Джим Грант: “Рынки облигаций по всему миру живут в своем собственном зеркальном зале”

Добро пожаловать на остов экономических фантазий.

Джим Грант, самый известный в мире обозреватель процентных ставок, появился в эфире CNBC на этой неделе, чтобы разоблачить мир финансовых рынков, превратившихся в полнейший фарс, и показать, как гротескно искажены рынки глобальных облигаций.

Он начал с примера…

“В качестве примера того, где мир неверно устанавливает процентные ставки…, посмотрите на Италию, которая в воскресенье проводит большие [потенциально разрушительные] выборы…

… существуют итальянские бумаги спекулятивного уровня, Telecom Italia, которые погашаются в 2022году. Они торгуются на отметке 0,61%, то есть мусорные облигации находятся в нулевой фигуре”.

Эти облигации торговались в шестой фигуре всего 5 лет назад…

Спасибо, Мистер Драги.

Но все это не оканчивается здесь, предупреждает Грант…

“… и поскольку процентные ставки имеют решающее значение для ценообразования финансовых инструментов, эти искажения предшествовали повышению цен всех активов… и манифестация этих манипуляций во многом ответственна за то, что мы сейчас наблюдаем на рынках”.

Эти искажения и хаотические последствия их завершения политики – это именно то, о чем предупреждал нынешний председатель Федрезерва Пауэлл в 2013 году:

Когда настанет время, чтобы начать продавать или даже прекратить покупать, ответ рынка может быть довольно сильным. Есть все основания ожидать сильного ответа. Таким образом, есть несколько вариантов взглянуть на ситуацию. $1,2 трлн. продаж, вы распределяете на 60 месяцев, вы получаете около $20 млрд. в месяц. Это вполне выполнимая вещь. По крайней мере все выглядит именно так на рынке, где норма к середине следующего года составит $80 млрд. в месяц. С другой стороны, дело не столько в продажах и сроках этих продаж, сколько в сокращении нашей короткой позиции в волатильности.

…

Инвесторы действительно понимают сейчас, что мы подоспеем, чтобы предотвратить серьезные потери. Не то, чтобы им будет легко делать деньги, но у них есть все стимулы к принятию большего риска, и они делают это. Между тем, мы выглядим так, как будто мы дуем пузырь на рынке облигаций по всему спектру дюрации, что приведет к большим потерям, когда ставки в конце концов пойдут вверх. Вы почти можете сказать, что такова наша стратегия.

Почти?

“И я думаю, что есть довольно большой шанс, что вы получите довольно динамичный ответ на рынке”.

Хотя Пауэлл и обеспокоен, Грант напоминает слушателям, что “конец бычьего рынка в облигациях” не обязательно означает разрушительные изменения … “потребовалось десять лет для того, чтобы доходности длинных казначейских облигаций увеличились с 2,25% в 1946 году до 3,25 % в 1956 году …” , но, как отмечает Грант, сейчас все по-другому: “это было до появления стратегий паритета риска и левериджа, который теперь нашел место в финансовых инструментах, окружающих рынок облигаций”.

Тем не менее, Грант предупреждает, что он “подозревает, что темп медвежьего рынка облигаций будет и в самом деле быстрее, чем в 1946-56 годах”.

* * *

И вновь Грант прав в своем диагнозе симптомов … и в прогнозе — все это напоминает нам о его риторическом вопросе: Как будущее отнесется к [так называемому] стандарту ученых-экономистов [который управляет нашим миром]?

Вероятно, оно будет еще более озадачено, чем мы. Представьте, что вы пытаетесь объяснить сегодняшние мероприятия вашему внуку двадцати с лишним лет от роду через пару десятилетий — после краха, который произошел, скажем, в 2019 году, и который уничтожил наследство мальчика и вызвал ответ центрального банка настолько жесткий, что этот ответ разрушил уверенность даже Уолл-стрит в методах Федерального Резерва …

Я думаю, что вы скажете что-то вроде этого:

“Мое поколение дало бывшим профессорам экономики дискреционные полномочия фабриковать деньги и фиксировать процентные ставки.

Мы поставили телегу цен активов впереди лошади предпринимательской деятельности.

Мы развлекали себя фантазией о том, что высокие цены активов ведут к процветанию, а не наоборот.

Мы фактически работали над тем, чтобы способствовать росту инфляции, которую мы называли “ценовой стабильностью” (и это было накануне гиперинфляции 2017 года).

И кажется, что мы просчитались”.