Ф

Он переводит разговор на политику. Я время от времени киваю, остальные тоже. Вообще-то он архитектор; это он в семидесятые годы построил некоторые из тех уродливых цементных коробок, что рассеяны по всей стране, и за это ему достался орден за заслуги. Его жесты продуманы, он делает долгие паузы перед тем, как сказать что-то, по его мнению, значимое. Вот так надо действовать, так себя подавать, так глядеть – тогда тебя будут уважать. Я им восхищаюсь. Мне всегда хотелось быть как он. И кто знает, может быть, он в действительности на малую толику такой, как я.

Дрожь улеглась. Осторожно кладу в рот немного пищи. К счастью, никто не обращает на меня внимания.
Или обращает? Внезапно все уставились на меня. Почему, что случилось? Что я пропустил, что сделал не так? Видимо, Лаура сказала что-то о предстоящей поездке на Сицилию. Все улыбаются, радуются, с чем-то поздравляют.
– Прошу прощения, – говорю я. – Срочно надо позвонить. Я скоро вернусь.
– Ты слишком много работаешь, – отвечает Лаура.

– Надо научиться иногда себя баловать, – произносит тесть и, помолчав минутку, добавляет таким тоном, будто собирается поведать нам тайную мудрость: – Мужчина должен уметь жить на полную!
Интересно, думаю я, произнес ли он за всю свою жизнь хотя бы одну фразу, которая не была бы тысячу раз продумана и передумана заранее. Очень ему завидую.

Направляясь в кабинет, иду мимо открытой двери в залу. Лигурна, наша домработница-литовка, с печальным видом меня приветствует. Киваю и быстро прохожу. Год назад в минуту слабости я с ней переспал, и, к сожалению, случилось это не на кухне и не на письменном столе, а в большой спальне, в нашей супружеской постели. Лигурна после этого с дотошностью сыщика проверила ковер и тумбочку на предмет волос, ресниц и всего прочего, что могло вызвать подозрения, но меня еще несколько недель мучил страх, что она что-то упустила. С тех пор я говорю с ней, только если этого никак нельзя избежать. Вышвырнуть ее из дома я не могу – вдруг она начнет меня шантажировать?

Сажусь за стол, глотаю две таблетки успокоительного, не запивая, принимаюсь разглядывать Пауля Клее, затем Ойленбёка на стене напротив: холст, покрытый вырезками из газет, посередине посажены сплющенная банка из-под кока-колы и плюшевый медведь. Нужно подойти довольно близко, чтобы увидеть, что это иллюзия – банка и медведь ненастоящие, и даже обрывки газет написаны на холсте маслом. Если взять лупу и приглядеться, то можно увидеть, что вырезки сплошь содержат искусствоведческую критику в адрес приема коллажирования.

Это – поздний, самый дорогостоящий период Ойленбёка. Я застал старого задаваку живым: волосы его были белы как снег, держался он крайне надменно и беспрестанно отпускал глупые шуточки по поводу нашего с Ивейном сходства, со всей очевидностью полагая, что, зная его, он так же хорошо знает меня. Я отдал за нее сто семьдесят тысяч, якобы по дружбе. Но как бы то ни было, на ней есть мишка, и он меня радует. Я знаю, что в искусстве все представляет собой пародию на что-то еще и на самом деле является вовсе не тем, чем кажется, но мне совершенно все равно. В кратком списке вещей, которые не удручают меня в жизни, этот плюшевый медведь лидирует с большим отрывом.

Какое счастье, что нынче все таблетки можно заказать по интернету. Как бы такой, как я, выжил еще лет пятнадцать тому назад? Скрестив руки на груди, я откидываюсь в кресле. С удовольствием поработал бы, чтобы отвлечься, но заняться нечем. Утратив надежду, обретаешь массу свободного времени.
Стук в дверь. Это Лаура.
– Ты не занят?
– Увы, как раз занят.
Она садится, кладет ногу на ногу, смотрит сначала на Клее, потом на меня.
– Хочешь поговорить о Мари?
– Нет, обо мне.
– О тебе?

– Да, представь себе, Эрик. Обо мне.
Только этого мне не хватало. Она что, снова собирается рассказать мне какой-нибудь сон? Или ей что, предложили роль? Вот уж и впрямь веселого было бы мало.
– Мне предложили роль.
– Это же замечательно!
– Небольшую, но надо же с чего-то же начинать. Не так-то просто вернуться в профессию спустя пятнадцать лет.
– Сейчас ты еще прекраснее, чем прежде!

Недурно, недурно. Мне и полсекунды не потребовалось, чтобы ввернуть эту заранее подготовленную, весьма удачную фразу, она у меня всегда под рукой. Разумеется, она ничуть не прекраснее, чем прежде, да и как так могло бы быть, но она похудела, и фигура у нее сейчас более спортивная, да и морщинки в уголках глаз, признаки зрелости, ей к лицу. Конечно, она может играть в кино, сомневаться в этом не приходится. Нужно немедленно этому помешать.
– Я долго думала.
– О чем?

– Я не хочу ставить на себе крест. Мне нужно сосредоточиться на себе.
Она делает паузу, очевидно, давая мне возможность отреагировать. Но как?
– Это временно, Эрик. Пока временно. Мы еще не расходимся. Время покажет.
Смотрит на меня, я – на нее.
– Эрик, что все это значит?
Убрав со лба прядь волос, ждет. Вероятно, сейчас моя очередь что-то сказать, но что именно? Что она хочет от меня услышать, о чем она вообще говорит?

– Я бы съехала, но особого смысла в этом нет. Мне надо заботиться о Мари, и помощь Лигурны мне пригодится. Было бы лучше, если бы ты что-нибудь себе подыскал. И до работы будет не так долго добираться.
– До работы?
– Кроме того, отсюда Мари недалеко до школы. Пока я буду сниматься, я не смогу часто бывать дома. Разумеется, ты можешь навещать ее, когда захочешь.

Я киваю. Мне ясно, о чем она говорит, хотя никакого смысла в этом я по-прежнему не вижу. Смысл есть в отдельных словах, может быть, даже в предложениях, но, сложенное воедино, это ничего не означает, словно она бормочет в бреду.
– Эрик, сейчас не время играть в твои дурацкие игры.

Киваю так, словно по-прежнему понимаю. Хорошо, что от меня сейчас и не требуется ничего говорить, поскольку она встала и продолжает свой монолог. До меня приглушенно доносятся звуки ее голоса, она говорит о долгих часах, проведенных в одиночестве, о том, что я вечно занят и что трезвый ум и деньги не могут быть важнее всего на свете. Проходит какое-то время, она замолкает, снова садится и чего-то ждет. Я беспомощно гляжу на нее.

– Не делай так со мной, – произносит она. – Брось свои уловки. Я тебе не деловой партнер. На меня такое не действует. Я знаю тебя.
Открываю рот, чтобы что-то сказать, делаю вдох, но, ничего не говоря, закрываю.

Она продолжает. У нее такие тонкие руки, такие изящные, хрупкие ладони, в свете настольной лампы то и дело посверкивает бриллиант в кольце, которое она носит на среднем пальце. Вот сейчас она говорит, что я ни в коем случае не должен думать, что дело в каком-то другом мужчине, нет никакого другого, и если мне так показалось, то я глубоко неправ, потому что никого другого нет и быть не может, и мне не нужно ни о чем подобном думать.

Стараюсь сосредоточиться, чтобы смотреть на нее так же внимательно, не отвлекаясь, хотя мир утратил краски, а мое лицо стало как будто ватным.
– Отвечай же, Эрик! Прекрати! Скажи хоть что-нибудь!

Но, пока я придумываю, что ответить, мир снова ускользает, я опять оказываюсь в подвале, глубоко под землей, еще глубже, чем был, что-то движется мне навстречу по лестнице, я слышу чей-то голос. Звуки складываются в слова, вокруг тьма, и мне на плечи словно давит многотонный груз. Голос кажется знакомым. Откуда-то проникает луч света – это окно у письменного стола. Кажется, будто прошло много, очень много времени, но Лаура все еще сидит напротив меня и что-то говорит.

