ночью посыпался дождь на груды снега.

Величайший инструмент познания, решил Дима, - таки обзервация. Не в медицинском смысле, а просто в значении наблюдения. И все движение в разумной части планетной фауны должно было начаться именно с нее, потому что когда у живности появилось что-то, отдаленно напоминающее мозг (например, те ихтиопсидные комки у рыб в башке), никаких программ поведения там еще записано не было - для начала надо было посмотреть. Понаблюдать. Наблюдаешь, делаешь выводы, адаптируешься, если в твоем генотипе хватает для этого свистелок. Хватило - молодец, идешь дальше наблюдать и адаптироваться. Не хватило - отправляешься есть хуй и покидаешь божественное древо филогенеза. Кто не прозорлив и не делает из окружающей среды выводов - тот отправляется есть хуй, причем не в хорошем смысле.

Дима покосился на часы, висящие справа от долбоебического плаката, иллюстрирующего "Пять сил Портера", повздыхал, вытянул под партой ноги, побил пятками об пол. Сука, ну почему на некоторых парах все так долго и нудно. Кстати, название этой методики - тоже лажа. Пять, блядь, сил. А Портер их к хуям, небось, протусил.

Да, Портер?

Дима грозно уставился на плакат.

Игры пяти зверей, понимаешь ли.

Он раскрыл последнюю страницу в тетради и продолжил бездумно заштриховывать цилиндрическую форму предплечья нарисованной руки. Руку эту он так часто видел напротив себя, на своей руке, у себя на колене, на бедре, на животе и на члене, что изобразил бы ее даже с закрытыми глазами, будучи подвешен вниз головой над водами Стикса. Подумал: мозг - ключ ко всему (хотя технически хуй способен вырубить мозг, как ножницы способны вырубить бумагу, камень - аннулировать нахуй ножницы, а бумага - кикануть камень). Вот у амеб, например, нет мозга, сплошной хемотаксис. Вкусно ей пахнет - она плывет по следу молекул запаха. Наткнется ложноножкой на соль - и нахер педали закрутит куда подальше. И поначалу все вокруг были устроены не сложнее, чем такие вот амебы. А кто-то и по сей день так примитивно и обретается.

Механический карандаш сточился. Дима истерично понажимал на кнопочку-ластик; внутри карандаша защелкало, но грифель наружу не вылез. Сменных стержней у него не было, ручкой портить набросок Лениной руки не хотелось, а от начала пары прошло всего пятнадцать минут. Да ну еб твою...

Ладно, тогда давайте вернемся к амебам. Кроме тех, с которыми он делит пространство аудитории.

Дима взял телефон, загуглил от нечего делать теории возникновения жизни и какое-то время читал, переходя по ссылкам. Сразу поразился, что, оказывается, гипотеза "первичного бульона" устарела - хотя Дима еще помнил биологию десятого класса, когда читал про это впервые и просто охуевал, как все клево склеилось и как здорово вот такими вещами можно объяснить феномен появления планеты, а с ней - мальчиков, которые мечтают жизнь положить на сосание кока своим бойфрендам. Дима поползал еще немного по бульонной странице википедии, обновил знания о том, как маленькие белки, плавающие в минеральной воде первичного океана, склеивались в большие под воздействием кусачего ультрафиолета солнца и электрических разрядов нестабильной атмосферы. А потом на них налипали жиры, и получалась коацерватная капля - прообраз нынешней клетки. В чем, правда, толк, если эту тему уже признали несостоятельной, подумал он и, разочаровавшись, закрыл вкладку. Теперь в ходу были гипотезы с уебанскими названиями "первичная пицца" и "первичный майонез". Ну, уж если выбирать, то точно мазик, решил Дима, подобрал карандаш, отбил несколько раз ластиком по нижней губе. Как в "Большой разнице" двести тысяч лет назад пели: "Что спасет любое блюдо? - Майонез! - Был в крови у Робин Гуда? - Майонез!.."

Так вот, великая сила наблюдения. Нахуй амеб и птиц, рыб тоже нахуй. Человек, он же гордый человек, хотя так и тянет идентифицировать себя как все пять играющих зверей разом, когда дело касается Лени. Человек, когда он был еще первобытен и как только завелось что-то сознательное в его черепушке, тоже в основном наблюдал. Уронили зерно на землю - и вскорости там выросло, заколосилось нечто вроде бы даже съедобное. Присели погреться у костра, а огонь прокалил верхний слой земли - и вместе с ним ископаемую медь, поднявшуюся близко к поверхности, и от жара потекло горячее и сверкающее, твердеющее, когда остывает. Дима прикрыл глаза, задумался, тут же представил, как вместо расплавленной меди из костра гомо эректусов (ха-ха... ха-ха!!) вытекает актимель, и сдавленно хихикнул.

