Эмма

Глава 46

Однажды утром, спустя дней десять после кончины миссис Черчилль, Эмму попросили сойти вниз к мистеру Уэстону, который «и пяти минут не может остаться, но ему крайне важно поговорить с нею». Он встретил ее у двери в гостиную и, едва поздоровавшись, немедленно понизил голос, чтобы ее отец не смог подслушать:
– Сможете ли вы прийти сегодня утром… в любое время… в Рэндаллс? Постарайтесь прийти, если можно. Миссис Уэстон хочет вас видеть. Она должна поговорить с вами.
– Она нездорова?

– Нет-нет! Вовсе не то… только слегка взволнована. Она готова была уже приказать закладывать карету и ехать к вам, но ей необходимо повидать вас одну, потому что, видите ли… – он кивнул в сторону отца Эммы, – хм… Так вы сможете приехать?
– Конечно. Прямо сейчас, если вам угодно. Раз вы так просите, я не могу вам отказать. Но что же случилось? Она правда не заболела?
– Нет-нет, уверяю вас! Но не спрашивайте меня ни о чем. Вы все узнаете в свое время. Совершенно невероятное дело! Тс-с-с!

Угадать, что же все это значит, было невозможно даже Эмме. Судя по его виду, случилось нечто совершенно из ряда вон выходящее. Но раз ее друг чувствует себя хорошо, Эмма постаралась взять себя в руки и, предупредив батюшку, что она идет прогуляться, вместе с мистером Уэстоном вышла из дому. Оба они быстрым шагом направились в Рэндаллс.
– Ну а теперь, – сказала Эмма, когда они вышли из ворот Хартфилда, – теперь, мистер Уэстон, прошу, расскажите мне, что же случи лось.
Однако он был непреклонен.

– Нет-нет. Не спрашивайте. Я обещал жене, что рассказ предоставлю ей. Она изложит вам все лучше меня. Проявите терпение, Эмма… Она лучше вас подготовит…
– Подготовит? К чему? – Эмма пришла в ужас и остановилась. – Боже всемогущий! Мистер Уэстон, расскажите мне все немедленно! Что-то случилось на Бранзуик-сквер? Да-да, я знаю, там что-то случилось! Говорите же, умоляю, расскажите мне все сейчас же!
– Нет-нет, вы заблуждаетесь.

– Мистер Уэстон, не шутите со мной! Подумайте, сколько моих близких находятся сейчас на Бранзуик-сквер. С кем из них случилось несчастье? Заклинаю вас всем, что только есть святого, – и не пытайтесь ничего от меня скрыть!
– Эмма, слово даю…
– Слово? Отчего же вы не говорите «честное слово»? Отчего не даете честного слова в том, что ни с кем из них не случилось ничего плохого? Боже! Что же такого предстоит мне услышать, если это не имеет отношения ни к кому из моих близких?

– Даю вам честное слово, – заявил он очень серьезно, – что ни с кем из них ничего не случилось. Дело ни в малейшей степени не связано ни с одним существом, носящим фамилию Найтли.
К Эмме вернулись силы, и она продолжала путь.

– Я был не прав, – вздохнул он, – сказав, что вас необходимо подготовить. Не следовало употреблять такое выражение. На самом деле это не связано с вами… только со мной… то есть мы так надеемся. Хм! Короче говоря, дорогая моя Эмма, вам не о чем беспокоиться. Я не говорю, что история особенно приятная, однако все могло бы быть куда хуже… Если мы поторопимся, то скоро будем в Рэндаллсе.

Эмма поняла, что придется набраться терпения, теперь ожидание не стоило ей таких усилий. Однако она больше ни о чем не спрашивала, а только напрягла свое воображение. Вскоре она пришла к выводу, что, возможно, дело касается денег – всплыли какие-либо неблагоприятные семейные обстоятельства, связанные с недавними событиями в Ричмонде. Воображение ее активно заработало… Может быть, обнаружилось, что у миссис Черчилль имеется с полдюжины незаконнорожденных детей, и бедному Фрэнку ничего не светит… Такой поворот, хотя и весьма нежелательный, не станет для нее ударом. Только слегка подстегнет ее живое любопытство.

– Кто это сейчас проехал верхом? – спросила она по пути, более чтобы помочь мистеру Уэстону сохранить тайну, чем из истинного интереса.
– Не знаю… Кто-то из Отуэев, не Фрэнк. Это не Фрэнк, уверяю вас. Его вы не увидите. Сейчас он уже на полпути в Виндзор.
– Значит, ваш сын приезжал сюда?
– Ох… да… А вы не знали? Ну… собственно… да…
Какое-то время он собирался с мыслями, затем добавил куда осторожнее и сдержаннее:
– Да, Фрэнк заезжал утром… просто узнать, как мы поживаем.

