Фея

Фея


- Зайдем куда-нибудь поесть?

- Я не голодный.

Цзысюань на мгновение теряется. Нормальный тринадцатилетний подросток должен же сказать в ответ «ура, пицца!», разве нет?

- Все равно, стоит зайти поесть.

- Угу.

- Куда?

- Мне все равно.

Цзысюань снова переводит взгляд на Цзинь Лина, пытаясь разглядеть выражение его лица, но тот натягивает на голову капюшон парки, еще и отороченной мехом, нахохливается, так, что только нос торчит. Прячется. От всего мира.

Интересно, он больше любит фастфуд на европейский манер или традиционные закуски? Сейчас все тинейджеры обожают пиццу и бургеры, слушают англоязычную музыку и смотрят западные боевики. Но, может, Цзылянь пытался привить сыну любовь к историческому наследию?

При мысли о погибшем брате у самого Цзысюаня тоже начинает противно саднить где-то внутри. Но расклеиваться нельзя. И потому что это помешает продолжать расследование - автокатастрофа, в которой погиб наследник мафиозного клана, была случайностью, серьезно? - и… ради Лина.

Лина, который покорно тащится за дядей в ближайшую пиццерию. Садится за стол, но отказывается снимать верхнюю одежду. «Ладно, - почти сердито думает Цзысюань, - зажарится - снимет».

Выбирать еду мальчишка тоже отказывается. Цзысюань начинает чувствовать раздражение. Его учили драться и стрелять, его учили разбираться в искусстве, в финансах, в управлении сложным бизнесом, в хитросплетениях отношений крупных и мелких кланов. Но его, черт возьми, не учили, как вести себя с замкнувшимися в себе после смерти родителей подростками!..

Цзинь Лин жует свою пиццу, сначала апатично, потом всё-таки увлекается и тащит к себе на тарелку второй кусок. «Хвала небесам», - мысленно выдыхает Цзысюань. Когда он подписывал бумаги на опекунство, он как-то не думал, что это будет так сложно.


Цзинь Лин почти не разговаривал с ним - с того момента, как переступил порог просторной двухэтажной квартиры своего дяди, а теперь опекуна, с двумя спортивными сумками. Как объяснил растерянный Ли Шу, который и ездил за мальчиком, больше ничего из прошлой жизни Лин взять не захотел.

Цзысюань пробовал подобраться к племяннику с разных сторон, по советам многочисленных книг о психологии подростков. «А какая музыка тебе нравится?» Цзинь Лин в ответ молча скидывал трек-другой. «Слушай, а классная группа же!» Тот только пожимал в ответ плечами, смотрел на дядю с легким раздражением и уходил к себе делать уроки.

Сегодняшнее мероприятие называлось «совместная прогулка по городу», в которую по плану входили разговоры (эта инициатива закончилась неудачей так же быстро, как и всегда), совместный обед (и вот как выбирать заведение, если подросток ничего не хочет?!) и посещение каких-то развлечений, которые могли бы быть интересны ребенку. Первые два пункта были, считай, провалены, Цзысюань возлагал все надежды на последний - на тир.

Он выбрал тир с пневматическим оружием, не с настоящим, - для первого раза. Ну и потому что не знал, приучал ли Цзылянь сына к настоящему оружию или старался оградить ребенка от преступного мира вообще во всем. Но, кажется, даже с таким вариантом он не прогадал: когда они заходят внутрь полутемного помещения, глаза Цзинь Лина распахиваются. А у Цзысюаня что-то екает внутри, когда он впервые видит на лице племянника живой и неподдельный интерес хоть к чему-то в мире.


Они торчат там добрых два часа, после чего пора все-таки возвращаться домой. Цзысюань почти ненавидит себя, когда практически силком вручает Лину куртку и одновременно видит, как снова будто замораживаются черты лица мальчишки. Тот натягивает капюшон на голову и замолкает, замирает, снова прячется в свою скорлупу.

Но не могут же они жить в тире двадцать четыре часа в сутки!