Наблюдение, подумал Дима, сделалось основой познания. Он и сам активно пользовался этим методом, когда только поступил на первый курс и присматривался к окружающим людям. Всек сразу: таких, как он, тут целые кучи - людей, которые буквально обдрочились в свое время об школьные учебники и были даже готовы скинуться с кем-то вместе на слитые КИМы, только бы поступить хоть куда-нибудь. Бизнес - очень подходящее направление, всираться особо и не надо. Если ты, конечно, не Ебалыге Михайловичу тезисы задолжал.

Коленка, неудобно упертая в задник парты, затекла, и Дима, поерзав на стуле, расчесал ее ногтями, попробовал рассесться поудобнее. Вспомнил меланхолически все свои кистеперые юные сумерки, проведенные на допчасах в школе просто потому, что домой идти не хотелось, а из школы хотя бы не выгоняли. Так совпали два потенциала действия: один олицетворял Димино желание поскорее рвать когти от бати в любую общагу любого универа, другой - Димину повышенную перцепцию учебных материалов. Проще говоря, учиться чему угодно Дима - при необходимости - умел усидчиво и с хорошими результатами. Таковыми стимулирующими необходимостями в его жизни до сих пор были три вещи:

1) Желание впечатлить и порадовать двух любимых учительниц, единственных из всего педагогического состава, от которых Дима никогда не видел никакого говна;

2) абсолютная каленая нужда выучиться достаточно хорошо для того, чтобы поступить на бюджет и уехать от бати;

3) лютая, сокрушающая по мощности оба вместе взятых предыдущих пункта потребность сделать Лене "глубокую глотку".

Они же пару раз даже что-то такое обсуждали, но с Леней было трудно говорить на подобные темы, потому что в ответ на Димины выражения сомнений он буквально погружал Диму в метафорическую ванну, полную мягких контраргументов, и тщательно, нежнейше там выполаскивал. Дима делался размазанным, чувствительным и плаксиво-благодарным, а это, как можно догадаться, было не то настроение, которое требуется ронину, чтоб нанизаться на фурибо качественно, без смс и регистрации. Дима, чуть ни не ковыряя пальцем ладошку, спрашивал: ничего, что я пока не очень глубоко? Я стараюсь. Леня смотрел на него ясным соколом, брал за руку и говорил: Диманоид, о чем ты, все идеально, - и на слове "идеально" он изображал поцелуй шеф-повара, крайне довольного удачно приготовленным блюдом. Искровой промежуток свечи зажигания, сильно и ровно отогревающей все Димино сердце, оказывался пробит в самой мягкой и безапелляционной манере. Делать нечего, только трогаться носиками...

Но, подумал Дима, в этом вопросе потенциально заинтересованные лица - это мы оба. Я хочу сделать это не только для того, чтобы доставить Лене фан, но и потому, что просто люблю у него сосать.

Он сглотнул и почему-то представил себе, как встает во время потоковой лекции, спускается с галерки через все ярусы амфитеатра, влезает на кафедру ногами и громогласно объявляет, как лев Алекс на том меме: "Я ПИДОРАС!" Похихикал, пофыркал, покосился по сторонам, снова посмотрел на всесильного Портера (как будто ожидал, что щас все стрелки свалятся с инфографики и укажут на него надписями "А ОН ГУГЛИТ КАК ХУИ СОСАТЬ"). Забил в гугл "как сделать глубокую глотку", положив телефон рядом с тетрадкой, чтобы, если что, быстро накрыть обложкой, и попробовал почитать по первой ссылке.

Так, ага, "неземное удовольствие". Круто, оживился Дима, нам тока того и надо. Хотя уже просто обниматься с Леней - сдохнуть можно, до того приятно и спокойно. Че там дальше?

Он принялся скроллить. Текст в основном был унылый, незамысловатый, без, как говорится, огонька. Ну, откройте рот. Ну, попробуйте не сблевать. Ну, удачи на даче. Зато под статьей, как это часто бывает, насрали тонну комментариев - в них-то Дима, дибровским жестом потирая руки, и занырнул головой вперед.

