Ещё одна история...
День рождения у отца, и хоть он отмечает всегда нехотя, но мама затеяла пирог с рыбой, и даже не из-за отца, а потому что тётя Соня приехала из Темрюка, а она когда-то (все ещё живы) очень любила мамин рыбный пирог, а мама делает его вслед за своей мамой. В общем, пирог, курица, огурцы свежие, солёные, малосольные, рыбу масляную мама купила перед кардиологом - ради этого всего я поехал во Владимир, и потому ещё, что мама как бабушка зачёсывает мокрые волосы - назад, и даже, кажется. донашивает её халат.
Выехал поздно, чтобы отступила жара, небо розовело до Орехова-Зуева, а потом темнота, но летняя, не окончательная. Долго вызывал такси, а когда такси приехало, поломался шлагбаум, выпускающий машины со стоянки вокзала. Водитель бегал по стоянке, кричал, стучал в будку дежурного, но дежурного не было. Водитель крикнул матом - не на кого-то, а просто в небо, отодвинул белую бетонную клумбу и выехал вокруг шлагбаума.
Пришёл домой, а там - собака Тяпа. Мама привела её из сада, потому что соседка Аня обещала Тяпу отравить. Эта Аня - эффективный огородник, всё посажено и растёт, а Тяпа лежала на клубнике, зарывала лук задними лапами. Все в садах знают, что мама кормит Тяпу с поздней осени, и Аня сказала маме: "Уберите собаку!" Мама говорит: "Как же я её уберу, она же уличная." А Аня: "Тогда отравите!" А мама: "Как же я её отравлю, если я её всю зиму кормила!" И мама пошла купила ошейник, поводок и увела Тяпу. Тяпа шла с согласием, но когда переходили шоссе, легла на дорогу от страха, никогда не видела столько машин. Мама тащила её, она упиралась, машины ждали и не сигналили. Уже неделю живёт у мамы, гуляют по больничному двору.
- Как же я её дам отравить -, плачет мама. - Она ведь такая ласковая у меня стала. Прошлой осенью на неё даже посмотреть было нельзя - тут же убегала. А сейчас гладь сколько хочешь.
На улице темно, мы с мамой открываем вино, в коридоре лежит Тяпа, блестит глазами, а когда мама встаёт, чтобы отнести тарелки, виляет хвостом. От этого чудесного спасения хочется плакать и купить глистогонное подороже. Мы выпиваем почти бутылку, а мама говорит: "Мне семьдесят лет, это что-то с чем-то. Я помню, как мы деду Якову 50 отмечали." И хоть мне интересно, как они отмечали, кажется, есть даже фотографии, но вместе со спасённой чёрненькой Тяпой далёкий юбилей деда Якова (умер в 92-ом году) кажется непереносимым, и я спрашиваю у мамы, какую она купила рыбу на пирог, и мама подробно рассказывает, в какую цену, сколько костей. Отец заканчивает вечер так: "Наталья, оставь мне на утро валидол и сигарет. Умру я от этой жары." Я засыпал в чёрном углу чёрной спальни, старый чёрный шкаф чернел у стены.
А утром проснулся, за окном кричат стрижи и дети - всё те же, что и тридцать лет назад, и если лежать и смотреть в потолок, то кажется, что и школу я не заканчивал, и никогда никуда не уезжал, и за десять минут — это проверено — обязательно услышишь обрывок какого-то разговора тех, кто идёт в гаражи или в больницу. И вот сперва слов не разобрать, а потом слышится добрый работящий в общем-то мужской голос: «Да нет, ты его легонько только так хуяк, и оставь потом, блять, чтоб не дай бог чего…» Вышел из спальни — отец уже разложил стол, смотрит мультфильмы, а мама погуляла с Тяпой и побежала (слово упрямится и не обращает внимание на мамин артрит) в сад кормить кошек. Теперь отец собирается в гараж — доставать из погреба банку с солёными огурцами. Себе бы не стали, но приезжает тётя Соня, а она любит. Приходит мама, приносит помидоры, огурцы, виноград и черешню, потому что позвонил брат и сказал, что приедет с внучками, мог бы и раньше предупредить, тогда мама сделала бы плов, ну уж хоть черешню.
Я накрываю на стол, всякий раз, когда прохожу мимо Тяпы, она встаёт, жмётся к стене и виляет хвостом. Я говорю ей: «Тяпочка, поедешь со мной в Москву?» А мама с кухни отвечает: «Да она уже так ко мне привязалась. За всю неделю ни тявкнула». Приходит отец с огурцами и говорит: «Умру я от этой жары, дай водки». Начинается прямая линия с Путиным, мама, щурясь, выбирает кости из рыбы, особенно тщательно, ведь приедут внучки. Я ухожу за минералкой, потому что без неё нельзя, захожу в зоомагазин и покупаю самое дорогое глистогонное, а ещё от блох и клещей. Дома предлагаю Тяпе, она лижет таблетку, но отказывается. Тогда запихиваю в пасть и держу, она спокойно и немного разочарованно, как уставший библиотекарь, смотрит на меня, а когда я отнимаю руку, аккуратно кладёт таблетку на пол, как будто боится поломать. В итоге мама отрезала ей котлету, и с котлетой Тяпа съела.
Приехал брат и девочки, приехала тётя Соня, у которой голос — прежний, как будто я не заканчивал школу, а глаза помутнели и не уверены. Тётя Соня всё моё детство (все живы) устраивала огромные застолья, на которых был «Спрайт» и беляши, потом все выросли (и многие умерли), и она уехала за детьми из Владимира, продала квартиру. Для дочери брата мама ищет «Приключения Тома Сойера» (задали на лето) и находит — жёлтую, в тонкой обложке. Только я знаю, что когда тёте Соне было 50 лет (все живы), мы с бабушкой болели гриппом и не поехали на праздник в Дом Торжеств (так и назывался), я лежал под торшером и читал именно этого «Тома Сойера». Что с этим делать, я не знаю, и никому не рассказываю, потому что мне кажется, что все тут же заплачут, если я расскажу. Мама несёт рыбный пирог, Тяпа машет хвостом в коридоре. «Девочки, осторожно, могут быть косточки», - говорит мама. «Что хоть путного сказал Путин? – спрашивает тётя Соня. - Ведь это позор что делается в больницах». С Путина переходят на кладбище, сегодня тётя Соня ездила к Люде, которая умерла в прошлом году и всех удивила, ведь муж её выглядел всегда намного хуже, и все думали, что сначала он. Мама вспоминает, как говорил дед Яков: «Скрипучее дерево скрипит, да стоит, а крепкое валится». Все согласны. На фотографиях с его пятидесятилетия (какая-то столовая, по стене тянется обязательный вьюн) мама стеснительно улыбается, за ней – размытые лица коллег по больнице, где дед Яков — главный врач. Мама объявляет: «Сейчас принесу курочку.» Тяпа машет хвостом в коридоре.
Поехал на вокзал, оставил всех, не оборачиваясь, потому что оборачиваться, особенно когда кто-то машет хвостом, нет никаких сил. Вышел на остановку раньше, прошёлся мимо соборов: кричали стрижи, пахло чем-то цветочным, два плотных парня шли в футболках ЛДПР. От соборов спускался по тёмной лестнице вниз, в темноте пахло ещё сильнее и слаще. На улице Урицкого в тёмном доме светилось одно угловое окно на втором этаже.
Из ФБ Yuriy Karakur