Дюнкерк

В прошлый раз я ходил на "Нелюбовь" и отметил, что этот фильм больше похож на эмоцию с историей, чем на историю с эмоциями. 

"Дюнкерк" в этом плане такой же. 

В «Нелюбви» основой была любовь во всех своих видах (ненависть и нелюбовь – ведь то, по сути, любовь, только со знаком минус). 

В «Дюнкерке» основа – страх. 

Страх не вернуться домой, страх погибнуть, страх подвести страну, товарища, страх банально не успеть на корабль. Страх во всех его проявлениях. Страх во всех его ипостасях. И страхом пропитан каждый кадр фильма. 

Из России фильм про эвакуацию смотрится не очень понятно: почему солдаты не остались воевать насмерть, стоять до последнего? Почему они уходят, эвакуируются с поля боя? Сами солдаты не уверены, что «дома не будут плевать нам в лицо». Как бы им не хотелось домой. 

Ответ может быть весьма прост: это самое начало войны. Когда еще есть время немного подумать, перевести силы, зализать раны. И терять почти 300 тысяч солдат чуть больше чем через полгода после начала войны – не так уж и здорово. 

Но из кабинетов война выглядит иначе, чем на поле боя или из окна иллюминатора, или с трапа корабля, или через прицел винтовки. И боязнь погибнуть на поле боя усиливается многократно, когда солдаты слышат приказ об эвакуации 30 тысяч человек. 

И вот тут страх встает в полный рост. И вот тут Нолан показывает себя. 

Солдаты в «Дюнкерке» - не супергерои, не сверхлюди. У многих из них в фильме не произносятся имена, звания, отличительные черты. Они хотят того же, что и обычные люди: покурить сигарету, съесть бутерброд с вареньем, выпить чаю и, конечно, вернуться домой. Но на войне желания, легко достижимые в мирное время, кажутся несбыточными. 

Им до мечты рукой подать. Всего каких-то 60 километров до дома, до Англии. Они не знают, как их примут в родных краях: осудят, проигнорируют или напротив, помогут снова стать на ноги во всех смыслах этого слова. Но там они будут в безопасности. Там их могут починить. 

Потому что здесь, на этом берегу Атлантики, они уже сломлены. 

Они сломлены деморализующими листовками, падающих с небес. Они видят, как погибают их друзья и сослуживцы. Они видят плывущие тела павших солдат, пустые груды касок на берегу. Они видят смерть за каждым углом и в каждый момент времени. 

Этот фильм про страх и еще раз про страх. Про то, как солдаты боятся за свою жизнь и как они хотят ее спасти. Безусловно, Нолан показал не лучшую сторону солдат, выраженную в стремлении как можно быстрее попасть на корабль к родным берегам. Но здесь нет античеловечности: солдаты не лезут по головам, не пытаются всеми силами обойти сослуживцев в борьбе за заветное место на корабле. Здесь есть страх, который не затмевает собой осознание, что ты на войне, где один за всех и все за одного. И тем не менее: «хватит принимать раненых, ведь одни носилки – это семь стоячих мест». 

Но страх со знаком минус – это героизм. Он в фильме тоже есть. Как минимум в исполнении Харди, Браны (привет, профессор Златопуст Локонс!) и – главное - простых британцев, отправившихся через пролив за своими земляками. Парадокс, но главные герои в военном фильме не носят форму и не воюют. 

Нолан умело играет с масштабом в фильме. Он показывает, что война – это не обязательно толпа на толпу, тысячи танков и миллионы патронов. Достаточно одного самолета, одной пули, одной бомбы, да просто рева двигателя вражеской техники, чтобы посеять страх и нести разрушения как на улице, так и в душах людей. Начиная с «Преследования», режиссер постоянно увеличивал поле своих действий в мире кино как во времени, так и в пространстве, дойдя в «Интерстелларе» до космических величин с которыми, будем честными, справился не до конца. В «Дюнкерке» Нолан вернулся на уровень одного дня, одной точки, пусть и в трех измерениях: суше, море, и небе. 

Война у Нолана грязная, как пятно от пролитой нефти в море. Она пачкает все вокруг, не дает дышать, легко разгорается и не дает о себе забыть. 

Нолан снял невероятно реалистичный фильм про войну, оперируя небольшим временем и сжатым пространством. Война у него везде: в трюме мирного корабля, на борту самолета, на улицах города. 

Реалистичности фильму добавляет невероятное качество съемки. Особо удались сцены воздушного боя и вообще вся съемка с высоты. Кадры последних пяти минут однозначно будут сниться мне во сне. 

Реалистичности добавляет звук. Этот фильм надо смотреть в IMAX и только в IMAX, чтобы ощутить всеми клетками своего тела, всеми фибрами своей души то, как звучит война. Саундтрек нагнетает и без того тяжелую атмосферу фильма, а звуки выстрелов, взрывов, приближающихся самолетов дарят чувство, что Дюнкер не где-то там далеко и давно, а здесь и сейчас. Звук позволяет фильму медленно наматывать ваши нервы на кулак, натягивая их как струну с каждым кадром все сильнее и сильнее. А в особо напряженные моменты фильм начинает играть на этой струне из нервов. Простые ноты, но достаточные, чтобы ощущение всей поганости войны отпечаталось у вас в душе очень сильно и глубоко. 

Вместе с тем Нолан снял очень личный, очень авторский фильм про войну. В нем нет эпичности, нет присущих ему необычных сюжетных ходов. Да что там: даже сценария и четких персонажей толком нет. Но чего стоит один только сломленный Киллиан Мёрфи… 

Не ведитесь на то, что это Нолан. Он снял не то кино, что вы ждали. Если вы хотите действий, драмы – останьтесь дома. А если хотите увидеть войну, грязную, как нефтяное пятно, пугающую, как звук приближающегося «Мессершмитта» и ломающую людей – идите в IMAX. Ради звука и картинки. Ради понимания, что война может быть ужасной и без единого фашиста в кадре. 

И пусть войн больше не будет никогда.