Natusik 21.03.2016 (14:17)

Девочки, не могу в ротик глубоко брать, очень тошнить сразу начинает..... Но у меня такое всегда было, всю жизнь, мне даже у врача трудно когда горло со шпателем осматривают : ( Можно что-то с этим сделать? Очень хотела бы кисулю порадовать...

athena1011 21.03.2016 (15:10)

смазки есть с анестетиками. анальные в основном. можно помазать ими, тогда в процессе горло занемеет и будет нормально.

Nausik 21.03.2016 (15:22)

Горло помазать?

athena1011 21.03.2016 (16:01)

не горло, а член.

Chamomilee 21.03.2016 (16:08)

а не будет как после стоматолога? когда щеку заморозило и ты ее жуешь уже полчаса просто не чувствуешь

Redfox 21.03.2016 (18:22)

ну асфиксию-то ты по-любому почувствуешь

Turko_the_Fair 21.03.2016 (18:31)

а помните того чела который себя удушил с помощью дверной ручки

Diana_Diane 21.03.2016 (19:05)

Только не забудьте о том, что смазку с анестетиком надо на презерватив намазывать, а не на голый член

А то партнер ничего не почувствует

Turko_the_Fair 21.03.2016 (19:26)

а есть истории о том как кто-то намазал такую смазку на хуй и не почувствовал что сейчас кончит??

athena1011 21.03.2016 (19:49)

мне кажется там просто эякуляции не будет, если не было норм стимуляции нервных окончаний.

Diana_Diane 21.03.2016 (20:11)

Не знаю насчет таких историй, но точно есть истории о том как сперма попадала высоко в носоглотку и оттуда в нос

Это чудовищно больно и называется "огнедышащий дракон" потому что из носа текут сперма и сопли, из глаз - слезы, а изо рта слюна

Turko_the_Fair 21.03.2016 (20:38)

мм секси

Turko_the_Fair 21.03.2016 (20:39)

ну в смысле не круто что больно, но

Redfox 21.03.2016 (20:52)

да мы поняли

Дима перечитал страницу обсуждений дважды, нахмурился. С одной стороны, волшебная смазка, которая снимает рвотный рефлекс - дело хорошее. С другой стороны, сосать в презике... В смысле, если бы Леня захотел, Дима против бы не был. Но если так подумать и по чесноку рассудить, то... не для такого сосания роза цвела. Надо же, чтобы прямо по коже. Языком, губами. Ощупать. Вылизать. Голяком, контакт в контакт. Кончиком носа поводить, обслюнявить, подставить язык к головке, когда из нее в желобок выплескивается маленькая пенистая капля предсемени. Собрать ее губами, глянцевую, терпкую. И во рту обкатать член как следует, а потом... потом...

Дима лихорадочно сунул ладонь себе между ног, с силой стиснул ее бедрами, зажмурился, задержал дыхание и выдохнул его облаком, с болезненной резкостью, как будто прихватило живот. Напряг ноги так, что бедра скруглились и чуть приподняли его на стуле. Нот нау, бонер! Сука!

Он посидел так немного, пытаясь глубоко, с образованием тугой скобки в диафрагме дышать через нос и выдыхать через рот. Сжимал руку до геометрически острого побаливания в ней и во внутриляжечных мышцах, чтобы отвлечься и чтобы был раздражитель, который он, в отличие от мыслей о ебучем спаривании, худо-бедно мог контролировать. Попробовал проговорить про себя с целью прикрытия гештальта (сука, так и хлещет): в презике сосать - вариант так себе, потому что я хотел бы, чтобы это происходило максимально близко и откровенно. Я хочу вылакать из Лени все актимели, хочу угандошиться собственной слюной, пока буду сосать, хочу чтобы он придержал меня под подбородком одной рукой, а другой направлял свой хуй, трогая им меня внутри рта-- - - -- -

Да бля. Ну ебать-колотить.

Свободной рукой он неловко придвинул к себе телефон, открыл новую вкладку, написал: "самые отвратительные в мире вещи". Гугл предложил унылейшую подборку фотографий с известными дамами, которые были замечены с волосами на различных частях тела. И ебет же вас, подумал Дима, обращаясь к составителям подборки, не впечатлился, посидел и еще поприкидывал. Потом вспомнил про тот сыр с личинками, загуглил его и какое-то время рассматривал картинки. Личинок было особо не видать, но чудодейственный сыр все равно помог ему подуспокоиться и слегка охладиться.