– Пока что пусть все идет, как идет, – продолжает она, – можно сделать вид, будто ничего не случилось. Слетаем на Сицилию. На следующей неделе пойдем на прием к Лоненковенам. Между делом можешь начать искать себе квартиру. Не стоит усложнять.
Я прочищаю горло. Я что, действительно на миг потерял сознание, прямо здесь, за столом, на глазах у жены, и сам того не заметил? Кто, черт побери, такие эти Лоненковены?

– О разводе я пока не говорю. Не обязательно заходить так далеко. Но если до этого дойдет, нужно будет вести себя разумно. Не сомневаюсь, что у тебя хороший адвокат. Как и у меня, впрочем. Я поговорила с отцом, он полностью меня поддерживает.
Киваю. Но кто же все-таки такие эти Лоненковены?
– Ну что же. – Она встает, убирает со лба прядь волос и выходит из комнаты.

Открыв ящик стола, я достаю блистер и выдавливаю одну, вторую, пятую таблетку. Выходя из кабинета, я чувствую себя так, будто мои ноги мне не принадлежат, а сам я – просто марионетка в чужих руках, причем руки это не самые умелые.
В столовой все по-прежнему на своих местах.
– Удалось позвонить? – улыбаясь, спрашивает меня тесть.
Сидящая рядом с ним Лаура тоже улыбается. И теща, и Лаурина сестра, и ее дочери – только Мари зевает. Понятия не имею, что за звонок он имеет в виду.

– Лаура, – медленно говорю я. – Мы ведь с тобой только что… Ты ведь только что…
Может быть, это все таблетки. Они мощные, а проглотил я немало. Может, мне это все просто почудилось.
Или нет? Я ведь принял еще таблеток из-за разговора с Лаурой? Не заявись она ко мне, не пришлось бы столько принимать. Поэтому таблетки не могут быть причиной того, что мне померещилось, будто Лаура сказала мне что-то, что заставило меня глотать таблетки. Или нет?

– Плохие новости? – все так же улыбаясь, спрашивает тесть.
– Тебе лучше прилечь, – присовокупляет Лаура.
– Верно, – добавляет теща. – Ты совсем побледнел. Ступай-ка в постель.
Жду, но больше никто не произносит ни слова. Только улыбаются. Неуверенной походкой я направляюсь к выходу.

Правой ногой – на первую ступеньку, и дальше, дальше, вниз. Стараюсь не смотреть на дверь, ведущую в подвал. Знаю, что если она не заперта на засов, если дверь окажется распахнутой, то у меня просто остановится сердце. Пересекаю прихожую, открываю наружную дверь.

Темно, но все еще очень жарко. Справа от меня жмется к стене какое-то мохнатое, косматое существо и пялится на меня. Он него исходит страшная вонь. Я останавливаюсь, оно вскакивает на ножки и, цокая копытами, бросается прочь, в черноту кустов живой изгороди.

Поднимаю створку гаражных ворот. Кнут в это время уже дома, придется садиться за руль самому. Наверное, в таком состоянии не стоило бы, но как-нибудь справлюсь. Мотор заводится, басовито урча, машина выкатывается на дорогу. Вижу в зеркале свой дом. Из чердачного окна льется слабый свет. Кого это занесло на чердак?
Но я уже скрываюсь за поворотом.
Главное – не угодить в аварию, после такого количества таблеток-то. На этот раз я не звоню Сибилле, хочу сделать ей сюрприз.
А что, если она не одна?

Эта мысль заставляет меня встрепенуться. Качнувшись, автомобиль выезжает на середину дороги, раздаются тревожные гудки, но мне удается вновь овладеть ситуацией. Если с ней мужчина, придется мне его прикончить! Под колеса летит желтый мусорный контейнер; я выкручиваю руль. Удается увернуться, но пластиковое ведро ударяет о правый борт с такой силой, что с него слетает крышка, и по улице разносятся обрывки картонных коробок. Я жму на тормоз, машина останавливается. На меня пялятся прохожие. На другой стороне дороги останавливается автомобиль, из него выходят двое мужчин и направляются в мою сторону.

Только я собираюсь дать газу и сбить их к чертовой матери, как понимаю, что именно этого они и ждут – ждут, когда я потеряю самообладание. Поэтому, сжав кулаки, я выхожу из машины.
– Вам нужна помощь? – спрашивает один.
– Вы не ранены? – интересуется другой.

Я бросаюсь наутек. Бегу по узкой улочке, перепрыгиваю через ограждение какой-то стройки, перелезаю через ковш экскаватора, через другой забор и несусь вперед, пока мне не становится нечем дышать. Сердце колет. Я озираюсь по сторонам. Кажется, на хвосте никого. Но разве я могу быть в этом уверен? Они ж такие хитрые все.

Пешеходная зона. Миную двух женщин, полицейского, двух подростков, Адольфа Клюссена и еще двух женщин. Клюссена?! Да, я видел его совершенно четко – либо это был он, либо они подослали кого-то, очень на него похожего. В свете фонаря мелькает лицо Марии Гудшмид, но хотя бы этому значения можно не придавать – на Марию Гудшмид похожи тысячи женщин. Пешеходная зона осталась позади, я перехожу дорогу, взбегаю по узкой подъездной дорожке и оказываюсь у дверей дома, где живет Сибилла. Дверь заперта. Жму на кнопку звонка.

– Кто там? – раздается в домофоне голос Сибиллы; она подошла так быстро, как будто ждала под дверью. Но меня она ждать не могла, она же не знала, что я приду – значит, кого-то другого?
– Это я, – отвечаю.
– Я – это кто?
Если она сейчас меня не впустит, если немедленно не откроет мне дверь, если вынудит меня стоять под дверью, то между нами все будет кончено.
– Эрик, ты?
Молчу. Дверь с жужжанием отворяется.

Кто-то касается моей руки. Позади меня стоит худощавый, длинноносый мужчина с острым подбородком. Одной рукой он держит руль велосипеда, в другой – полупустой пластиковый пакет.
– Не следовало тебе вмешиваться, – произносит он. – Если бы ты только оставил эту троицу в покое! Не твоего ума это было дело.
Захлопнув за собой дверь, я взбегаю по лестнице. Если у нее в доме мужчина, если у нее в доме, в доме у нее – вот, это ее этаж. Она уже ждет меня на лестничной клетке.

– Что случилось? – спрашивает она.
– Не следовало так поступать с машиной. Бросать ее на дороге. На что это вообще похоже!
– О чем ты?
– Надо позвонить в полицию и сообщить об угоне.
Прохожу мимо нее в квартиру. Никого. Она одна. Сажусь на первый же подвернувшийся стул и включаю телефон. Девять пропущенных вызовов, три из офиса, шесть из дома, три сообщения. Выключаю.
– Эрик, что произошло?

Хочу сказать, что ничего, просто слишком много всего сразу навалилось. Сказать, что не могу найти выход из положения. Но говорю только: «У меня был тяжелый день». И, глядя на нее, понимаю, что вовсе не хочу здесь находиться. Я хочу домой.
– Хотел побыть с тобой, – говорю я.

Она подходит ближе, я встаю и, совладав с собой, делаю, что должен. Руки пробираются туда, куда надо, я двигаюсь правильно, и мне даже удается испытать некую радость оттого, что ей этого так хочется, что она такая податливая, так славно пахнет и, наверное, даже немножечко любит меня.
– Я тебя тоже, – шепчет она. Гадаю, что еще я успел сказать.

Потом я лежу, не смыкая глаз, прислушиваюсь к ее дыханию, вглядываюсь в темный потолок. Засыпать нельзя, мне надо быть дома до наступления утра, и Лаура расскажет мне свой очередной сон.
Беззвучно поднимаюсь и начинаю одеваться. Сибилла спит. На цыпочках прокрадываюсь к выходу.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь