Февраль.
Paste travellerФевраль. Как дракон из кино, я набираю полную грудь воздуха и, вообразив перед собой чудовищ, уничтожаю их одним мощным выдохом. Пар красиво устремляется в усеянное ватой небо, а моя маленькая сестра висит у меня на спине и заливается смехом. Изображая полёт, я аккуратно прыгаю из стороны в сторону.
– Лети, о, дракон, лети! Ещё один монстр! Вон!
– Вот этот?
Я резко останавливаюсь и указываю головой на Бéлю, что пару секунд назад выскочила из-за куста с облепихой. Маленькая и чёрная, она подбежала к нам и начала вертеть своим коротким хвостом.
– Да-а! В атаку!
– Помогай!
Я опускаюсь на колени и мы с сестрой обдаём «монстра» двойным залпом «огня», который превращается в бело-прозрачное полотно и заслоняет собой подходящего к нам папу.
– Что это вы к собаке пристали? – со своим улыбающимся прищуром спрашивает отец, пробравшийся к нам сквозь «дым».
– Я – дракон, а Мира – наездница. – говоря это, я вдруг ощущаю холод снежинки, попавшей мне прямиком на язык.
– А Беля – монстр! – с важностью уточняет сестра.
Шапочка на её маленькой голове с тёмными кудрями немножко съехала, и папа её поправил.
– Ну, молодцы, дети. Чудовища – побеждены! – произнесённая его басом, фраза эта звучала особенно торжественно. – А теперь дальше пошли.
Мира сменила мою спину на папину и мы отправились к машине, которую отец припарковал на опушке.
Впереди нас радостно бежала Беля.
*
Мы возвращались с пикника, который наша семья каждую зиму устраивала со своими друзьями в небольшом лесу, что прилегал к нашему городу. Всякий раз, когда мы так собирались, я был безумно счастлив... Во-первых, домой мы возвращались поздно, и поэтому в школу на следующий день можно было не идти. Во-вторых, и самое главное: по возвращении в город я мог похвастаться перед друзьями, что мне довелось пострелять из папиного ружья, которое обычно неприступно хранится в сером высоком сейфе! В провинции конца девяностых люди не сильно думали о законодательстве и могли с лёгкостью договориться собраться вместе, дабы пострелять по мишеням где-нибудь в глуши. Папа и его друзья не были исключением.
В этот раз, правда, ничего особенного не произошло, и поэтому, пока мы шли, я обдумывал, как бы лучше приукрасить рассказ о прошедшем дне своим одноклассникам. «Короче, я целился в мишень и вдруг вижу: два зайца выскочили из-за дерева. Гляжу – встали в ряд, ну и быстро ружьё на них направил. Бах! Сразу двоих!» – затем проснулась моя совесть, – «хотя Бог с ним: скажу – одного только...». На самом же деле, мне дали сделать только один выстрел по бумажной мишени и после этого мы с семьёй уже начали собираться домой. Правда, мне доверили ещё разрядить оружие и упаковать его – но это, конечно, не считается.
Я смотрел под ноги, слушал хруст снега и продолжал размышлять о том, как навешу лапшу на уши друзьям; в один момент, однако, мысли мои сбились – Беля внезапно гавкнула и я инстинктивно посмотрел вперёд.
*
По тропинке навстречу к нам шёл мужчина, от которого уже на расстоянии исходил запах перегара; выглядел он тоже невыгодно: потрёпанный пуховик на чёрный свитер, потёртые джинсы и советская меховая шапка. Беля, видимо, приняла его за одного из наших друзей, сидевших с нами тем вечером вокруг костра, и потому приветственно запрыгала на месте, высунув длинный язык.
Никакой агрессии никто не проявлял и все шли молча, как вдруг моя сестра впервые в жизни услышала мат.
«Дай пройти, псина ебаная!» – поравнявшись с Белей, наш новый «знакомый» оказался крайне недоволен подбежавшей к нему собакой, и одним резким пинком он лихо отбросил её в сторонку. Обескураженная Беля отбежала назад и завыла; тут же в дело вступил рядом шедший отец.
Буквально в мгновение он передал мне в руки Миру («уши ей закрой»), положил на землю сумки с ружьём и патронами, и двинулся в сторону обидчика. Уже через пару секунд по крикам можно было понять, кто победил в этой короткой «схватке»: лежащий в сугробе пьяница пытался остановить грязной рукой кровь, текущую из носа, и параллельно выкрикивал угрозы. Снег вокруг него окрашивался в красный горошек; наблюдая этот «узор», я почему-то вспомнил о скатерти на бабушкиной кухне.