Не хочу в гондоне, решил Дима. Хочу как у обычных людей, у которых не стоит вопроса о том, глотать или не глотать. Без гондона - значит, и смазка тоже не варик. А че тогда?

Он загуглил: "глубокая глотка как научиться", тапнул первую ссылку и просвещался по ней до самого конца пары, более не озабоченный ни Портером, ни любой из его пяти сил.

*

- Я могу попросить тебя о помощи с тренировкой? - невинно спросил Дима и отщипнул несколько катышков с покрывала на Лениной кровати.

Леня, в качестве предисловия к его позе согбенного старца, проебал где-то на жральном столе свою "Тройку", потратил двадцать минут на перекладывание мусорных этикеток с места на место и теперь, видимо, надеялся привлечь проездной телекинезом, так как просто стоял и пялился на настольный хлам, упираясь руками в колени.

- А? - спросил он и повернул к Диме голову. - Да без базара, а че тренировать будешь?

- Горло, - сказал Дима. - Мне бы золотой значок ГТО за глубокий отсос, очень хочется получить и гордо носить на груди.

Он стряхнул катышки на пол и помахал пальцами в районе своих ключиц, показывая, куда бы приковырял знак почета мастеровитого сосальщика. Наблюдавший за ним Леня вдруг сказал: хо-хо, убрал руки с колен и теперь упер их в бока, распрямившись. У него было вежливо-восторженное лицо чопорного маленького христианина, который впервые пришел в методистскую церковь и обнаружил, что молитвы можно исполнять и в виде веселой песенки с душеспасительными танцами.

- Это мишутка такая? - спросил Леня и улыбнулся так, что не улыбнуться в ответ было невозможно. Картографически острые его, чистые скулы приоткрылись изгибисто, как по форме кронциркуля, приподнялись яблочки щек. Картинка была такой вкусной, что Дима с удовольствием съел ее глазами и затих с сытым умиротворением.

- Никаких мишуток. На банане я уже потренировался, - признался он, медленно сморгнув. - Теперь бы немного практики... с конечным акцептором функции...

Ну да. Функция. Так и есть. Как в той бардовской песне из батиной коллекции "под алкашку", одной из немногих, которые Диме действительно нравились и даже продирали иногда от сердца вверх до корней зубов: "Вставай, ведь такова твоя функция". А если без лирики и более приземленно, то это буквально обращение (от кого? от президента?) к Диминому херу.

- Сука, - Леня дрыгнул ногой так резко, что чуть не втесался ею в угол стола. - Реал?!

Дима посмотрел на него максимально серьезно. С бананом эпизод был правдивым, коротким и странным: сразу после той унылой пары он купил в "Перекрестке" крепенький недоспелый банан-одиночку (а вы видали эти слезодавительные плакаты, агитирующие покупать именно такие бананы? то-то же) и в общаге отправился с ним все в тот же обшарпанный туалет, где однажды (не однажды) всплакнул о горькой судьбе безответно влюбленного петушка. Потом вспомнил жесткие рекомендации о том, что если уж у вас нет денег на нормальные фаллоимитаторы (полегче, подумал Дима при прочтении, я студент, гей и полуазиат, хватит с меня прессинга) и вы собираетесь тренироваться на хавчике, не забудьте упаковать этот хавчик в презерватив. Мысль показалась легитной, и Дима, снедаемый странными эмоциями, вышел из туалета с намерением позаимствовать из их с Леней общака гондон - и с бананом в руке. Консьержка бросила на него взгляд и скривилась, как от клещевины. Дима в ответ скорчил рожу ей в обтянутую учительской кофточкой спину.

Раньше Дима об этом не задумывался, но их презервативы, по ходу, и сами были покрыты жлобским количеством тонко раскатанной смазки. Примерив гондон на банан, Дима покрутил свое первобытное орудие и нервно похихикал. Потом, ощущая себя благословенным дурачком, сделал вид, что банан - это детский пистолет с пульками, направил его на дверь, встряхнул несколько раз: пау-пау-пау! Так. Ладно. Поигрались - пора бы и честь знать. "Честь знать" в данном контексте - открыть рот, вывалить язык и попробовать осторожно и медленно продвинуть банан по языку до горла, докуда войдет. Этим Дима и занялся. Смазка на вкус была грубоватой и неприятно резиновой, так что он задней мыслью посочувствовал всем людям, которые предпочитают сосать латекс. При этом сам банан пах, ну, бананом, и вместе сочетание было убойно ностальгическим, как абсолютно все сладости, которые в детстве клеймили "ТЕПЕРЬ БАНАНОВЫМИ" и начиняли резким ароматом синтетического банана.

