Эволюция личности

Большинство людей полагают, что инстинкты, импульсы и внутренние потребности составляют подлинное ядро личности, ее сущность. Однако в последнее время эволюционные биологи утверждают, что, с генетической точки зрения, отдельный человек — лишь устройство для размножения собственно генов и их дальнейшего распространения. Фактически генам нет дела до нас, и если бы их воспроизводству способствовали наше невежество и нищета, то они быстро довели бы нас до этого состояния. Не гены — наши маленькие помощники

{48}
, а мы — их слуги.
Генетические предписания, подталкивающие девушку-подростка к беременности
{49}

, рассчитаны совсем не на то, чтобы сделать ее счастливой и успешной в том сложном обществе, в котором она живет. Это всего лишь механизмы, ответственные за то, чтобы информация ее хромосом была скопирована и передана следующему поколению. В прошлом, когда человеческая жизнь была коротка, а детская смертность высока, гены, умевшие заставить девочку стать матерью, как только она будет к этому способна, имели больше шансов на распространение, чем гены, побуждающие к более сдержанному поведению. Неважно, хорошо это для девушки или плохо. Подросток, пребывающий в счастливом неведении, повинуется зову природы в ложной уверенности, что приятное сейчас останется таковым и впоследствии.

Гены запрограммированы на то, чтобы защищать нас, лишь пока мы производим достойное потомство, а после — хоть в утиль. И хотя наши интересы как индивидов и как носителей генетических предписаний часто пересекаются, так происходит не всегда. Например, генам все равно, сколько человек проживет после того, как его дети вырастут и смогут обходиться без него. На самом деле гены предпочли бы, чтобы родители умирали, как только их дети закончат колледж, чтобы высвободить место и ресурсы, которые пригодятся следующему поколению. Не очень приятная компания, эти гены, но мы продолжаем принимать их интересы за собственные. И пока мы не научимся отличать одно от другого, наш разум, повинуясь неверно понятым командам из прошлого, не сможет свободно преследовать собственные цели.

Каждый человек создает свой мир, уделяя внимание определенным вещам и поступая в соответствии с определенными моделями (шаблонами, паттернами). В мире, сконструированном по модели, которую навязывают нам гены, человек направляет все свое внимание на продвижение программы «репродуктивной приспособленности». Цель здесь проста: как мне получить из окружающей среды достаточно ресурсов, чтобы у меня было потомство и чтобы мои дети тоже родили детей? Почти вся жизнь более примитивных организмов, например многих видов насекомых, состоит в том, чтобы отложить яйца и почти сразу погибнуть. Как и всякий сформировавшийся благодаря эволюции организм, бабочка видит лишь то, что способствует или препятствует выживанию ее потомства. Ее мир состоит из цветочных форм, доставляющих нектар, и форм, похожих на хищников, которых нужно избегать. Извечный поэтический образ — свободный могучий орел, парящий средь горных вершин. Однако взгляд орла обычно обращен к земле в поисках притаившихся в тени грызунов. Жизнь большей части человечества можно описать примерно так же.

Рассмотрим воображаемый пример. Джерри — молодой адвокат
{50}

. На что уходит его жизнь? В основном на удовлетворение требований генов. Поднявшись утром, он почти час умывается, одевается, прихорашивается, стараясь придать себе привлекательный, но вместе с тем внушительный вид (в этом деле поможет красный «галстук лидера»). Потом несколько минут завтракает: первый из дневных приемов пищи, восстановив уровень сахара в крови, поднимет его дух и энергию. Машина, на которой он едет на работу, и стиль его вождения также отражают влияние генов. Он может выбрать Volvo — из соображений безопасности, или практичный Ford, или самую мощную машину, или ту, что символизирует успех. А зачем Джерри работает по 8,10,12 часов в день? Да чтобы удовлетворить инстинкт постройки гнезда: купить хороший дом, привлечь подходящую партнершу, завести детей, оставить им кое-что в наследство и обеспечить надежную страховку для защиты своего потомства.

Джерри, скорее всего, не скажет, что расходует свою психическую энергию именно так, чтобы угодить своим генам. Он станет утверждать, что сам выбрал красный галстук, потому что он нравится ему больше других, и что ездит на Volvo, потому что так приятнее. Возможно, он сумеет обосновать свой выбор личным опытом или объективными доводами. Ну что ж, молодец! Но обычно люди даже не рассматривают разные возможности, не останавливаются, чтобы задуматься об альтернативах. Они просто разыгрывают написанную генами пьесу в соответствии с указаниями той культуры, где им случилось родиться.

В юности я около года посещал школу в рабочем квартале города на юге Италии. Мои одноклассники были из тех семей, которые Вторая мировая война вырвала из традиционных сельских общин и заставила пытать счастья в новых городских трущобах, разраставшиеся вокруг фабричных районов. Общаясь с ними, я чувствовал себя, как антрополог в гостях у чужого племени: не только их ценности, но и вообще взгляд на мир полностью отличались от всего, к чему привык я. И хотя я подружился со многими из мальчиков (тогда еще девочки учились отдельно), меня всегда поражало, что примерно девять из десяти их мыслей были о сексе. Когда новый учитель или учительница впервые входил в класс, ребята долго обсуждали вслух его или ее первичные и вторичные половые признаки, выдвигая версии, каков он или она в постели. Лучшим днем недели эти 14-летние подростки считали среду, когда в публичном доме по соседству днем была скидка для школьников. И хотя гетеросексуальный опыт был не у всех, большинство их разговоров вертелось вокруг настоящих или воображаемых подвигов. Было и несколько постоянных гомосексуальных пар, очень серьезно и даже романтично воспринимавших свои отношения.

Моя школа не была особенной. Всюду подросткам приходится сражаться с гормонами, атакующими их тела — и мозг — настойчивыми указаниями на тему сексуальности и размножения. Подсчитано, что американские подростки думают о сексе
{51}

в среднем раз в 26 секунд, — не потому, что им так хочется, а потому, что терзающие их плоть ощущения не оставляют им иного выбора. Независимо от частоты мыслей о сексе, мы, по сути, не вольны направлять психическую энергию куда хотим, а без нашего контроля она идет в запрограммированном направлении.
Примерно такую же власть над разумом имеет еда
{52}

: мы и нескольких часов не можем прожить, не думая о ней. Мои исследования по психологии повседневной жизни показали, что человек в среднем посвящает еде или мыслям о ней от 10 до 15 % своего времени, не занятого сном. У людей, страдающих нарушениями пищевого поведения, этот показатель вдвое выше: на еду у них уходит почти треть дня. В крайних случаях неспособность обуздать свой голод может убить человека. Почти все бывшие узники концлагерей свидетельствуют, что первыми умирали те, кто не мог перестать думать о еде и был готов на все, чтобы добыть ее. Мой друг, проведя годы в советском ГУЛАГе, рассказывал, что в одном из лагерей кухонные рабочие развлекались тем, что бросали картофельные очистки — единственные условно пригодные для еды отходы — прямо у туалетов, где те сразу смешивались с экскрементами. Есть эти очистки было равносильно самоубийству, но всегда находилось несколько заключенных, которые не могли удержаться и набрасывались на очистки, не обращая внимания на предупреждения, после чего, как правило, вскоре умирали от кишечной инфекции.

Мы избавлены от столь тяжелых проблем. И все же, судя по популярным журналам, даже в нашем обществе большинство людей всю жизнь борются против одержимости едой. Едва ли не каждую неделю появляется новая диета, обещающая решить проблемы тех, кто страдает избыточным весом. Знаменитости говорят о своих методиках похудения с серьезностью, которой прежде удостаивалась лишь забота о спасении души. В США те, кто работает сидя, потребляют 8000 калорий в день — почти в три раза больше нормы, что неизбежно приводит к опасной для здоровья прибавке веса. Совершенно очевидно, что мы еще далеки от того, чтобы управлять своим аппетитом.

Но означает ли это, что надо обдумывать каждый свой шаг, подавлять сексуальные устремления, прекратить есть, избегать деторождения, поскольку все эти цели на самом деле не наши, а заложены в наш разум эгоистичными генами? Такой подход, несомненно, обречен на провал. Фактичности биологического существования не избежать
{53}

. Было бы самонадеянно пытаться перемудрить мудрость миллионов лет адаптации, даже если бы это было возможно. И все-таки, чтобы выжить в третьем тысячелетии, мы должны разобраться, каким образом химические вещества организма манипулируют нами.

Чтобы сделать первый шаг к свободе, надо, совершая привычное действие, остановиться и задуматься, почему поступаешь именно так. И тогда станет ясно, что, положив себе за завтраком третий кусок ветчины, я не просто упражняюсь в свободном выборе или удовлетворяю сиюминутную прихоть, а, скорее всего, выполняю команду голодного гена, которому три миллиона лет. Неважно, съем я в конце концов третий кусок или нет. Важно, что, приостановив даже на несколько секунд автоматизм генетической предопределенности, я тем самым на мгновение приподниму первую завесу майи.

Размышление об источнике побуждений или привычек — это первый шаг к обретению власти над своей психической энергией. Понимание своих мотивов и осознание наклонностей — необходимые условия свободы. Но мало знать, как предписания генов заставляют нас исполнять их волю. Есть и вторая завеса, которой окутывают реальность культура и общество — созданные человеком системы, в которых мы оказываемся от рождения, — дабы скрыть альтернативы и использовать нашу психическую энергию в собственных целях.

МИР КУЛЬТУРЫ
Крестьяне из маленьких деревушек, расположенных на Венгерской равнине
{54}

, любят спросить у гостя: «А вы знаете, что наша деревня находится в середине мира? Нет? Это очень легко проверить! Просто пойдите на площадь в середине деревни. В середине площади — церковь. Заберитесь на колокольню, и вы увидите, как по кругу во все стороны расходятся поля и леса, а наша церковь — в самой середине». То, что любая соседняя деревня тоже считает себя пупом земли, никому не мешает — в конце концов, что могут понимать чужаки, живущие на краю света? Не стоит принимать их заблуждения всерьез. Эти крестьяне чтут традицию, основанную на совершенно разумной информации: со шпиля колокольни видно, что их деревня стоит в середине мира, и та традиция, которую они с детства переняли у своих предков, кажется им гораздо более истинной, чем все, что они узнают позже. С их собственной точки зрения такое представление о реальности вполне разумно.

К сожалению, любая изолированная культура обречена на такие же локально правдоподобные, но в конечном счете ошибочные утверждения. Там, в Калабрии, на юге Италии, я часами впустую спорил с другими подростками, считавшими себя гораздо цивилизованнее тех, кто обитает далеко на севере, в Неаполе или Риме: «Да все знают, — говорили они, — что чем южнее — тем цивилизованнее». Не имело смысла возражать, что по такой логике племена экваториальной Африки гораздо цивилизованнее жителей Калабрии, — это только сбивало их с толку и сердило. Ведь каждый народ не только думает, что живет в центре вселенной, но и полагает, что наделен особыми достоинствами, каким-то образом дающими ему превосходство над любым другим человеческим сообществом.

Подобная предубежденность свойственна представителям любой культуры. Древние греки называли «варварами» всех, кто говорил на другом языке, поскольку те издавали непонятные греческому уху звуки, похожие на «вар-вар». Китайцы верили
{55}

, что звания цивилизации достойна лишь их культура, а на языке индейцев навахо само название племени означает «народ». Подобная близорукость не чужда и нам. Некоторые ее проявления просто смешны. Когда-то на старом чикагском трамвае номер 22 по дороге в колледж я проезжал три разные закусочные с одной и той же рекламой: «Лучшие в мире жареные цыплята». Другие примеры этноцентризма забавляют гораздо меньше. Во время войны в Персидском заливе американские СМИ самодовольно кричали о незначительных потерях, почти не принимая в расчет огромные жертвы среди иракцев. У каждой этнической группы в США есть своя версия собственного превосходства. Некоторые афроамериканцы, возводя свой род к египетской цивилизации, проповедуют превосходство «людей солнца» над бледнолицыми «людьми льда». Этот вид предубежденности успел развиться даже в таком относительно молодом государстве, как Соединенные Штаты: жители Колорадо презрительно усмехаются, завидев машины с техасскими номерами, в Вайоминге свысока поглядывают на жителей Колорадо, а в Монтане презирают жителей Вайоминга.

Своя культура дарит человеку иллюзорное, но убедительное чувство важности и неуязвимости. Хорошо ощущать себя в центре мира. Тот, кто только что приехал в США, и представить не может, сколь сильна уверенность в своем особом предназначении у большинства жителей этой счастливой страны. Почти завидуешь этим американцам, всерьез полагающим, что под защитой конституции они могут забыть обо всех серьезных неприятностях. И вспоминаешь немцев, которые накануне Второй мировой были абсолютно уверены в своем предназначении — ведь их народ произвел на свет столько великих ученых, композиторов, поэтов. Или русские: они готовы простить себе множество недостатков, поскольку их загадочная трепетная душа совершенно очевидно ценнее всех приземленных добродетелей, культивируемых другими народами. Итальянцы нередко склонны к резкой самокритике, но в глубине души считают, что никто не знает жизнь лучше, чем они. Французы смотрят на других сверху вниз, кичась своим рационализмом; британцы приписывают свою исключительность развитому здравомыслию, произрастающему лишь в их островном климате. И если вы думаете, что подобные предубеждения свойственны лишь представителям западной цивилизации, то, переговорив с китайцем, японцем, индусом или эфиопом, быстро избавитесь от этой иллюзии. Конечно, все эти утверждения об американцах, русских и других народах — совершеннейшие стереотипы, но ведь общественным поведением по большей части и управляют стереотипы.

Этноцентризм представляется неизбежным следствием принадлежности к культуре; скорее всего, по-другому и быть не может. Наше выживание и самоуважение зависят от тех, среди кого мы родились. Сегодня человек нуждается в предписаниях, передаваемых посредством культуры, почти в той же степени, что и в генетических. Ведь иначе как бы мы говорили, читали, считали, думали? Гены не способны привить нам навыки, мы должны учиться им у говорящих на нашем языке мужчин и женщин, впитывать знание, хранимое в книгах и других системах символов. Но наставляя человека, как ему быть, культура выдвигает собственные требования. Как гены используют тело в качестве устройства для их воспроизводства, так и культура стремится использовать ее индивидуального носителя для своего выживания и развития. Чтобы добиться этих целей, она должна убедить нас в собственном превосходстве.

Человек, по-настоящему впитавший культуру, готов пожертвовать даже собственной жизнью ради своей страны, партии или религии. Он интуитивно знает, что на родине холмы красивее, еда вкуснее, песни звучнее и старики мудрее, чем в любой другой стране мира. Он знает, что незнакомые языки — варварские, а чужие обычаи смешны и отвратительны. Именно по-настоящему культурные люди хранят традиции; без них бы культуры впали в постоянную изменчивость и очень скоро утратили свои особенности.

Преданность культуре зачастую сильнее, чем предписания генов, заставляет людей игнорировать собственные насущные интересы. Трудно понять, какую пользу приносит бесконечная история взаимных убийств воюющим сторонам — сербам и хорватам, ирландским католикам и протестантам, армянам и азербайджанцам, камбоджийцам и вьетнамцам или враждующим племенам Южной Африки. Член семьи Капулетти, самоидентифицируясь посредством родовой вражды с Монтекки, не может удержаться от язвительного замечания при виде идущего через площадь врага, даже если за это поплатится жизнью. По той же причине ежегодно гибнут сотни членов Вестсайдских банд в Чикаго. Иногда поводом для убийства служит опознавательный знак, принятый в другой банде, например сдвинутая влево кепка или браслет на правом запястье.

Чрезмерно погруженный в культуру человек видит реальность сквозь ее призму. Тот, кто направляет психическую энергию лишь на предписанные обществом цели, теряет возможность выбора. Это легко заметить на примере примитивных обществ, например африканского народа гусии
{56}

. Как утверждает антрополог Роберт Левин, изучавший жизнь этого племени, гусии превыше всего ставят три ценности и почти всю свою энергию направляют на их достижение. Первая — иметь как можно больше скота, поскольку богатство определяется размерами стада. Вторая — иметь как можно больше детей и внуков, поскольку социальный ранг определяется количеством родни. И, наконец, третья цель — это духовная сила, в определенной мере проистекающая из богатства и социального ранга, но также требующая самостоятельных действий, вызывающих страх и уважение равных. Богатство, уважение и способность вызывать страх — все это различные виды энергии, повышающие вероятность приобретения ресурсов, необходимых для обзаведения большим количеством детей и внуков.

Эти цели почти не оставляют простора для поэзии, романтики или свободной фантазии. Сведенный к голой схеме, мир гусии мало отличается от мира, структурированного генами. И хотя гусии обладают богатыми и уникальными культурными традициями, главные цели, организующие их жизнь, — выживание, размножение, доминирование — очевидно являются естественным продолжением аналогичных целей всех нечеловекообразных приматов и других, более примитивных видов.

Требования нашей культуры сложнее и не так явно связаны с нашим биологическим прошлым, но и они бывают столь же узкими. Если когда-нибудь мы придем к тому, что у большинства людей останется лишь одна цель в жизни — заработать побольше денег, если уважение — и самоуважение — станут зависеть лишь от принятой в обществе шкалы материальных достижений, то мир, созданный даже самой передовой с технологической точки зрения культурой, станет таким же ограниченным, как мир гусии.

На первый взгляд кажется, что наше общество предлагает исключительное разнообразие стилей жизни. Желаешь стать религиозным фундаменталистом — амишем или кришнаитом, — пожалуйста. Хочешь быть свингером-одиночкой в городской многоэтажке или хиппи в лагере у реки — и здесь перед тобой открыты все возможности. Есть сообщества ученых, дайверов, вегетарианцев, солнцепоклонников, каждое со своими ценностями и стилем жизни. Но подразумевает ли это разнообразие общее культурное взаимодействие? Обычно — нет: множество различных культур существуют как бы в параллельных мирах, достаточно изолированно от взаимных влияний.

А те аспекты культуры, которые близки почти каждому, — не сложнее, чем у гусии. Большая часть нашего общества почтительно взирает на людей вроде Дональда Трампа, Ивана Боевски и Майкла Милкена, потому что они обладают грудами денег, преклоняется перед генералом Норманом Шварцкопфом, отдавшим приказ нанести по противнику массированные ракетно-бомбовые удары, платит миллионы долларов баскетболисту, который прыгает выше всех, и в экстазе припадает к стопам актеров — символов молодости, красоты и счастливой жизни, — хотя за улыбающейся маской порой скрывается растерянное и несчастное создание. Ландшафт этого мира каждый вечер видят на телеэкранах миллионы людей, и в этом мире царят всего несколько простых идей, которые беспрестанно повторяются на все лады.

Опасно придавать слишком большое значение картине мира, созданной вашей собственной культурой. Во-первых, это ограничивает потенциал личности. Например, в арабской стране образованная женщина чувствует, что ради сохранения целостности своей культуры должна жертвовать множеством важных для развития возможностей. Во-вторых, чрезмерное отождествление с определенным мировоззрением неизбежно приводит к невосприимчивости к другим культурам и, в конце концов, к враждебному к ним отношению. Национализм, религиозный фанатизм и идеологическая нетерпимость стали причинами всех главных войн последних столетий, и сейчас, когда на планете становится все теснее, они представляют еще большую опасность. И последнее: безоговорочно принимать мировоззрение своей культуры опасно уже потому, что перестаешь видеть более широкую реальность. Люди, автоматически отвергающие все, что лежит за рамками предубеждений их сообщества, обречены на вечное заточение в своем мирке.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь