

Потом по мне пробежали две судороги, судороги рыдания, и я зарыдал от огромной и чистой любви к жизни. Таня нежно провела пальцами по моей щеке, шее, подбородку и сказала, что иногда так бывает с новичками и что всё пройдёт. Всё это меня расслабило, я встал, и мы пошли гулять. 

Мы долго ещё гуляли по холодным туманным улицам ночного города, заехали ко мне на район, купили травы, покурили и опять пошли гулять. Гуляли полночи, на прощание поцеловались, и Таня пообещала позвонить на следующий день. 

Я пришел домой и тут же, нырнув в теплую постель, утонул в крепкой и очень сладкой дрёме. 

Вот так я ширнулся в первый и... так и тянет сказать последний раз, но неисповедимы жизненные пути...