ФОРМУЛА СЧАСТЬЯ

Лев Ландао

_________________________

Человек должен активно стремиться к счастью, любить жизнь и всегда наслаждаться ею. 

Лев Ландау вывел формулу счастья, гениально простую формулу. По его формуле для счастья необходимы: 

- работа, 

- любовь, 

- общение с людьми. 

Работа. 

Надо подчеркнуть, что автор формулы счастья поставил работу на первое место. Труд — главное в жизни человека, это настолько очевидно, что не требует доказательств. 

Любовь. «Любовь — поэзия и солнце жизни!» — эти слова Белинского приводили Дау в восторг. Его идеал мужчины восходил к отважному рыцарю, покорителю дамских сердец, который треть жизни отдаёт любовным похождениям. Дау и сам понимал, что это книжный образ, но это была его слабость. Надо, однако, отметить, что к любви он относился очень серьёзно. 

Общение с людьми. Вот это удалось Льву Ландау в полной мере. Он не мог жить без постоянного общения с коллегами, со студентами и друзьями. Знакомых у него было великое множество, кроме того, общение включало и семинар, и беседы с учениками, и письма многочисленным корреспондентам.

Кроме формулы счастья, у Ландао существовали ещё и обязательные правила. Например:

1) КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН СТРЕМИТСЯ СДЕЛАТЬ СЧАСТЛИВЫМ СВОИХ БЛИЗКИХ.

Своей жене Дау говорил: «Моя первейшая обязанность — сделать тебя счастливой. Муж не может быть счастлив, если у него несчастная жена. Роль неудачника, страдальца и вообще никакая унылость меня не устраивают. У меня другие планы». 

Однажды Кора рассказала о своей институтской подруге, которая всю жизнь была влюблена в мужчину, совершенно к ней равнодушного, и страшно страдала. 

– Такая милая женщина и такая несчастная! — сокрушалась Кора. 

– Стыдно быть несчастной, — возразил Дау. Сказал, как припечатал. 

– Но ведь это не зависит от человека. 

– Именно от каждого человека и зависит его счастье. За редкими исключениями.

2) КОНТРОЛЬ НАД СОБОЙ. 

Привычка — вторая натура, и быстрая речь, стремительная походка стали ему присущи так же, как остроумие, приветливость, весёлость. 

– Я не потускнел? — спросил он как-то у старой знакомой. 

– О, нет! Нисколько! — смеясь ответила она. — Это вообще невозможно! 

– Как странно: женщины обычно так следят за своими туалетами, чтобы всё было по моде и так мало внимания уделяют выражению лица, что гораздо важнее всех нарядов. Лицо человека порой бывает, как у медведя, я на такие лица стараюсь не смотреть. 

2) ИСТРЕБЛЕНИЕ ЗАНУД 

Истребление зануд -долг каждого порядочного человека. 

Если зануда не разъярён — это позор для окружающих. 

Вероятно, Дау и в самом деле считал, что счастливейшие из мужчин тридцать процентов своего времени отдают любви. 

Он с повышенным интересом относился к донжуанам, любил с ними поговорить, и у окружающих складывалось впечатление, что он хочет выведать секрет их успеха. Это свидетельствует лишь о том, что Дау был очень наивен. Ну, а что касается тридцати процентов времени на любовь — это, увы. осталось несбыточной мечтой. 

Вот общение с людьми занимало у него больше времени, чем это предусмотрено в его формуле. Этот пункт выполнен и перевыполнен. У Ландау было много друзей и знакомых, двери его дома под вечер не закрывалась, уходили одни, приходили другие. Звучали шутки, смех, было весело, шумно. Его жизнь протекала бурно, никакой академической отрешённости от мира сего, никакой замкнутости, — разумеется не считая первой половины дня, когда он работал. 

В юности, думая о своей будущей жизни, Дау хотел так её построить, чтобы ничто не мешало занятиям физикой. Именно физика была главным делом его жизни. Ей было подчинено всё. Ради физики выстраивались планы, ради неё он наложил запрет на «жалкие развлечения», то есть курение и алкоголь. Ради физики он чуть было не лишил себя любви, но тут, к счастью, взяли верх могучие природные инстинкты. И, если сам он утверждал, что наука и любовь равны, значит, так оно и было. Только на первом месте всё-таки оставалась физика, владычица его души. 

И всё же в стремлении Ландау вывести формулу счастья и построить теорию, как надо жить, есть что-то мальчишеское. Взрослые люди не забивают головы такими вещами. И это очень жаль. Если бы все думали об этом столь же серьёзно, как академик Ландау, жизнь стала бы намного легче. Дау всегда поражался, как наплевательски люди относятся к собственной судьбе… 

– Лучше притворяться счастливым, чем искренне считать себя несчастным. 

Дау постоянно твердил, что человек обязан стремиться к счастью, что у него должна быть установка на счастье и что ни при каких условиях нельзя сдаваться. 

