Этическая проблема моды постсоветского пространства

Как вы уже могли прочитать на Highsnobiety и во множестве других порталов, около года назад то, что зовётся "постсоветским" стилем стало важной частью модной индустрии.

Понятие, если вы еще не знакомы с ним, представляет собой тренд, основанный на одежде марок российского происхождения, вдохновленных эстетикой бедности стран СНГ: иными словами, очень модными и дорогими вещами, которые носит молодёжь рабочего класса восточной части Европы.

Постсоветская мода состоит в основном из нелепых спортивных костюмов, как правило, с типичными советскими символами или буквами кириллицы на них. Кажется диким, но жертвам моды среднего класса на Западе нравится: свежо и экзотично, но в то же время это не гавайские рубашки, не образ в духе "турист в Непале" или что-то подобное. Тренд выглядит уличным, по-бандитски и следует традициям хип-хопа.

Я сам из Восточной Европы, родился в социалистической Югославии во времена конца Холодной Войны, поэтому неодобрительно смотрю на сложившуюся ситуацию. Для некоторых подражание моде наркоманов из Новосибирска представляется забавной игрой, но для меня это сходно классовому туризму: порабощенные деньгами жители Запада превратили нищету в товар, от которого предпочли однажды отказаться. Это не так уж и круто.

Внешний облик постсоветского стиля был в основном заимствован у русских "гопников" (хоть это понятие и поменялось со временем) — агрессивных, зачастую нео-фашистов, мужчин рабочего класса. Они похожи на "chavs" в Великобритании и "white trash" в Америке — обе группы людей, между прочим, были впоследствии восприняты обществом иначе.

Еще около десятилетия назад "chavs" вечеринки были местом собрания студентов Великобритании. Их участники были полны иронии, носили поддельные вещи Burberry и пародировали низшие слои общества страны. Затем пришла волна хипстеров, ассоциирующих себя с американскими white trash благодаря бейсболкам, белым майкам и пиву Pabst Blue Ribbon.

Гопник — архетип, который можно встретить повсюду в Европе: в Сербии, например, молодой человек, соответствующий образу и одевающийся подобно российскому аналогу, зовется “dizelaši”. “Racailles” — французская версия, и если мы присмотримся к стилю одежды в фильме "Ненависть" 1995-го года, то увидим, что герой Венсана Касселя выглядел бы уместно, скажем, на показе Гоши.

От Польши до Украины, в Боснии и Болгарии: суровые мужчины в тренировочных штанах, заправленных в белые носки, копающиеся в пакетах в тени огромных многоэтажных домов — этот образ повсеместен, живет в обществе в течение 30-ти лет и по сей день. Новым стало лишь его превращение в предмет торговли.

В самой Восточной Европе, равно как и в сообществах рабочего класса Запада, ничего фешенебельного под этим понятием не подразумевается: это некая анти-дань моде, из которой извлекается выгода; отражение агрессивной мужской среды, породившей этот стиль. За агитационным призывом стоит безнадежная реальность криминального мира, бедности и социального отчуждения — таковы общие признаки современной жизни большей части восточной территории Европы.

Ничего не могу поделать с тем, что каждый раз, когда вижу влиятельного Инстаграм-блогера, красующегося на неделе моды в образе обедневшего жителя страны СНГ, я невольно закатываю глаза. Если у вас, как и у меня, есть близкие, застрявшие в неопределённом состоянии бывшего пространства Советского Союза, без намека на светлое будущее и выхода из этой ситуации, то послесоветская мода покажется вам неприятной. Особенно, когда жизнь вполне легко могла сложиться точно так же.

Восточноевропейская мода 90-тых заимствует внешние признаки несчастья, забывая о страданиях людей, после чего повторно преподает получившееся зажиточным жителям Запада ради забавы и прибыли, которую приносит их покупательская способность.

Провокационные дизайнеры включают в коллекции оранжевые безрукавки, напоминающие спасательные жилеты. Они служат отсылкой к восточно-европейским беженцам, рискующим жизнями ради избежания войны, и в то же время это становится знаком отторжения экстремизма другого берега Средиземноморья — проблемы не сильно друг от друга отличаются.

Однако в мире не всё так ужасно, поэтому эти действия можно расценивать как положительную сторону нового тренда.

Наиболее творческие области, такие, как музыка, кинематограф и мода, базируются на Западе. Просто посмотрите на места проведения недель моды: Нью-Йорк, Лондон, Париж, Милан. Главные кинофестивали: Канны, Берлин, Сан-Себастьян, Локарно, Сандэнс. Голливуд всех нас немного американизировал.

Ни для кого не секрет, что японцы одержимы западными брендами, особенно уличной одеждой. Громкие, изысканные бренды класса люкс, например, Louis Vuitton, стали фирменной фишкой богатых людей России, Китая и Европы. Гегемония Запада чувствуется везде, ее признаки являются негласным золотым стандартом, которого современный мир вынужден придерживаться.

Постсоветская мода действует в противовес этому первенству, представляя новый и неизвестный для западного потребителя визуальный язык. Она дает возможность ознакомиться с культурой иных народов, тем самым совершая нашествие на вестовую культуру.

Всегда важно быть первым в своем деле, так как это порождает известность — первый шаг к признанию. Именно по этой причине афроамериканцы так ликовали в честь победы Барака Обамы в 2008-ом году. Значимость заключается и в том, что такая деятельность помогает ослабить клеймо, которое было исторически присвоено Восточной Европе.

Восток всегда был менее процветающим, чем величественный Запад, который, паразитируя, обогатил себя за счет колоний. Мы всегда выглядели подобно диким кузенам Западной Европы, ведь даже сейчас в ЕС главенствует кастовая система: стереотипом о поляках стал дешевый физический труд, румыны считаются цыганами-карманниками, а русские и сербы — сумасшедшими головорезами, которые должны быть изолированы посредством строгого визового режима.

Прежде, чем бедность стала крутой и популярной, она же причислила нас к второразрядному статусу. Наша культура более известна как "меньшая". Вы можете покупать датскую мебель, носить одежду итальянских производителей, есть блюда испанской кухни, слушать музыку на английском языке или смотреть фильмы на французском, но это те утончённые представления, которые менее всего ассоциируются с Востоком. Запад так и останется лучшим, если другой части Европы будут так же нужны сантехники, водка или автоматы Калашникова.

Искусство имеет способность управлять восприятием стран. Англия обладает непропорционально большим уровнем силы для страны такого размера, возможно, из-за ее массовости ее культуры. Несмотря на то, что их империя все-таки разрушилась, британский народ занимает более высокую позицию в мире, чем голландцы или испанцы, чьи страны также были колониальными державами. В этом есть заслуга господства английского языка, который сделал британскую музыку, литературу, СМИ и другие виды культурного экспорта всемирно доступными.

Движущая сила искусства также ощутима в Румынии. Около 12-ти лет назад режиссеры нового румынского кино создали одно из самых уважаемых кинематографических направлений в мире. Даже сейчас, с появлением множества картин, сделанных со вкусом, Румыния удерживает лидерство среди соседей.

Теперь эта страна — не удел бедных, не просто бывшая коммунистическая нация на краю ЕС: у нее есть невероятная культурная энергия. Режиссеры, в том числе и новички, автоматически оказываются в центре внимания, которого не получили бы еще некоторое время назад. Выдающееся визуальное самовыражение раньше считали скучным и неинтересным, а теперь — востребованным и знаменитым.

Мода 90-тых годов может оказать такую же услугу для Восточной Европы. Возможно, она станет лишь мимолетной причудой, о которой богатые западные модники забудут с приходом новой. Если так, то им повезло. К сожалению, маргиналы и бедные люди, ненадолго вдохновившие многих своей одеждой, в конце-концов окажутся в ловушке безнадежного положения.