Цзысюань уже готов признаться самому себе, что он расстроен. Здорово, что Цзинь Лину понравился тир. Но он хотел бы и сам нравиться Цзинь Лину. А ведь дома все теперь будет как раньше - настороженные или равнодушные взгляды и попытки сбежать в свою комнату или в школу как можно скорее.

Они идут по улице в сгущающейся темноте. Прохожих на тротуарах все меньше, но Цзысюань не переживает - знает, что верный Ли Шу и его команда всегда где-то неподалеку. Он вслушивается в проплывающие фоном звуки, автоматически выцепляет тихий скулеж… и вдруг замечает, что Цзинь Лин, до этого послушно топавший вслед за ним, останавливается как вкопанный.

На краю тротуара сидит старик-попрошайка, у его ног коробка, а в ней крутится, тыкаясь носом в стенки, щенок хаски. Старый проверенный метод: если вам жалко денег на меня, люди добрые, то пожалейте вот щеночка хотя бы, подайте ему на корм.

Цзысюань заглядывает в лицо Цзинь Лину, но в сгущающемся вечернем сумраке непонятно, какое у того выражение.

- Тебе собака понравилась? - на всякий случай уточняет он.

- Нет.

Однако по двухсекундной заминке перед ответом, по едва заметно изменившемуся тону голоса, по тому, как неотрывно племянник следил за щенком, - тот, кстати, почувствовал чужой взгляд, встал на задние лапы, положил передние на край коробки и потянулся к Цзинь Лину, - по всему этому Цзысюань понимает, мгновенно и со всей очевидностью: эти двое друг другу нужны.

Внутренний голос тут же пробует возмутиться: ты сдурел брать щенка с улицы, наверняка больного, с глистами, блохами и еще неизвестно чем? Что тебе мешает заказать собаку из хорошего приюта, с нормальной родословной и гарантией ее хорошего воспитания и поведения? Цзысюань слушает этот голос, а сам в это время сует руку во внутренний карман за бумажником, вытаскивает всю наличность - на текущие расходы, так сказать, - сует в руки нищему.

- Собаку мы забираем.

- Ну зачем? - неуверенно возражает Цзинь Лин, пока старик дрожащими от неверия в чудо руками пересчитывает довольно значительную - для него уж точно - сумму. И пока Цзысюань наклоняется, чтобы вытащить щенка из коробки - щенок, кстати, оказывается девочкой. Маленькая хаски с перепугу пускает струю прямо на ботинок Цзысюань, который страшно-подумать-сколько-стоит.

И тут вдруг Цзинь Лин начинает смеяться - действительно искренне, будто у него что-то разжалось внутри. Цзысюань слышит этот смех впервые и не выдерживает - начинает смеяться вслед за мальчишкой. Они стоят посреди переулка, наследник мафиозного клана Цзинь с уличным щенком хаски на руках и его племянник, и ржут как невменяемые. И Цзысюань вдруг чувствует, что с этого момента все будет иначе.

Все будет правильно.

- Держи, - он утирает рукавом слёзы и протягивает собаку Цзинь Лину. Тот берет щенка бережно и аккуратно, прячет под куртку. - Выгуливать и воспитывать будешь сам.

После они идут к дому, умиротворенные, от одного круга фонарного света к другому.

- Ну что, придумал уже, как назовешь? - Цзысюань улыбается в темноте.

- Ну… ты только не смейся, - в голосе Цзинь Лина слышится смущение.

- Обещаю не смеяться.

- Фея, - Цзинь Лин останавливается и зарывается носом в макушку хаски. - Ее будут звать Фея.

Цзысюань не смеется - во-первых, потому что обещал, во-вторых - потому что имя и правда подходит. Потому что этот глупый комок меха сотворил настоящее волшебство. Потому что Цзинь Лин, самый важный человек, который у него теперь есть, снова может смеяться - и разговаривать с ним.

- Вот и славно, - снова улыбается Цзысюань в темноту и легко сжимает плечо племянника. И тот - наконец-то - не уворачивается.

Report Page