Помещать в рот банан в презервативе было и на тысячную долю не так приятно, как сосать Ленин хуй, удобный и эргономичный, сделанный будто специально для того, чтобы Дима охаживал его пастьюшкой. Клинок и ножны, как писалось в арлекиновских романах про удивительно подходящие друг к другу анатомически член героя-любовника и вагину героини-любовницы. А в "Кодзики", кстати, был такой еще момент: там были два первородных божества, кун и тян, которым должно было произвести на свет весь прочий мир. И кун этой тян, значит, сообщил: слушай, выросло у меня тело, но есть на нем одно место, которое выросло больше, чем нужно. А тян ему сказала: да, понимаю, у меня тело тоже выросло, но есть на нем одно место, в котором вообще ничего не выросло. Ну и кун такой: а давай-ка мы совместим эти наши два места, авось че и получится. Ну и как у них завертелось!.. Этот кусок особенно запомнился маленькому Диме-анимешнику, силящемуся нащупать в сухой обеднелой земле под своим фамильным древом принадлежавшие другой культуре корни, которые могли бы пообещать ему чего-то нового и качественно другого. Короче, малоизвестная родная аутентика в сердечке завязла - это раз. А два - тринадцатилетний Дима умудрился подрочить на полторы завуалированные строки о сексе из предисловия к синтоизму. А вам, как говорится, слабо?

И он несколько раз повпихивал банан себе в рот, пытаясь загасить всякое движение сразу же, как только в горле поднимался спастический комок. Техническая, тупая, лишенная воображения и творчества (в отличие от классического минета любимому прелестнику) игра на бананофаллосе как-то сразу повытаскивала на свет божий кучу проблем, очевидно сопутствующих попыткам человека скормить себе предмет неподходящих габаритов. Банан цеплялся за язык, будто репейной липучкой, и язык сразу начинал горбиться, подниматься у корня, перекрывая горло. Нёбо опускалось, неприятно сжимались мягкие стенки над гортанью. Короче, глотка скучивалась, как очко перед экзаменом. Ты, банан, шелл нот пасс. Дима потыкался с этим бананом еще немного, потому что с каждым заходом комок будто бы делался несколько меньше и держался чуток послабее. Потом Дима подумал: блин, какого хуя. Зачем унылая тренировка на банане в латексе, если я всегда могу попросить о помощи Леню.

Так и пришли туда, куда пришли. Все это он в двух словах пересказал Лене, и Леня отозвался: "Грейт стори, Марк!" - и засмеялся, и пошел к Диме, на ходу ему аплодируя. Дима скорчил физиономию, показал Лене язык. Леня сказал: да, вот так, - склонился и Диму сердечно поцеловал. Потом уселся с ним рядом на кровати, положил руку Диме на бедро, поглаживая.

- Слушай, ну кем бы я был, если бы отказал такому товарищу, - сказал Леня, глядя на Диму так внимательно, будто за этими словами пряталось что-то более тонкое, чем согласие на отсос. Ничо не знаю, твердо подумал Дима, твои глаза такие чистые, как небо, думать не могу и не буду, буду облизывать твой член.

- Тогда устраивайся поудобнее, - сказал Дима, потянулся к нему шеей, вклинился губами в губы, натрогал их так, что в его собственном рту чувствительно забился пульс, отстранился и полез на пол, коленями в собственные мягкие тапки, оставленные рядом с кроватью. Закрытая дверь, вошедшая в привычку, сэкономила ему немного времени и немало АТФ. Роботац, митохондрии, - велел он, стаскивая с нижней половины Лениного олимпийского тела одежку и прикладываясь губами к открывающейся коже.

Ленины руки тоже сразу приняли его: одна легла на его плечо, другая мягко приобняла затылок, и это было как лучшая похвала и лучшая легкоплавкая ласка. Дима потерся лицом об Ленин ствол, прижался к нему носом, выпустил язык и потрогал кожу в нескольких местах, ощущая, как набухает под губами нетерпеливый кровяной стаз. Схватил головку в рот, тщательно обсосал, напустил на нее слюны и распределил рукой, как смог.

Так, так. Че там у нас дальше...

Для облегчения проникновения вытяните шею, вспомнил он очередной совет, тут же ему последовал, выкатил язык. Направил рукой Ленин хуй в себя, совершил холостое глотательное движение - и вошло действительно намного, намного глубже, чем обычно. Вошло, но - неожиданно тронуло язык близко к корню, и рефлексы взъерепенились. Дима глотнул, не смог сделать полноценный вдох, выпустил член изо рта, закашлялся, туго похехал. Ебать, сложно-то как. Со стороны реально кажется, что в рот дохуя всего безболезненно влезет, а на деле...

- Я в порядке, я в порядке, все окей! Жбан чето сжимается, - быстро, пока обеспокоенный горячий парниша Леня не отнял конфету, пожаловался он, подрочил по мокрому рукой. Леня взирал на него с какой-то крайне заведенной (и заводящей) эмоцией. - Это разрабатывать надо, как очко...

От Лени протестов не последовало, но Дима на всякий случай все равно, прижавшись к Лениному стволу губами с одной стороны и накрыв его пальцами - с другой, поднял глаза на Леню и поиграл бровями. Леня богато, искренне погладил его по волосам, и Дима, получив отмашку, несколько раз облизал головку, потыкал ею себе в верхнее небо, обшарил языком, забрал в рот только что изученным маневром. Он толкал себя Лениным членом в горло, насколько позволяла переменчивая мускульная архитектоника, и аккуратно, методично дробил сидевший там слабеющий мышечный комок. Оказалось, что если договориться и провзаимодействовать с ним, он тоже нехило помогает с динамикой, и несколько раз Дима повыдавливал Ленин хуй обратно изо рта прямо так, вегетативной горловой судорогой. Всякий раз его словно легонько придушивали прямо изнутри, точно кругом сквозь шейные мышцы был пунктирно продет шнурок, а чужая рука стягивала его, как горловину мешка.

Давиться было не больно (а еще был Леня отзывчивый крайне щедрый активный Леня который гладил его по волосам и запускал в них пальцы и тер Диме загривок и притягивал его к себе поближе и еще немного побился лопатками об стену и низким голосом скачущим как график волновой функции без оформленных слов поощрял Димины инициативы), а вот именно "подавиться" оказалось неожиданно, когда головка члена просвистела над языком, тяжело прижала его к нижней челюсти и задела в горле маленькую капельку увулы. Мягкое нёбо вздрогнуло и, сотрясаясь, слиплось с корнем языка, как падающий в проклятой гробнице потолок. Дима, выгнув шею и раззявив челюсти так сильно, будто хотел выдернуть нижнюю из пазов и отбросить ее прочь, спешно снялся ртом с Лениного хуя и тяжело, спастически задышал.

На глаза навернулись рефлекторные слезы.

- О-о-ооооо-о, - выдал Леня порцию маленькой смерти голосом, шумно, с всхлипом вдохнул, - оо-оох... - продолжил он уже более приземленно. - Бля, Дим, ты живой? Живой? Все в порядке?

Он дернулся, порываясь, возможно, вскочить на ноги, и Дима попробовал вежливо удержать его на месте прижатием ладони к животу. Прильнул ею к коже, погладил, потом приник туда же лицом, потерся щекой о преприятнейшую тактильность Лениного пресса.

- Я просто пожадничал, - сипло сказал Дима. - Блин, извини, если напугал. Звуки, конечно, такие...

Он покосился на Леню. Леня смотрел на него со сложным лицом. Ну да, кого Дима попытался обмануть или провести - самому же ясно, что в момент пахового жара от звуков, с которым партнер хищно давится твоим пиструном, можно крышей поехать в самом лучшем смысле.

- Можно я продолжу? - спросил Дима и переместил руку чуть дальше, к Лениному боку.

- Дим, - сказал Леня, взъерошил ему волосы и пригладил обратно, - ты реально считаешь что я могу или хочу запретить тебе сосать свой член? Я просто не хочу, чтобы ты покалечился или чтобы тебе было неприятно...

- Мне приятно, - заверил Дима. - Мне очень приятно. Щас я скоро еще соображу, че по технике делаю не так, попрактикуемся еще немного - и будет заебок. И я знаю, что это необязательно, но я бы хотел. Попробовать. Научиться. Но я вижу, что ты... - растревоженный хуем комок в горле все никак не рассасывался, Дима поглотал еще. - Пугаешься. Так что давай пока... без совсем уж глубокой глотки... Но начало, типа, положено.

