ЕУ

Не так уж важно, от чего именно погибнет Европейский университет в Санкт-Петербурге – лучший российский университет в области истории, политических наук и антропологии. Варианты: от несоблюденияпротивопожарной безопасности, отсутствия спортзала, вредоносностипластиковых окон для облика Гагаринской улицы СПб или от недостаточного количества «политологов-практиков». Последний вопрос оказался ключевым в споре Европейского университета (ЕУ) с Федеральной службой по надзору в сфере образования и науки – Рособрнадзором.

Образовательный надзор приостановил действие лицензии ЕУ. Без нее заниматься образовательной деятельностью в России нельзя. Подробно о том, почему за одно только это решение следовало бы упразднить самих рособрнадзирателей, я писал в Republic в декабре 2016 года. Университет обжаловал это решение в Московском арбитражном суде. Обеспечительной мерой по иску университета к чиновникам стало возобновление действия лицензии (суд приостановил решение чиновников о приостановке лицензии ЕУ). Десятого февраля арбитражный суд полностью этот иск отклонил. По идее теперь решение Рособра о приостановке лицензии должно снова вступить в силу.

Теперь работа университета, образовательная деятельность возможна до тех пор, пока суд рассматривает его иск к образовательным надзирателям. Тут хорошо бы иметь кафкианскую или хотя бы индийскую судебную систему, где дело может слушаться долго-долго. Но затягивание времени не относится к числу главных пороков нашего суда. А когда начальству надо, суд вообще работает очень быстро. Закончится суд – и больше нет возможности преподавать. Так, танец должен прекратиться, когда смолк последний аккорд. И не важно, что, по данным мониторинга самого же Минобрнауки, ЕУ – один из лучших университетов в стране (доказательства – здесь, здесь и здесь). Имеет значение только несоответствие нескольким из десятков формальных требований.

Вооружившись решением суда, рособрнадзиратели могут в любой момент поменять статус лицензии в реестре – приостановить ее действие. Пока этого не произошло. Перед выходом на лекцию или семинар профессора и студенты должны проверить статус лицензии. Все в порядке – идешь и учишь/учишься. Статус изменен – ну все, ты свободен. Если только суд снова не приостановит решение Рособра, приняв обеспечительную меру по новому иску университета против чиновников. Или если высшие судебные инстанции не согласятся с решением первой. Суд как добрый родитель, отправляющий детей в школу.

По идее добрыми помощниками должны были бы быть и рособрнадзиратели – для университетов. Но такой роли в генетическом коде российской бюрократии не записано. Зато есть другая: держиморда и человек в толстых очках, который вменяет ответственность другим, а за собой числит функции божьего наместника. Вот как примерно развивался зимой диалог университета с надзирателями:

– У вас нет даже спортзала.

– А зачем? Физкультура как предмет обязательна в бакалавриате и специалитете, а у нас магистратура и аспирантура.

– И в этом случае вы должны заниматься профилактикой здоровья студентов.

– Хорошо, мы арендуем спортзал. [Арендовали.] Теперь вы довольны?

– Нет, ведь адрес арендованного спортзала не внесен в полученную вами [полугодом ранее] лицензию, а надо.

– Но ведь в новых документах (ноябрь 2016) о порядке получения лицензии сам же Рособр это требование убрал!

– Так мы вас проверяли еще по старому положению, действовавшему на момент проверки (сентябрь 2016). Обжалуйте наше решение в суде, он разберется.

Суд действительно разобрался и это требование снял. Но показательна позиция бюрократов. Внесение изменений в лицензию – это длительный процесс, и вносит их сам Рособр. Тем не менее чиновники как бы говорят: мы не можем сами остановить направленный на вас в нашем лице каток, не в силах удержать гильотину, которая хочет перерезать вам шею – останавливайте нас через суд. Думаете, после этого признания они в суде стали «подыгрывать» противникам по иску? Черта с два: до последнего защищают честь мундира, борясь за каждый выявленный пункт нарушений. Пунктов было много: на лето 2016 года – 32. К зиме осталось четыре. Но чтобы закрыть университет, достаточно одного. Его роль, кажется, сыграет претензия о недостаточном количестве «политологов-практиков». Идеальная бюрократическая конструкция!

Надзиратели человечны и иногда входят в положение поднадзорных. Первого февраля, как раз перед началом слушаний по отклоненному 10 февраля иску, ЕУ получил письмо начальника управления Рособрнадзора по надзору и контролю за образовательными учреждениями С.М. Рукавишникова. В переводе с бюрократического на русский в нем говорится:

Мы видим, вы исправляетесь. Но закон не дает нам возможности внести изменения в свое решение после утверждения итогов проверки. Поэтому в суд, все в суд. Мы считали, что у вас работают неаттестованные преподаватели. Но теперь видим, что это были «срочники», работающие по договорам. Дайте нам бумаги, и эта претензия снимается. Мы думали, что у вас недостаточно практиков, преподающих социологию. Теперь видим: достаточно. Также имейте в виду, что у вас есть чудесный выход. Вы можете сами, совершенно добровольно заявить о прекращении лицензируемой нами образовательной деятельности. И – о чудо! – в ту же секунду все наши к вам претензии аннулируются. Теперь вы знаете, чего мы от вас хотим. Подготовившись к встрече чуть лучше, вы можете подать заявление о получении новой лицензии. Подождать, правда, придется, пока мы все проанализируем: два с лишним месяца, 45 рабочих дней. Но потом можем разрешить вам возобновить работу.

Университет вполне логично счел это предложение чистым иезуитством. В то время как у нас другие религиозные традиции. Остановить работу университета на два с половиной как минимум месяца – это как поставить на паузу непрерывное сталелитейное производство. К тому же требования к лицензиатам за последний год стали жестче. Нужно, кроме прочего, доказать профпригодность преподавателей – их соответствие профстандарту педагога, оценивать который должны уполномоченные организации, которых еще нет. Это еще один раунд бессмысленной бюрократической возни с непредсказуемым результатом.

Пересказанное письмо отражает позицию ведомства на 20 января. Ее тон позволял надеяться если не на благоприятный исход суда, то хотя бы на снятие им большей части претензий к Европейскому университету при непротивлении надзирателей. Но в суде (8 и 10 февраля) представитель надзирателей был бескомпромиссен и жесток. Он защищал не нынешнюю позицию Рособра, а ту, что была у госоргана на момент приостановки лицензии ЕУ. И суд встал на его сторону. Налицо нехитрая бюрократическая разводка, в результате которой университет повержен, а надзиратели ни на йоту не ошиблись и заслужили премии. Бюрократическая махина, созданная для сокращения числа неэффективных вузов и сокращения числа филиалов госвузов – «фабрик дипломов и диссертаций», – обернулась против ЕУ и пока выигрывает.

Точно по этой логике работают все российские надзоры: пожарный, ветеринарный, трудовой и т.д. Что вы там говорите, министр Михаил Абызов и НИУ ВШЭ? Риск-ориентированный надзор? Сократить количество проверок и проверять тех, кто представляет собой угрозу жизни и здоровью людей? Так вот она, угроза: мы ее идентифицировали и почти устранили. Какая жизнь без профилактических занятий спортом в спортзале, внесенном в образовательную лицензию? Не говоря уже об угрозе, которую представляет ЕУ для патриотического воспитания молодежи.

Последнее прибежище

В дни, когда в Москве арбитражный суд слушал дело, в Петербурге перед зданием Европейского университета дежурили неустановленные лица с плакатами. Плакаты гласили: «Требуем признания ЕУ в СПб иностранным агентом», «Здесь готовят организаторов цветных революций» – и совсем краснопролетарское, из проработок образца 1932 года: «Научные работы этого “образовательного учреждения” носят антироссийский характер».

В декабрьской статье я пытался показать, что ЕУ мешает не столько Рособру, сколько силовикам. Рособрнадзиратели тут лишь безупречно действующее орудие чужой воли. Есть резолюция Путина на входящем письме о ЕУ (подписано ректором университета Олегом Хархординым; председателем попечительского совета ЕУ, директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским и членом попечительского совета фонда ЕУ Алексеем Кудриным): «Поддержать». Вроде бы есть какие-то действия по этому письму, расписанному на вице-премьера Ольгу Голодец. Рособрнадзор даже нарисовал дорожную карту выхода из ситуации. Первый пункт в ней – выигрыш ЕУ суда у Рособра. Но в суде рособрнадзиратели категорически не хотят проигрывать, и суд пока на их стороне.

Поддержать – значит найти выход из этой ситуации, не нарушая учебный процесс, говорит Хархордин. Пока не похоже, что выход близок: у силовиков, видимо, своя вертикаль. А то, понимаешь ли, тут Кудрин (с активным участием ученых из ЕУ) готовит для нового срока Путина либеральную программу реформ. А ну как что-то не то в ней напишут? Да и просто нервы помотать авторам программы всегда полезно. Какой-то компромисс, наверное, возможен, но бюрократический: такой, чтобы терял в нем только ЕУ (но не всё и не сразу).

