Ещё одна история...
Автор : Удовиченко
В тексте присутствует большое количество нецензурной лексики !
+21
Мария Тарновская
Просили наших отморозков? Получите. Расскажу вам про совершенно охуительную Черную Вдову, и вообще, фам фаталь. Аналогов в мире нет. Итак.
Жила-была девочка Мария О’Рурк. Родилась она в 1877 году, в семье обрусевших еще с XVII века ирландских аристократов. И не какой-нибудь ебучей мелочи, а конкретно — потомков древнего королевского рода. К моменту рождения Марии семья обосновалась в Киеве. Были они знатные, но бедные, как полагается ирландцам.
Девочка росла прехорошенькая — голубоглазая, белокожая, с каштановыми волосами, тонким породистым лицом и изящной фигуркой. И с пылким ирландским характером. Такая Скарлетт О’Хара на русский манер.
В конце XIX века началась мода на декаданс: роковые женщины, страдания, эстетика смерти, мрачные стихи непонятно о чем, темная вуаль, кокаиновые ноздри, «в шумном платье муаровом, ландолет вазелиновый…», и все такое прочее.
И очень уж Мария любила… не мужиков, а то, что от них можно получить. Еще в институте благородных девиц впала в такой сексуальный декаданс, что однокурсницы ее прозвали «демивиержка». Ну типа вроде девственница, а вроде и не везде.
Вышла Мария из пансионата, и тут же, в 18 лет, зацепила крутого жениха, Василия Тарновского. Был он сыном богатого киевского промышленника.
— Да ты охуела, доченька! — сказали графья О’Рурки. — Мы, буквально, в родстве с древними королями, а возможно, даже с Микки Рурком. А ты тут за быдло купеческое собралась. Не бывать этому!
— Да ты охуел, сынок! — сказали богачи Тарновские. — Мы, буквально, на золоте не то, что едим, а даже срём. А ты тут голожопую ирландскую нищенку-блядину в дом тащишь. Не бывать этому!
— Да вы охуели, мамы и папы, — сказали Мария с Василием. — У нас, бля, высокая страсть и полный декаданс.
И тайно обвенчались.
— Ну блядь, пиздец теперь, — хором сказали аристократы с промышленниками.
А милые детки радостно продолжили морально разлагаться. Ибо декаданс же. Они бухали в ночных заведениях, кололись морфином, нюхали кокс — в общем, ни в чем себе не отказывали, благо папа Тарновский регулярно давал бабло. Даже первенца своего Мария родила в кабинете ресторана, обдолбанная и пьяная.
Но сказка закончилась, когда у папы-промышленника начались проблемы в бизнесе.
— Хуй вам на декадентские морды, а не кокс, — наконец сказал папа. — Все бабло пойдет на восстановление бизнеса, и вести его будет мой старший сын Петр. Благо, он примерный семьянин, и с нищеёбскими ирландками морфином не колется.
— Да как ты можешь, папа? — очнувшись от прекрасных грёз, вопросил Василий. — А как же декаданс?
— А вот бля, предавайтесь ему теперь в бомжатниках. Туда и дорога, — сурово ответствовал папа.
И всем назло показательно помер, оставив весь бизнес в наследство Петру.
— Ой, бля, бином Ньютона, — фыркнула Мария. — Щас разберемся.
Закрутила с Петром, соблазнила его, он впал в декаданс, и застрелился. Все бабло перешло к Василию. Супруги бросили ребеночка родственникам, радостно укатили за границу, чтобы и дальше нравственно разлагаться в комфорте. Но там Мария переборщила с декадансом, и заболела.
Василию было сугубо похуй. Он продолжал нюхать, колоться, бухать и ебать баб, пока Мария помирала в номере. Болезнь жены ему осточертела, и однажды он спросил врача:
— Когда она уже издохнет?
— Да скоро, я так думаю, — ответил добрый доктор, который тоже был декадентом.