Они прибавили шагу и скоро были уже в Рэндаллсе.
– Ну, дорогая, – заявил мистер Уэстон, едва войдя, – я привел ее. Надеюсь, что скоро тебе полегчает. Оставляю вас вдвоем. Тянуть нет смысла. Если понадоблюсь, я буду неподалеку. – И Эмма явственно расслышала, как он прибавил, понизив голос, перед тем, как выйти из комнаты: – Слово свое я сдержал. Она ни о чем не догадывается.

Миссис Уэстон выглядела так плохо и была так взволнована, что опасения вернулись к Эмме. Как только они остались вдвоем, она воскликнула:
– Что же случилось, милый друг? Насколько я поняла, что-то очень неприятное? Прошу вас, расскажите же мне, наконец! Всю дорогу меня терзали смутные сомнения. Мы с вами обе ненавидим мучиться неизвестностью, так не мучьте же меня долее! Поделитесь со мной, что бы это ни было, и вам самой станет легче.

– Вы и правда понятия ни о чем не имеете? – дрожащим голосом спросила миссис Уэстон. – И не догадываетесь о том, что я собираюсь вам сообщить?
– Насколько я поняла, дело касается мистера Фрэнка Черчилля.

– Вы правы. Дело действительно его касается, и я скажу вам без обиняков, – заявила миссис Уэстон, откладывая в сторону свое рукоделие, и, решившись наконец, подняла на нее взгляд. – Сегодня утром он приехал к нам с самым невероятным известием. Невозможно выразить наше удивление. Он приехал поговорить с отцом о… То есть объявить о своем чувстве…
Она замолчала, чтобы перевести дух. Вначале Эмма решила, что речь пойдет о ней, затем она вспомнила о Харриет.

– То есть больше чем о чувстве, – продолжала миссис Уэстон, – о помолвке – о самой настоящей помолвке… Что вы скажете, Эмма, что скажут все, когда узнают, что Фрэнк Черчилль помолвлен – и помолвлен уже давно – с мисс Ферфакс!
Эмма даже подскочила от удивления:
– Джейн Ферфакс! Господи помилуй! Вы это серьезно? Не шутите?

– Разделяю ваше изумление, – отвечала миссис Уэстон, по-прежнему отводя глаза и торопясь продолжить, дабы дать Эмме время освоиться с новостью, – вполне разделяю. Однако это так. Они обручились еще в октябре, в Уэймуте, и хранили свою помолвку в тайне от всех. Кроме них, о помолвке не знала ни одна живая душа – ни Кемпбеллы, ни ее родные, ни его… Все настолько удивительно… Хотя я уже доподлинно знаю, что это так, до сих пор не могу поверить. Просто не верится… Мне-то казалось, я знаю его…

Эмма почти не слышала ее слов. Две мысли вертелись у нее в голове: собственные прежние разговоры с ним о мисс Ферфакс и бедная Харриет. Некоторое время она была в состоянии лишь издавать восклицания и снова и снова требовать подтверждений того, что она только что услышала.

– Что ж, – заявила она наконец, пытаясь собраться с силами, – вот обстоятельство, о котором я должна подумать по крайней мере полдня, прежде чем сумею до конца понять… Как! Значит, зимою они уже были помолвлены? Еще до того, как оба приехали в Хайбери?
– Они помолвлены с октября – тайно… Известие ранило меня, Эмма, ранило в самое сердце. И его отцу тоже очень больно. Кое-чего в его поведении мы не можем простить.
Какое-то мгновение Эмма мешкала, но потом ответила:

– Не стану притворяться, будто не понимаю, о чем вы, однако хочу по возможности облегчить ваше состояние – насколько это в моих силах. Знайте же, что ваши опасения напрасны: его внимание не произвело на меня сильного действия.
Миссис Уэстон подняла на нее глаза, боясь поверить, но взгляд Эммы был так же безмятежен, как и ее слова.

– А чтобы вам было легче поверить, что я теперь совершенно равнодушна к нему, – продолжала она, – я скажу вам больше. В ранний период нашего знакомства было время, когда мне он действительно нравился, когда я была очень склонна к тому, чтобы влюбиться в него, – собственно, и была влюблена… Но удивительнее всего то, что впоследствии увлечение мое бесследно прошло. Как бы там ни было, но, к счастью, все совершилось само собой. Уже довольно давно, по крайней мере три месяца, он мне совершенно безразличен. Можете мне поверить, миссис Уэстон! Я говорю истинную правду.

Со слезами радости миссис Уэстон расцеловала ее и, когда к ней вернулся дар речи, принялась убеждать свою бывшую воспитанницу, что ее заверения в равнодушии для нее приятнее всего на свете.
– У мистера Уэстона тоже с души свалится камень, – сказала она. – Как мы мучились! Ведь мы оба желали, чтобы вы понравились друг другу! И мы были убеждены, что так оно и произошло… Вообразите же себе наши чувства, когда мы узнали о его помолвке.

– Я избежала несчастья. И за то нам с вами остается лишь благодарить судьбу. Однако, миссис Уэстон, его я не оправдываю. Я должна сказать, что считаю его в высшей степени виноватым. Какое он имел право, будучи связанным клятвой в любви и верности, вести себя у нас так вольно? Как смел добиваться – а он, безусловно, добивался – особого внимания одной дамы, будучи женихом другой? Откуда мог быть он уверен, что не случится беды? Откуда ему знать, что я не влюблюсь в него? Он поступил дурно, очень дурно!

– Из его слов, милая Эмма, я скорее могу заключить, что…
– А она-то! Как она сносила такое его поведение! Какой надо обладать выдержкой, чтобы наблюдать, как он у нее на глазах оказывает предпочтение другой, и не сказать ни слова упрека? Такое спокойствие я не могу ни понять, ни уважать.

– У них случались размолвки, Эмма, он прямо так и сказал. У него не было времени вдаваться в подробные разъяснения. Он пробыл у нас всего четверть часа и в состоянии такого возбуждения, какое не позволяло употребить с пользой то короткое время, что он у нас оставался. Однако он ясно дал понять, что между ними случались размолвки. Кажется, они-то и поторопили его с развязкой. Эти размолвки, скорее всего, и были вызваны его недостойным поведением.

– Недостойным! Ах, миссис Уэстон… Это слишком мягко сказано. Он вел себя не недостойно, а гораздо хуже! Он пал – просто выразить не могу, насколько низко он пал в моих глазах. Такое поведение недостойно мужчины! В нем нет и следа той прямоты, цельности, строгой приверженности правде и принципиальности, презрения к мелочности и всяческим трюкам, какие надлежит выказывать настоящему мужчине всем своим поведением.

– Милая Эмма, позвольте теперь мне вступиться за своего пасынка. Несмотря на то, что он был не прав, я знаю его достаточно давно, и, смею вас уверить, у него есть много, очень много хороших качеств… и…

– Боже! – не слушая ее, продолжала Эмма. – А миссис Смолридж! Ведь Джейн действительно собиралась пойти к ней в гувернантки! К чему могла привести его ужасающая черствость? Заставить ее страдать настолько, что она чуть было не нанялась… Да как мог он допустить, чтобы подобная мысль вообще пришла к ней в голову?

– Эмма, об этом он ничего не знал. Здесь я могу полностью обелить его. Она приняла решение сама, не сказав ему ни слова, – то есть она на что-то намекала, но не говорила об этом как о деле решенном… До вчерашнего дня ее планы оставались для него неизвестны. Как он узнал? Не знаю, из какого-то письма или записки – и именно после того, как он узнал, что она собирается сделать, он решился немедленно открыться дяде, положиться на его доброту и милосердие… короче говоря, положить конец недостойному укрывательству, которое длилось столько времени. Эмма стала слушать внимательнее.

– Скоро, – продолжала миссис Уэстон, – он обещал мне написать. Он сказал мне об этом, прощаясь. И судя по его виду, в письме он намерен изложить мне подробности, которые не может сообщить сейчас. Давайте дождемся его письма. Возможно, оно сумеет смягчить его вину. Наверняка разъяснится многое из того, что неясно сейчас, – и получит извинение. Не будем же к нему слишком суровы, не будем торопиться выносить ему приговор. Наберемся терпения. Любить его – мой долг. Теперь же, когда я успокоилась и удовлетворилась по одному очень важному для меня вопросу, я искренне надеюсь на счастливое разрешение дела и готова верить, что так оно и будет. В обстановке тайны и укрывательства они оба, должно быть, сильно страдали.

– Ему, на мой взгляд, страдания большого вреда не причинили, – сухо парировала Эмма. – Как, кстати, воспринял новость мистер Черчилль?

– Он был весьма благосклонен к племяннику и дал свое согласие почти без колебаний. Подумать только, как все перевернулось в их семье всего за одну неделю! Пока жива была бедная миссис Черчилль, у Фрэнка, полагаю, не было никакой надежды, никакой возможности получить ее согласие на брак… Однако не успели ее останки упокоиться в фамильном склепе, как мужа ее убедили действовать словно наперекор ее желаниям. Какое благо, когда непомерное влияние уносят с собой в могилу!.. Дядюшку не понадобилось долго убеждать: он благословил его.