Важнее другое. За последние месяцы, после смены главы Минобра, силовики получили почти полный контроль за этой «отраслью». Сэмюэл Джонсон, британский литератор XVIII века, назвал патриотизм «последним прибежищем негодяя». Имея в виду, что виги (соперники Джонсона) – ложные патриоты, прикрывающие патриотизмом уязвленное самолюбие, когда других аргументов уже нет. Безнравственным и устаревшим считалпатриотическое чувство и Лев Толстой. Вряд ли это будет обсуждаться в едином учебнике по литературе.

У нас все в пику Джонсону: образование становится прибежищем патриотов, и далеко не последним. Преподавателей и студентов более пятидесяти российских вузов уже проверили на лояльность. Алексей Петров, иркутский политолог и историк, тест не прошел. Агентство по делам национальностей с МВД собираются проверять на экстремизм абитуриентов и студентов младших курсов. (У патриотизма по-путински два антонима: либерализм и экстремизм.) На Урале студентам отменяют занятия и массово водят на патриотические мероприятия.

Чувство любви к Родине, конечно, важнее знаний. И профессиональных компетенций: Внешэкономбанк – близкая силовикам и периодически к банкротству организация, раздающая бюджетные деньги тем, кому скажет правительство, – проверит на патриотизм своих сотрудников. А то вдруг прокредитуют врагов народа. Это обычная чекистская логика: начать с самоограничения, а затем распространить это же ограничение на всех. Поэтому знающих эту логику людей так встревожил запрет для госчиновников и силовиков иметь за границей недвижимость и за границу выезжать.

Все больше патриотических мероприятий и в школах (вот, например, как это происходит в Чувашии. А вот так – во Владивостоке). На прошлой неделе патриотизм навестил и школы Московского региона. В одной из них директор перед тем, как раздать старшеклассникам анкеты, попросила их отнестись к вопросам со всей серьезностью. Анкета анонимная, состоит из трех страниц и 24 вопросов. Но какая анонимность в школе, тюрьме и армии? Кому, как не учителям, знать почерк каждого? Анкета полностью приведена в иллюстрациях к этой заметке, попробуйте и вы ответить на нее со всей серьезностью. Вопросник выполнен в лучших традициях формирующей социологии («Давно ли вы перестали пить коньяк по утрам?»). Даже самый нерадивый двоечник должен запомнить: 1) люди, уезжающие за границу, – не патриоты; 2) предпочтение любого иностранного, даже литературы, – это непатриотично; 3) патриоты гордятся партией, президентом и правительством. И не сомневайтесь: к вашим детям тоже придут. Консолидированное представление армии, МВД, ФСБ, кремлевских политологов и православных историков (овладевших Минобразования) о патриотизме – страшная сила, от нее не спрятаться, не скрыться.

В образовательной системе, нацеленной на выращивание пушечного мяса для будущих войн, ЕУ не место. Участвует ли университет в воспитании патриотизма? Нет. Посмотрите хотя бы недавнюю лекцию историка Натальи Потаповой о том, как история отражается в кино и школьных учебниках, как через историю войн школа конструирует картину мира и формирует сознание людей. Потапова говорит о том, как в исторических школьных учебниках 2016 года РПЦ заняла место ВКП(б) в сталинском курсе истории. Власть должна кормить людей, а по отношению к накормленным быть сильной, подавлять протест (декабристы, народовольцы, революционеры начала XX века, диссиденты в позднем СССР) – такой вывод должен быть сделан по итогам изучения истории России XIX–XX веков, говорит Потапова. Учебник как будто написан по «темникам» наподобие тех, что поступают из Кремля телеканалам. А после лекции Потаповой студенты ужасаются: чему научат на уроках истории наших младших братьев и сестер?

Но это же идеологическая диверсия, враждебный подкоп под здание патриотизма, под всю идеологию возрождения великой державы посредством ее вставания с колен. Ну как можно мириться с подобным? А чему могут научить подрастающее поколение такие ученые, как Григорий Голосов, Владимир Гельман и Дмитрий Травин? Да ничему хорошему – достаточно посмотреть их «научные», с позволения сказать, статьи и выступления в либеральных медиа.

В определенный момент архитекторам образовательной политики нужно сделать важный выбор. Либо важнейшая цель образования – стимулировать креативность, критическое мышление, научить чтению и интерпретации текстов, дискуссиям, подготовить к сложности современного мира. Либо – воспитать консюмеризм, патерналистское уважение к власти, гордость блеском и славой оружия, готовность к консолидации и мобилизации. Наш политический режим свой выбор, увы, сделал. Образование во многом определяет, спрос на какую политику предъявит население России в конце 2020–2030-х годов, поэтому оно стало полем битвы. Патриотизм победил мышление и знание и теперь добивает рассеянные отряды врага