Дядя Ваня

Он много ещё чего говорил, извинялся, но смысл слов плохо доходил до моего сознания. Сидела, словно истукан, зачем-то утвердительно кивала головой, сама в это время думая только об одном: «хочу его, хочу ещё». И мои трусики были все мокрые. Самое интересное, несмотря на его извинения, на эти правильные слова, я чувствовала исходящее от дяди Вани возбуждение, а когда бросила взгляд на ширинку брюк увидела существенный бугор. От этой атмосферы возбуждения все во мне дрожало и вибрировало. Посмотрела дяде Ване прямо в глаза, он замер и замолчал. Несколько секунд ничего не говорил, глядя в мои расширенные от похоти зрачки.

— Что ж ты со мной делаешь, маленькая блядь!

Потом схватил за волосы и нагнул мою голову вниз, к своему распирающему штаны члену...

Воспоминания прерывает рука, внедрившаяся между моих раздвинутых ног. Это так неожиданно и остро, что я вскрикиваю. Гости за столом смотрят на меня. Все с недоумением и только у дяди Вани в глазах понимание и предупреждение.

— Ой, папа, мы совсем забыли про мясо в духовке! — говорю первое, что приходит в голову.

— Машенька, я смотрела, через пять минут будет готово.

Это Светлана Викторовна, папина дама сердца. Они, наверно, скоро поженятся, я за них рада, в самом деле рада, но всё чаще осознаю, что больше не хозяйка в этом доме.

— Тётя Света, вы просто чудо.

— Папочка, можно теперь я скажу тост.

Говорю, говорю, а дядя Ваня слегка поглаживает мою ножку под обеденным столом. Теку, чувствую, как влага выделяется из меня... Мы не виделись с ним две недели. Папин друг сейчас большой начальник — занятой человек. После долгой разлуки моё тело отзывается остро на малейшее движение с его стороны. Впрочем, разлука ...

тут ни при чём. Я всегда «так» на него реагирую. Сажусь на стул... Мужская ладонь продолжают нагличать, накрывает мой лобок. Дядя Ваня задаёт какой-то вопрос, касающийся защиты диплома... Что за сладкая пытка отвечать на него прилюдно, в то время, как его пальцы ласкают мою промежность сквозь трусики. А он, садист, самодовольно улыбается, наклоняется и шепчет на ухо: «Зачем трусики надела?» Его дыхание щекочет и возбуждает, по телу бежит жаркая дрожь. Я ничего не говорю, вопрос не требует ответа, просто смотрю в синеву его глаз. Она меня поглощает, пожирает. Природа совершила преступление, наградив такими глазами мужчину.

Опять тосты, поздравления, шутки. Рука больше не беспокоит меня, но я все равно держу ноги слегка раздвинутыми. Пальцы могут в любой момент вернуться, и если я не буду их ждать, он будет недоволен.

Дядя Ваня обучил меня всему в сексе, воспитал и вылепил, как любовницу для себя, под себя, для полного своего удовлетворения и воплощения всех, даже самых темных фантазий. Ещё тогда в машине, оторвав мою неопытную голову от своего члена и потрахивая вагину пальцами, установил раз и навсегда правила наших отношений:

1. Полная конфиденциальность. О том, что мы любовники, никто не должен знать, даже мои самые близкие подружки. Ни с кем я не должна делиться секретом о нас.

2. Пока длятся наши отношения, я должна быть послушной, покорной и хорошей девочкой.

З. Мечты о большой чистой любви — это не с ним. Он может только трахать, никогда не разведётся и не бросит свою семью.

3. Обязательная контрацепция. Ему не нужны беременности и дети. С этого дня мне необходимо принимать противозачаточные таблетки.

4. Я вольна прекратить наши отношения в любой момент, так же как и заводить еще любовников. Но с другими мужчинами секс только в презервативе.

Пока он устанавливал все эти правила, я кончила под его пальцами и, потрясенная силой собственных ощущений, согласилась на всё...

Ах, как же я возбуждена, трусики мокрющие. Дядя Ваня, кажется, совершенно забыл о своей послушной и хорошей девочке. Может, теперь мне поиграть с ним? Ведь у меня такие шаловливые пальчики, они тоже могут творить разные глупости под скатертью. Когда моя рука ложится ему на ширинку, он тоже вздрагивает и обжигает горячей синью своих глаз. Член возбужденный, и мне радостно получить подтверждение своей власти над этим мужчиной. Знаю, я завожу его с полуоборота, с полувзгляда. Являюсь его маленькой, нет, большой слабостью, которая способна одним движением тонко очерченной бровки заставить выпрыгнуть из штанов. Член дрожит под моими пальчикам, а дядя Ваня, как ни в чем не бывало, обсуждает вопрос — почему бы старым друзьям не порыбачить вместе? Нет, какой артист! Как может владеть собой и держать в руках! Надавливаю сильнее. Даже не ойкает...

— Сучка, ты мне ещё за это ответишь, — наклоняется и шепчет в мое ушко дядя Ваня, вызывая мурашки по телу.

— Марья, ты что ничего не ешь, на диете!? — слова вслух говорятся совершенно другим тоном.

— Тебе это совершенно не нужно, ты и так стройная, как тростинка.

Тростинка, которую дядя Ваня любит причудливо гнуть и ломать в разных мыслимых и немыслимых позах.

Все за столом перекидываются на обсуждение негативных моментов сидения на диетах. Я убираю руку с мужских брюк и сдвигаю ноги. Что-то мне плохо. В комнате много людей, поэтому, даже несмотря на открытую форточку, стоит ужасная духота. Выбираюсь из-за стола. Дядя Ваня вопросительно смотрит, мол, «куда без моего разрешения». Но я наглая, делаю вид, что не замечаю этого вопрошающе-приказного взгляда.

В ванной первым делом снимаю мокрые насквозь трусики. Вглядываюсь в отражение зеркала. Какая же я бледная, глаза смотрят нездоровым блеском. Черные волосы, белая кожа и красные от постоянного кусания губы — похожа на Белоснежку. Ополаскиваю холодной водой лицо, потом бью со всей силы ладонями по щекам. Уже лучше, румянец появился. Улыбочку. Нет, всё же я красотка.

Когда выхожу из ванной, меня хватают знакомые до боли мужские руки, разворачивают и прижимают всем телом и лицом к стене. Какая выгодная позиция, ни одна дверь сюда не выходит.

— Девочка моя, как я по тебе соскучился!

Растекаюсь, как масло, по этой стене, как рыба, выкинутая на берег, жадно хватаю воздух губами. Мужская нога вклинивается между моих, раздвигает их, и практически сразу же, ей на смену приходят его требовательные руки. Сильные пальцы нахально и грубовато входят в меня. Вот так сразу, будто он имеет на это полное право, словно это самая естественная ситуация на свете, тискать в коридоре дочку своего лучшего друга.

— Трусики сняла, умница.