Ну, а о том, что уныние — непростительный грех, говорилось чуть ли не каждый день. Он считал, что унылый человек — потерянный человек, и Дау, как прирождённый учитель, не мог с этим смириться. Уныние засасывает, как болото, и вместо того чтобы разобраться в обстоятельствах своей жизни, некоторые не желают о них думать и предаются унынию.

– Многие гонят от себя неприятные мысли. Они даже обдумать ничего толком не могут. Умение разобраться в обстоятельствах своей жизни дано не каждому. Здесь главное — выработать привычку анализировать события, докапываться до первопричины того, что мешает тебе стать счастливым и наслаждаться жизнью. Тому, кто научится это делать, легче принимать решения, легче жить. 

Его возмущало, что нормальным считается наплевательское отношение к своей судьбе, этакая бравада: «а, плевать!». 

– Люди упрямо не желают понять, что счастье — внутри нас. Все любят всё усложнять, а я, наоборот, всегда стремлюсь к простоте. Нельзя путать понятия «сложно» и «трудно». Надо научиться мыслить, более того, властвовать над своими мыслями. Тогда не будет пустых страхов и тревог. 

Уже одно то, как он выходил на сцену Политехнического музея, говорило о многом. Его походка, голос, манеры выражали уверенность в себе и внутреннюю силу.

Публичные выступления Ландау — фейерверк острот, шуток и блестяще сформулированных положений. Вряд ли его ораторское искусство было врождённым даром. Вероятно, он выработал это, как волю, раскованность и многое другое. 

Он никогда не принуждал себя сидеть на нудных собраниях, считая это верхом неприличия. Вообще всяческие «так принято» отвергались с ходу. «Всё, что нудно, — очень вредно», — говорил Дау. Если, скажем, ему не нравился фильм или спектакль, его нельзя было удержать в зале никакими силами, он вставал и уходил. 

Какой ажиотаж вызвал приезд в институт Евгения Евтушенко! 

– У него есть очень хорошие стихи, читает он их бесподобно, ну, а гражданское мужество Евтушенко вызывает глубочайшее уважение, — сказал Дау после выступления поэта. 

И добавил: 

– Мы все должны снять шляпы перед этим поэтом! 

Дау потирал руки от удовольствия и повторял, что России всегда везло на поэтов, что у нас они никогда не переведутся. 

Его поражала способность поэтов находить особые черты характера, подмечать самую суть явления. Как-то речь зашла об ожидании больших перемен в недалёком будущем, на что Дау возразил: 

– Обо всём этом Огарёв написал ещё в прошлом веке: 

Кругом осталось всё, как было, 

Всё так же пошло, так же гнило, 

Всё так же канцелярский ход 

Вертел уродливой машины 

Самодержавные пружины; 

Карал за мысль, душил народ. 

Можно добавить, что слова эти оказались действительно пророческими на все времена. 

Мне бы хотелось упомянуть о том, что интерес Дау к литературе не ограничивался одной поэзией. Однажды он наткнулся на дивную строчку у Оскара Уайльда: «В России всё возможно, кроме реформ». 

– Нет, но откуда он это узнал? Ведь как в воду глядел! — хохотал Дау. 

Читал он из английских классиков чаще всего именно Уайльда, что только подтверждает его любовь к поэзии: проза Уайльда мелодична, её так и хочется читать вслух. Что он и делал. 

Он был внимателен и заботлив со своей матерью и часто приезжал к ней в Ленинград. Однажды он спросил у матери: 

– Мама, ты счастлива с отцом? 

– Как тебе сказать… Мы прожили жизнь тихо, мирно. 

– Это я знаю. Я не о том. А любовь, такая чтобы сметала все преграды? 

– У тебя книжные понятия о жизни. 

– Да, может быть, но… — он смущённо умолк. 

Любовь Вениаминовна посмотрела на сына очень внимательно: 

– Что ты ещё придумал? 

– Да ничего… 

– Нет уж, говори, если начал. 

– Я подумал, может быть, я дитя тайной любви? Мои чувства к тебе от этого никак не изменились бы. 

– Ничего похожего! Ты сын своего отца. И вообще, должна тебе сказать, что муж, дети, работа — это полная жизнь, поверь мне. 

– А страсть? Настоящая, сильная страсть? 

– Нет, Лев. Такой страсти не было. 

– Ни разу в жизни? 

– Ни разу в жизни. 

– Почему? 

– Наверно, не представилось случая. 

– Так надо было искать! 

Этот разговор Любовь Вениаминовна запомнила слово в слово и впоследствии пересказала его моей маме, с которой была в большой дружбе. 

Льва Давидовича привёл в восторг ответ семидесятипятилетнего Бернарда Шоу, который на вопрос корреспондента «Как бы вы хотели умереть?» ответил: «От руки ревнивого мужа!»

Лев Ландау всю жизнь пытался разгадать формулу счастья и искренне удивлялся отсутствием такого чувства у большинства людей, включая своих родителей. Для него это было просто, как и все в жизни: нужно просто чувствовать себя счастливым.