- Ах, - просто сказал Леня. Его рука выпуталась из Диминых волос, ладонь оказалась около щеки, пальцы мягко обвели скулу, дотронулись до уха, до угла челюсти, лба. Сначала Дима не понял, символизирует ли эта прелюдия что-то конкретное, но потом догнался - это просто ласка. Добрый жест без подоплеки, начала или запрограммированного квестовым алгоритмом конца, просто потому, что Лене захотелось его погладить. Дима зажмурился, ластясь в каждый мягкий угол, под каждое движение. Расслабился, ответно погладил Леню по бедрам.

Леня заговорил дальше сам.

- Дим, знаешь... знаешь, что мне недавно очень понравилось? Прямо вставило?

- М-м, - сказал Дима.

- Как ты легонько зубами задел... когда в прошлый раз мне сосал, в раздевалке.

Дима распахнул глаза.

- Я задел тебя зубами?

- Не в хуевом смысле! - Леня замотал головой. - Так, самым краешком, совсем немного дотронулся...

Он протянул к Диминому лицу руку, большим пальцем провел между губ. Дима приоткрыл рот, и палец мягко втянулся внутрь. Подушечкой, точно пробуя остроту ножа, Леня провел по кромке верхних Диминых резцов, задержался под точкой, которую продавливал клык, потерся об его кончик папиллярным рисунком. Затем палец его выпростался из Диминых челюстей и утолкался в угол рта. Дима чуть повернул голову, поцеловал подушечку, сомкнув губы.

- Можно вот так еще раз? - спросил Леня шепотом.

Буквально ощутив, как из глаз от этого движения просыпались звезды, Дима кивнул - торжественно. Ну ебаться в телевизор, он еще спрашивает! Мой хороший, трогать тебя буду так, как ты захочешь, столько, сколько ты захочешь, когда захочешь, где захочешь... тенденция ясна. Он приблизился к Лениному члену вежливо, как Гарри Поттер - к гиппогрифу, рукой отлепил его, отчаянно твердый, от Лениного паха, снова забрал в рот - с благодарностью, с удовольствием, с жадной, искренней самоотдачей. Пихать его глубоко в глотку Дима больше не пробовал, поэтому недостаток тесноты компенсировал импульсами и касательными - языком, натыкиванием в нёбо и в щеки. Вспомнил про зубы, подумал, как бы это лучше провернуть... выпустил Ленин хуй изо рта, умильно на него посмотрел, поцеловал в головку. Потом откатил нижнюю челюсть вниз и наделся на член сверху, так, что головка и немного длины ствола оказалось во рту. За зубами у него скопилась щекочущая энтальпия. С предельной осторожностью Дима чуть сомкнул челюсти и легонько, в любой момент который подвернуть губу или подложить язык, несколько раз подцапнул кожу краешком резцов. Мое - твое. Все мое - твое. Зубы Леня встретил натуральным, мелодическим рыком - Дима оказался не готов и застонал тоже, запутался в губах, в челюстях, слизистых выстилках, руку выпростал поудобнее и надрачивал, а языком и полувакуумной полостью старался заласкать головку. Вот ловить актимель, кстати, так оказалось очень удобно - когда стоишь на коленочках. Ничего никуда не вытекает.

Дима еще не пришел в себя и не понял, куда делись ощущения в его ногах, когда, как сказали бы на съемочной площадке "Битвы экстрасенсов", случилось нечто невероятное. Ковыряясь и чертыхаясь, лишь со второго раза подбросив свое утомленное тело с толчка кулаком о матрас, Леня посыпался с кровати чуть ли не Диме на руки, нырнул, тоже опустился на колени, раззявив ноги на неустойчивую и неудобную ширину. Он взял Диму за лицо, мягко развернул ладони, и его большие пальцы вошли Диме за уголки губ, как шелковый трензель, не давая закрыть рот. Чего случилось, ошарашенно подумал Дима, пока нервные узлы в сочленениях его челюстей колюче пульсировали от Ленькиного нажатия. Ленина сперма все еще болталась у него во рту - он чувствовал, как она медленно, диффузно смешивается с подъязычной слюной.

Чудеса на виражах: только что она была здесь - и вот ее уже практически нет, потому что... потому что...

Потому что Леня, держа Диму за лицо, припитался к нему с поцелуем настолько глубоким, что, вывернув его наизнанку, можно было бы поговорить с боженькой и посрамить всех строителей Вавилонской башни. Ленин язык вычерпал солонцеватое и жидкое из Диминого рта - и унес, вязко, терпко, оглушительно. Обокрали, подумал Дима и затрясся. Картинка поползла по битому стеклу отдаваться дьяволу, Дима видел Ленины безумные глаза, похожие на лед с перцем, и бледный, мокрый сгусток за Лениной нижней губой. Нет, погодите, подумал Дима, это же мое честно заработанное! - и обхватил Леню за шею, потянул на себя, наклонил его голову, подставил раскрытый рот. Через губу от Лени перелилось густое, в разнофактурных прожилках, слюна одна, слюна другая и еще актимель. Дима поймал это все - жадно, но глотать не стал. Поболтал во рту, чувствуя, как выделяется под языком новая горячая слюна. Скользко и очаровательно полно. Он подался вперед, как бы предлагая Лене пересмотреть условия бартера, и его предложение было принято со всем возможным радушием: Дима влепился в Леню, они целовались оголтело, гоняя друг между другом расхристанное лакающее месиво, часть которого мокро вылегла на подбородки. Не может быть так хорошо, подумал Дима и сыто, наглаженно застонал в поцелуй. Леня в ответ застонал тоже - так сладко, что заныли зубы, и просунул руку Диме в штаны, и оказалось, что "так хорошо" быть вполне может, и может даже еще лучше, и Леня не прекращал нытливо, доверительно, исступленно звучать напротив реберной акустики Диминого рта, пока надрачивал ему. И когда Дима кончил - по ощущениям, чуть не сдохнув, опасно отклонившись назад, подставив для опоры трясущиеся руки, - Леня звучал тоже.

Дима пока еще не вспомнил, как дышать, а Леня уже потянул его на себя, уселся задницей, на которую не соизволил даже натянуть штаны, на пол перед кроватью. Издержки, издержки, подумал Дима, едва ощущая, как ласково Леня обнимает его за пояс, как продолжает остаточно гладить живот и пах. Всегда потом, как поебетесь, приходится соображать, какое положение в пространстве будет наименее энергозатратным. А еще ж, кстати, про глубокую глотку говорили, что есть другая хорошая поза: когда дама (ну, в смысле, любой принимающий партнер, но гетеронормативные статьи, естественно, не могли рассказать о том, что в мужской рот тоже очень удобно загружать пинусы) ложится на кровать на спину, а голову свешивает с края. И получается, что полость горла у нее как бы является продолжением полости рта. Удобно и места много, но тут надо сильно доверять партнеру, потому что можно и задохнуться, и травмироваться, если хуеносец будет неаккуратен. Доверяю, подумал Дима и стиснул Ленино плечо. Доверяю и верю, так что будет и на нашей улице праздник сосания. Вот уж траббл - найти позу для минета. Проблемы белых геев...

Хотя, подумал Дима и хехнул, где уж мне, какой я там белый, в каком месте.

(Так во рту же.

Во рту, когда он тебе туда напускал, а потом сам же языком забрал. И когда вы футболили друг другу этот сгусток потом еще десять лет.

Уляпались, кстати, как черти.)

Что правда, то правда - на подбородке у Лени действительно были потеки... полуматовые, как приятная пленочка на экран телефона... Дима оттопырил указательный палец и проследил подушечкой движение слюнно-спермозной вены-реки вниз по Лениному подбородку.

- А кто из нас... проглотил?

Леня посмотрел на него гордо и ласково. Чуть приоткрыл рот. Вокруг языка обильно плескалось. Продемонстрировав свой запасник, Леня мощно сглотнул, облизнулся, чмокнул губами, как в ресторане.

Сказал:

- Теперь я. А в следующий раз поглядим.

- Жду не дождусь, - откликнулся Дима кокетливо, опустил голову Лене на плечо. Завис, задумался. Блять, ну хоть кто-нибудь бы рассказал ему про все про это чуть больше года назад. Хоть одна бы, бля, ангелохранительская собака подошла и сказала, что не надо так убиваться...

- Есть у меня во рту одно место, в котором ничего не выросло.... - сбормотнул Дима вслух, сам не понял, с чего вдруг, и заткнулся. Леня заинтересованно пошевелил ему волосы около лопатки.

- Чего это? Непонятно, что-то серьезное или мем какой-то.

- А, это из книжки, я в детстве читал... Типа про японскую культуру. Про становление целой кучи богов и про то, как они власть императорам передавали.

Мне вот щас что-то божественное точно передали. Иные скажут: фу, комок спермы и слюней. Я скажу: райский подарок, умоляю, подарите еще.

- Господи, - выдохнул Леня. - Или как там... О Ками-сама! Ты мой сладенький маленький виабушник!..

Дима заржал и тихонечко, одними губами куснул его в плечо.