– Ты чё, ваще, бля? – в глазах «побеждённого» смешивались чистейшие страх и ненависть. – Ты... Тебе пиздец. У меня братан – мусор: он к нам сюда после службы приехал. Так что и тебе, и мрази этой...
Он указал рукой в сторону непрестанно гавкавшей Бели, но не смог договорить, – отец его прервал:
– Вали отсюда.
Спустя уже десять минут Мира спокойно дремала у меня на руках.
*
Пьяница ушёл как раз в ту сторону, где была припаркована машина. Отец взял в руки сумки, и мы медленно зашагали в том же направлении.
Беля с испуганными глазами гавкала невпопад и шла впритирку с отцом. Я же не особо понимал, с чего вдруг мы должны были испугаться какого-то забулдыгу. Метров за тридцать до нашей машины мы вдруг увидели, как с другой стороны дороги к нам приближаются две фигуры.
Одна уже знакомая – в шапке, описанная выше; вторая – синяя и круглая. Милицейский, сопровождавший нашего нового знакомого, внешне выглядел не сильно лучше его. На его толстом, гладковыбритом лице так и светились растаявшие снежинки, смешанные с потом.
– Гражданин, а ну постойте. – Говоря это, он покачивался из стороны в сторону, при этом постоянно держа руку на кобуре. – Мне доложили, что у вас там бешеная собака. Я правильно всё понимаю? Знаете, что по закону милиция должна в таких случаях делать? Особенно учитывая то, что здесь другие люди культурно время проводят...
– Нет, товарищ милиционер: ошибаетесь. Вот этот, – папа указал на пьяницу, – решил ни с того, ни с сего, по сути, пнуть собаку. За это и получил.
– А в сумке чё? – внезапно сменил тему служитель закона.
– Ружьё.
– А во второй?
– Патроны. По закону всё. Охотились.
Я видел, что папа не боится, но в то же время было очевидно, что ему было крайне тяжело вести этот разговор.
– Скажи малому, чтобы патроны в тачку отнёс, – вмешался пьяница и взглянул на милицейского, – на всякий случай, пускай. – Он вновь повернулся к папе. – Ваша же там стоит?
– Да.
Милицейский посмотрел сначала на своего друга, потом на отца и добавил:
– Да, ружьё тоже проверить можно будет. Выполнять.
– Вот, возьми. – Папа протянул мне ключи со значком «Волги» и подмигнул.
Кивнув, я с трудом уместил в одной руке массивную сумку, где кроме патронов лежала ещё куча всякой всячины, и пошёл к машине. Снег хлестал меня по лицу своим морозным, с частицами воды, дыханием. «Совсем как у людей» – вспомнил я школьную биологию.
Трое мужчин позади остались для меня неразличимы в создавшейся белой мгле.
*
Я торопливо дошёл до машины, открыл заднюю дверь и положил спокойно спавшую Миру на сиденье. Пока я это делал, она открыла глаза и сонным голосом спросила, когда мы поедем домой. «Скоро, сейчас за папой схожу только» – ответил я, совершенно неуверенный в сказанном.
Затем я открыл багажник и положил туда сумку со старым логотипом «adidas». Открыв её и бессмысленно посмотрев на боеприпасы, я с сожалением подумал о том, что у папы нет патронов и мне не удалось даже попытался ему их как-нибудь передать. Я не до конца понимал, о каком законе говорил милицейский, но, разумеется, нутром я чувствовал, что могло произойти что-то страшное... – как с Белей, так и с отцом. Не зная, что делать, я решил вернуться и из-за укрытия посмотреть, чем всё кончится. Плана у меня никакого не было и действовал я скорее «автоматически».
*
Закат целовал жарким пламенем небо над верхушками деревьев, которые будто тоже хотели посмотреть на происходящее под ними зрелище. Для этого они охотно нагибались вниз под тяжестью февральских снегов и игриво переплетались ветвями. Тропа, по которой я бежал, представлялась мне коридором перед выходом на арену, где ожидалось какое-то кровавое представление.
Я вернулся к тому же месту и застал всех «участников представления» на тех же местах. Последние метров двадцать я преодолел ползком, дабы меня никто не заметил, и в итоге следил за происходящим, лёжа в снегу под одним из деревьев. Снег смешивался с орнаментом из веток кустов и надёжно меня укрывал.
Воздух пронизывали розовые лучи последнего солнца, которые отражались в снегу и слепили глаза, а милицейский кричал на папу, загородившего Белю своим телом:
– Можно стрелять «для обезвреживания животного, угрожающего жизни и здоровью граждан». – Срывал он свой пьяный голос, – отойди, бля, или хуже будет.
– Будешь знать заодно, как на людей лезть. Псиной поплатишься, сука. – Поддакивал его друг.
Беля жалобно скулила, но отец удерживал её позади себя и не двигался с места:
– Если надо, меня возьми; а собаку не трожь.
– Ну это мелкие побои, денег нам отдашь и всё – ещё устроим, не парься. Но это несчитово... Я хочу тебя проучить; больно споришь ты много.
Служитель закона выдвинулся в сторону папы, чтобы прикончить Белю. Как будто специально, собака вырвалась из-под руки отца, из-за чего он подскользнулся и упал рядом с сумкой. Беля выбежала навстречу милицейскому, встав прямо перед ним, и начала рычать. Я увидел, как волосатая рука достала «Макаров» и направила его между двух собачьих глаз.
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё...» – я уткнулся головой в горячий снег и попытался вспомнить единственную молитву, которой меня пыталась научить бабушка. Деревянный крестик больно впивался в ключицу, и мне почему-то казалось, что это может помочь. Больше всего в жизни я боялся услышать выстрел.
*
Хлёсткий, свистящий звук поразил всё пространство вокруг: я ощутил это даже сквозь варежки, которыми закрыл уши. Испуганные птицы взвились под облака, и снег с веток повалил вниз, переливаясь миллионом оттенков. «Да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе...»
Я решился поднять голову и посмотреть.
На земле лежал отец с ружьём, направленным чуть выше человека в синем. Оторопевший пьяница от удивления присел на землю.
– Саныч, ну его нахер, – проговорил он.
– Тронешь собаку – и я в тебя выстрелю. – Отец направил двустволку на толстую милицейскую голову и встал на ноги.
Растерявшийся Саныч не двигался с места и опустил оружие:
– Ты чё делаешь вообще? – крикнул он своим дрожащим, протрезвевшим голосом.
– Дай нам просто уйти.
Отец подобрал сумку, и, не спуская прицела с защитника правопорядка, пошёл в сторону машины. Отойдя на приличное расстояние, он развернулся и побежал; Беля помчалась за ним. Саныч и его друг оставались на своих местах и обескураженно смотрели им вслед. Я встал из своего укрытия и тоже побежал к папе.
А кругом – снег, снег, снег...
*
– Ну ты и балбес!
Отец со смехом потрепал меня по голове, прижал к себе и поцеловал в лоб. Мы выехали на проезжую часть; по радио играло что-то очень русское и приятное.
– Я же просил тебя разрядить нормально и упаковать. – Папа выглядел очень радостным, но уставшим. – Что случилось-то? Ох... Сейчас хорошо было, но ты так больше не чуди.
Я покраснел от радости и смущения. Действительно, упаковывая оружие, я взял один патрон себе в качестве «трофея», а про второй забыл и оставил ствол наполовину заряженным.
– Хотел перед друзьями похвастаться. – Говорил я с зардевшими щеками.
– А-ай, Бог с ним. Ох, сынок, мама вернётся из командировки – не поверит! Ну, да обойдётся всё.
Мира, полностью проснувшаяся, когда мы вернулись к машине, играла на заднем сиденье с собакой и тоже смеялась:
– Папа, а что вы делали там в лесу? Беля так и лезет играться.
Папа сначала потянулся в бардачок за «Парламентом», однако, посмотрев на дочь в зеркало, положил пачку обратно.
– Да как сказать... Беля нашла себе новых друзей, но они ей оказались не рады.
– Да она со всеми играть хочет!
За окном уже виднелась синяя табличка, сообщавшая водителям о том, что они подъезжают к городу.
– Ага. Но не со всеми людьми стоит играть. – Сказал папа и по-доброму улыбнулся.
– Или с чудовищами! – оживилась Мира. – Я мультик смотрела...
Сестра пересказала папе целую серию своего любимого мультсериала, и они детально её обсудили. За окном уже стояла ночь: мы подъезжали к дому сквозь оранжевый свет фонарей и тени девятиэтажек. Стоило снегопаду совсем прекратиться, как отец подытожил:
– В любом случае, Мира... Чудовища – побеждены. #паста #lurkopub #lm