Мария это услыхала, и решила:
— Хуй дождетесь. Это еще вопрос, кто первый сдохнет.
И выжила назло муженьку. Уговорила вернуться в Киев, и там принялась за дело. Пока муж упивался декадансом, Мария заводила ебарей. Причем выбирала только из дуэлянтов. Сталкивала их лбами с муженьком, который уже утратил адекватность, и те вызывали Василия на дуэль.
План у Марии был простой.
— Либо они Васю угандошат, и тогда хорошо. Либо Вася их угандошит, и его в каторгу отправят. Что тоже заебись, — говорила она.
Очень мстительная была девушка. Но и Василию, и его противникам везло: дуэли оканчивались мирно. Все почему-то промахивались друг в друга.
— Ну что за мужик пошел? — огорчалась Мария. — Не мужик, а какой-то инфантил пиздорукий. Надо действовать по-другому.
Вот однажды познакомилась с молодым красавцем Владимиром Шталем. Тот в роковую дамочку влюбился без памяти.
— Ахъ, — говорит, — монъ шеръ, будьте моей хоть на одну ночь!
— Могу, — отвечала Мария. — И такой тебе минет сделаю, что в душе ландыши распустятся. Только чем ты мне заплатишь? Я ведь женщина фатальная, и декаданс, опять же, в моде…
— Повелевай, прекрасная! Моя Клеопатра!
— Точно, Клеопатра… — сообразила Мария. — Чем я хуже? Короче, за ночь любви заплатишь мне жизнью.
Шталю это показалось до опизденения романтичным вариантом, и он согласился.
— Но хули толку от одной твоей жизни? Надо ее монетизировать. Так что оформи страховку в мою пользу, — добавила Мария. — Клеопатра-то царица была, ей бабло с неба капало. А мне приходится о презренном металле думать. Кокаин нынче дорог.
Шталь застраховался на 50 тыщ рублей, выебал Марию, а поутру застрелился прямо перед анатомическим театром. Чтобы труп далеко не таскать. В Киеве сделался шум и переполох. Но Марии было похуй. Схема ей понравилась, и вскоре еще несколько мужиков монетизировали таким образом свою жизнь.
А вот мужа Марии ничего не брало. Чары жены ему уже прискучили, бретеры его убить не могли. Как Мария ни уговаривала его застрелиться, Василий только хуй показывал, и предлагал понюхать с него кокаину.
— Хули делать? Надо разводиться, — решила Мария.
Нашла известного адвоката Прилукова, и развелась. Между делом, соблазнила и адвоката. После ночи страсти Прилуков бросил жену, детей, свою контору, спиздил бабло клиентов, и парочка укатила в Алжир, предаваться африканским страстям в атмосфере декаданса.
Вскоре клиентское бабло закончилось. Мария оглянулась по сторонам, и заметила пожилого вдовца, богатого графа Комаровского. Покрутила хвостом, трахнула старичка, и он, конечно, тут же влюбился.
Но человек он был старых правил, нихуя не декадент. Потому стреляться не хотел. А хотел жениться на Марии, и жить долго и счастливо.
Замужество в планы фам фаталь не входило, она пошла на хитрость.
— Изволь, — говорит, — выйду за тебя. Но это ж время надо. Жить в твоем доме не буду, там твоя жена померла, а я брезгую. Купи-ка ты нам палаццо в Венеции. Желаю каналы, гондоны и гондоньеров… То есть, тьфу, гондолы и гондольеров.
— Все сделаю, душенька, — радуется Комаровский. — А пока вот на тебе кило бриллиантов, носи на здоровье.
— Да, но дело вот какое. Ты ж человек пожилой. Вдруг да помрешь на мне от счастья, пока мы не поженились, — вздыхает Мария. — И останусь я без средств к существованию. Уж ты, пожалуйста, застрахуйся в мою пользу. А потом после свадьбы расстрахуешься. Или даже расстрахеришься.
— Все для тебя, моя голубка, — сказал Комаровский, и застраховался.
Тут ему, собственно, и пиздец пришел. Он, конечно, был еще жив, но не догадывался, что уже умер. Поехал, как пусечка послушный, в Венецию, покупать палаццо. А Мария тут же нашла нового ебаря, некоего Николая Наумова. Ничем замечательным он не отличался, просто был родственником Тургенева. Ну и даже не декадентом, а дегенератом: бухал, наркоманил и обожал БДСМ. Мария пиздила его плеткой и тушила об него бычки. А он только тащился и просил трахнуть его страпоном.
— Тут проблемка есть, — говорит однажды Мария. — Граф Комаровский меня, невинную девушку, преследует и склоняет к сожительству. Даже больше скажу, к законному браку.
— Вот скотина! — возмутился Наумов.
— Да. Так что не видать нам счастья со страпоном, любовь моя, пока ты его не грохнешь, — туманится Мария. — А потом скройся в Швейцарии, я туда приеду.
— Как два пальца обоссать, — обещает Наумов. — Щас поеду и докажу свои чувства.
И рванул в Венецию. А Мария осталась с Прилуковым, который ей, в принципе, нравился. Они вместе хотели получить бабло Комаровского.
Приезжает Наумов в Венецию, а Комаровский там уже целый дворец для Марии купил. Но говорю ж, Наумов был дегенерат. Он выстрелил в Комаровского при свидетелях, да еще с воплем:
— Не смеешь ты жениться на графине, старый козел!
Пристрелил он графа крайне непрофессионально, так что тот помер, конечно, но далеко не сразу. Свидетели Наумова схватили и сдали полиции. А Комаровский на смертном одре внезапно прозрел и догадался, зачем его Мария застраховаться заставила. Все рассказал, узнал Наумов, и сдал Марию с потрохами.
Через пару дней Мария с Прилуковым прибыла в Венецию. В надежде, что Наумов убил Комаровского, а сам уже в Швейцарии. А значит, она избавилась от обоих. Но их встретила полиция.
- Блядь... Ну что за мужик пошел? - Огорчилась Мария. - Ни убить толком, ни застрелиться. Как есть декадент пиздорукий.
Начался суд. В тюрьме к ее камере приставили карабинеров, и меняли каждый час — боялись, что ушлая дамочка соблазнит охранников, и сбежит. В суд ее возили в черной гондоле — хоть частично мечта сбылась. Сама Мария была в трауре, и под плотной черной вуалью. На мостах собиралась толпа, чтобы на нее посмотреть. И летели в Марию… думаете, камни и тухлые помидоры? Нет, блядь! Романтичные венецианцы забрасывали ее букетами роз, превознося красоту роковой женщины. Газеты прозвали ее Черным ангелом.
В суде ее тоже заваливали цветами и восхвалениями. Считалось, что Мария подтолкнула к самоубийству ЧЕТЫРНАДЦАТЬ мужиков.
Ее осудили на 8 лет. Подельникам дали поменьше. Что стало с ними — хуй знает, да и кому это интересно? А вот Мария устроила себе хэппи-энд. Ее выпустили раньше, в 1915 году. Черная вдова тут же выскочила за американского офицера, и свалила в США. Там она встретила аргентинского миллионера, и переехала в Латинскую Америку.
И вот уже в Аргентине, под пальмами, танцуя танго, Мария успокоилась. Плюнула на фам-фатальские штучки, стала хорошей женой и матерью. Благо, мода на декаданс благополучно закончилась, и пошла мода на семейные ценности.
Умерла в 1944 году, уважаемой дамой, и вообще, полноценным членом общества.
Мораль… Да какая тут, на хер, мораль. Мне другое интересно. Как?! Вот как она это делала?! Что надо творить с мужиками, чтобы они шли и на убийство, и на самоубийство, и не от горя, а от счастья?!
(С) Диана Удовиченко.