двадцать первая смена

ещё одно отличие второй моей больницы от первой – невозможность видеть сны. работы иногда и вправду бывает немного, но обычно даже ночами раз в пятнадцать минут в санитарской раздаётся звонок или в комнату заходит медсестра и тихонько, чуть нараспев, говорит что-то вроде 'мальчики, подъём! скорая на входе'

открываешь глаза, видишь её силуэт, поднимаешься с продавленного дивана, толкаешь в бок другого санитара, щуришься в коридоре от яркого света, идёшь ко входу, принимаешь каталку, на ней оказывается кряжистый мужик с острым, но в данный момент подслеповатым взглядом. в глазах у него стоит туманность андромеды, на его фоне выгляжу маленькой грустной собакой из мема про сильного и слабого пса.

через пятнадцать минут я выхожу из операционной и смотрю на часы: без двадцати три пополуночи. это популярный вопрос пациентов после операции, кстати, задают они его обычно у лифта в главном корпусе, того самого, что вернёт их обратно в шестиместную палату отделения. который час, спрашивают у меня пациенты, только пришедшие в себя после наркоза, сколько времени?

на восьмой раз мне стало скучно называть обычные цифры. отсчёт времени только начался, ответил я вдруг одной пациентке, вы сейчас проснулись в новом мире и теперь всё будет хорошо.

неправда, нахмурилась она, я уже была в этом коридоре однажды.

да, говорю, новый мир маскируется под прежний чтобы в него было легко переходить.

лифта всё не было, смол-ток растянулся на несколько минут, а затем вдруг оборвался в тот момент когда моя собеседница поёжилась от холода, всё же она была без одежды под лёгкой накидкой. это как будто заставило её задуматься, она огляделась по сторонам, помолчала ещё немного и сказала: глупо как-то всё.