«Ах! – подумала Эмма. – И если бы речь шла о Харриет, его тоже не пришлось бы долго уговаривать…»

– Все решилось вчера вечером, и сегодня с рассветом Фрэнк отправился в путь. Он заехал в Хайбери, к Бейтсам. Пробыв там некоторое время, он сразу же примчался сюда, но так спешил вернуться к дяде, которому он теперь нужнее, чем прежде, что, как я вам и говорила, не мог пробыть у нас долее четверти часа… Он был очень возбужден… крайне возбужден и взволнован! До такой степени, что показался мне совершенно непохожим на себя прежнего, каким я его знала. Вдобавок ко всему он был потрясен – он и понятия не имел, что она сейчас в таком тяжелом состоянии! И весь вид его показывал, насколько сильны его чувства.

– И вы действительно полагаете, что они сохраняли свою помолвку в полнейшей тайне? Ни Кемпбеллы, ни Диксоны – никто не знал?
При произнесении фамилии Диксон Эмма не могла не покраснеть – слегка.
– Никто! Ни одна живая душа. Он определенно заявил, что о помолвке на всем белом свете знали только они двое.

– Что ж, – сказала Эмма, – полагаю, мы постепенно привыкнем к этому известию, и я желаю им счастья. Но никто не переубедит меня в том, сколь отвратительны действия подобного рода. Что это было, как не нагромождение лицемерия и лжи, шпионства и предательства? Явиться к нам, притворившись открытым и простым, и судить всех нас, находясь в тайном союзе! Всю зиму и весну нас просто водили за нос! Нам-то казалось, будто все мы на равной ноге, мы ничего не скрывали и были честны, в то время как эти двое, вполне возможно, выслушивали все признания, а потом втайне судили и рядили о безвинно обманутых ими жертвах! Пусть же теперь им будет уроком, если они узнали в результате о себе не слишком приятные вещи!

– Я относительно спокойна на сей счет, – отвечала миссис Уэстон. – Я вполне уверена, что никогда не говорила одному из них о другом ничего такого, чего нельзя было бы повторить в присутствии обоих.
– Вам повезло… Единственный лишь раз вы заблуждались – когда решили, будто в нее влюблен один наш общий знакомый, однако своих суждений вы не доверили никому, кроме меня.

– Верно. Но так как я всегда была очень высокого мнения о мисс Ферфакс, я бы ни за что не смогла обидеть ее и не стала бы говорить о ней дурно. Что же касается его – о нем я и подавно не сказала бы ничего плохого.
Тут за окном показался мистер Уэстон, очевидно ожидая, что его позовут. Жена кивнула, приглашая супруга войти, и, пока он шел, добавила:

– А теперь, милая Эмма, прошу вас, говорите и держитесь так, чтобы у него отлегло от сердца, чтобы он сумел испытать удовольствие при мысли об этом браке. Давайте приложим все силы, дабы успокоить его. В конце концов, почти все говорит в ее пользу. Партия не самая завидная, однако, если мистер Черчилль не против, почему мы должны возражать? А для него, я имею в виду для Фрэнка, это, может статься, самый удачный выбор: он заслужил любовь девушки с таким сильным характером и трезвым умом – именно так я о ней всегда думала и до сих пор склонна считать ее таковою, несмотря на одно серьезное отклонение от строгих правил. Но даже в таком положении ее не в чем упрекнуть!

– Совершенно верно! – пылко воскликнула Эмма. – Если бывает положение, когда можно извинить женщину за то, что она думает только о себе, то это положение Джейн Ферфакс… О таких можно сказать словами Шекспира: «Не друг тебе весь мир, не друг – его закон».
[9]
Вошедшего мистера Уэстона она встретила с улыбкой:

– Ну и шутку же сыграли вы со мной, честное слово! Полагаю, вы намеревались испытать мое любопытство и узнать, хорошо ли я умею угадывать? Но вы действительно напугали меня. Я уж подумала, не потеряли ли вы все свое состояние! А тут, вместо того чтобы соболезновать вам, приходится принести вам мои поздравления! От всей души поздравляю вас, мистер Уэстон, ведь вам в невестки достанется одна из самых очаровательных и достойных девиц в Англии!

Обменявшись взглядами с женой, мистер Уэстон убедился в том, что Эмма действительно поздравляет его от души; он немедленно воспрял духом. Морщины на его лице тотчас разгладились, голос зазвучал по-прежнему живо и бодро, он с благодарностью крепко пожал ей руку и охотно вступил в разговор – все доказывало, что еще немного времени, и он перестанет считать помолвку неприятной неожиданностью. Его собеседницы пытались своими репликами лишь сгладить растерянность и смягчить его возражения. Ко времени, когда они все обсудили и он снова рассказал Эмме все, что знал, – на обратном пути в Хартфилд, – он совершенно исцелился от тревог и недалек был от мысли, что Фрэнк совершил лучший поступок в своей жизни.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь