Дверь

Петр Петрович непонимающим взглядом уставился на дверь. Что он тут делает? Надо же, задумался, и ноги сами принесли его к порогу старой квартиры, где они с женой прожили вместе почти двадцать пять лет. Сейчас он стоял, удивленно разглядывая возникшую прямо перед его носом дверь. Обычную, впрочем, дверь, каких в подъезде каждая вторая.

Обитая дерматином и перетянутая на ромбы медными заклепками. Лишь одна из клепок была серебристая, Петр Петрович помнил, как лет пятнадцать назад, когда оригинальная из комплекта куда-то потерялась, и часть дерматина повисла некрасивым бугром, он собственноручно восстановил обивку. И теперь на этом месте, среди россыпи золотистых сестер, серебряной звездочкой сверкала одна не в комплект. Петр стоял, смотрел на эту серебристую точку и не спешил уходить... * * * Перемены в жизни Петра Петровича случились год назад и именно тогда, когда он был полностью к ним готов. Его угнетала работа, спокойная и стабильная, душила семейная обстановка, похожая на вязкое теплое болото, в котором он тонул, в котором ему не хватало ярких красок, эмоций. Не хватало самой жизни.

Он, как утопающий, искал хоть малый прутик, за который смог бы ухватиться и выбраться на свободу, туда, где яркие краски и веселые шумные люди, туда, где праздник и нет серых будней, туда, где он стал бы ощущать себя живым и нужным самому себе. И прутиком этим для него стала его секретарша Аллочка. Молодая и красивая, она ворвалась в жизнь Петра Петровича громкой музыкой, запахом дорогого парфюма и вкусом шампанского на губах. Мужчина влюбился. Он вспоминал свою давнюю влюбленность в тогда еще будущую жену, и те нежные и робкие отношения на фоне взрыва эмоций, что дарила ему его Аллочка, казались блеклыми, как полузабытый сон... Жена, как будто почуяв сердцем, что грядут суровые перемены, что в их семейную жизнь вмешался кто-то третий, стала тихой и молчаливой. Она часто вопросительно заглядывала в глаза Петра Петровича, как бы ища и не находя в них ответ на самый важный во все времена для женщин вопрос... Роман развивался бурно и стремительно, мужчина чувствовал себя молодым, нужным, любимым... Он с радостью погрузился в новые любовные отношения, отдавая им все время и деньги, что у него были. Но и тогда Петр еще не был готов уйти из семьи, — привычка тянула его в знакомую мягкую постель, заставляла после устриц из ресторана искать в холодильнике по ночам такие привычные и вкусные котлеты жены. Сколько все это длилось бы — неизвестно. Но Аллочка устала ходить в любовницах и приехала к ним домой, поговорить с женой и забрать Петра Петровича с собой. Дома были жена и сын студент. Они молча выслушали уверенную речь Аллочки, и, пока жена пыталась прийти в себя с валидолом в руках, сын быстренько побросал вещи отца в большой чемодан и молча выставил обоих влюбленных за дверь... * * * И началась у Петра Петровича новая жизнь. Она несла его бурным потоком, не давая остановиться и перевести дух. Бесконечные встречи, рестораны, показы, бутики мелькали мимо ошарашенного мужчины одним ярким шумным потоком. Сложно сказать, в какой момент он начал уставать от такой жизни. Еще сложнее было ему самому себе признаться в том, что бешеный темп их личных отношений ему уже попросту не под силу.

И тогда Петр Петрович решил взять передышку. В буквальном смысле этого слова, — он засел дома в удобном кресле и огляделся, пытаясь осознать себя наконец-то в этом новом для себя мире. Поначалу то, что он увидел его немного удивило, а постепенно стало сильно раздражать. Аллочка, будучи идеальной прекрасной райской птицей, совершенно не была приспособлена к простой реальной жизни. Ни вести хозяйство, ни готовить она не умела. Но это было бы полбеды, — с Аллочкой абсолютно не о чем было поговорить. Девушка была поразительно и непоправимо глупа. Весь ее мир состоял из шуршащих банкнот, ярких фантиков и поклонников в интернете. Поначалу Петр Петрович пробовал было вложить в эту хорошенькую головку хотя бы толику полезной и умной информации, но быстро осознал, что малейший мыслительный процесс вызывает у Аллочки адовы муки. И мужчина сдался.

Он не пытался уже исправить свою возлюбленную, терпеливо пил по вечерам отвратительно невкусный чай, наскоро состряпанный им Аллочкой из чайного пакетика и вспоминал свою бывшую жену... Вот та прекрасно умела заваривать чай, Петр Петрович и сейчас, закрыв глаза, с легкостью ощущал тот чудесный аромат и травяной вкус горячего напитка. А какие борщи она варила... А ее котлеты по-киевски? Что говорить, его прежняя жена была идеальной хозяйкой. Вспоминались невольно и их совместные вечера, когда они, обнявшись, могли мирно часами спорить о новой прочитанной книге или фильме Полански... Петр Петрович как-то было пытался вернуться домой. Нет, не насовсем, а... просто так. Он и сам бы не смог себе объяснить, зачем пришел в свою бывшую квартиру тем поздним вечером. Ему не открыли и, стоя в холодном подъезде, он слышал жалобный женский плач за дверью. Тогда он развернулся и ушел, долго сидел во дворе, глядя на бывшие когда-то родными окна квартиры. Глядел, пока в них не погас свет... Время шло, а пропасть поколений, что обычно начинает разделять подобные пары, все росла и росла. Все больше раздражала Петра Петровича его глупенькая любовница, все больше злила Аллочку аморфность пожилого мужчины. Они перестали выходить куда-нибудь вместе, вечера стали проводить раздельно... И вот в какой-то момент Петр Петрович, сам не помня как, оказался перед дверью своей бывшей квартиры. * * * Он стоял и смотрел на этот серебристый, криво прибитый его неумелыми руками гвоздик и не знал, как повести себя дальше. Развернуться и уйти? Но куда, к кому? Он чувствовал, что давно стал безразличен молодой женщине, на которую променял когда-то семью. Остаться? Но разве примут его здесь? Разве простят, не прогонят? Кривая шляпка заклепки отчего-то не давала покоя мужчине. Петр Петрович протянул руку и коснулся ее холодного металла кончиком пальца. Дверь неожиданно легко подалась и открылась. На мужчину пахнуло знакомым густым духом родного дома. Он зажмурился и шумно вдохнул его полной грудью, а когда открыл глаза... на пороге кухни стояла жена, вокруг ее глаз собрались мелкие морщинки, — она улыбалась. «Я дома!» — подумал Петр Петрович, сделал шаг вперед и закрыл за собою дверь.