Два

Всё ещё гулко отдаётся в сердце боль. Возобновившаяся переписка бередит не зажившие раны. Ты не мой, ты больше не мой, не тот, кто меня любил, совсем. И мне невозможно от этого.

Вспомнила про водкаст, как ходили слушать пластинки. И поняла, что такого не будет этим летом. Не будет пикника с корзинкой, ничего этого больше не будет. Снова щемит где-то в груди. Уже просто невыносимо, клянусь.

Закрываю лицо рукой и умоляю бога, чтобы это был сон. Открываю снова глаза и понуро иду собираться на улицу.

А потом родители сказали: зови Рустама. И снова всплыли водкаст, балкончик, котики, вино. И стало снова больно, но невозможно тепло. И я решила, если вдруг не получится, значит, не судьба. И этого ещё больнее. Но хочется молиться богу, чтобы все получилось, чтобы снова был балкончик, водкаст и вино. И сердце дрогнуло и заставило написать.

В детстве мы сидели на первом этаже школы и смеялись над старшеклассницами, что они чмокаются при встрече. А теперь сами при встрече и на прощание целуем друг друга в щёки. И это отличная традиция.

Лучшее, что случилось за день: без четверти 12 мне позвонили в домофон, в который не звонили со школы. Angelina привезла батончики, потому что я не отвечала на сообщения и она переживала. Переживала за нас с Рустамом. Проболтали полчаса, кажется, в этом мире все-таки я не одна. Она резонно заметила, что я не переживу расставание. Вот и посмотрим. Отметила так же, что я выгляжу очень утомленной.

Так про мою депрессию узнал первый друг.