Дождь

Дождь

skiccnskkug

Я снова судорожно вздохнул и сел, обхватив колени руками.

Она села рядом со мной и участливо заглянула мне в глаза, положив руку мне на плечо:

— Прости, я не должна была...

— Это ты меня прости, — улыбнулся я. — Демон страха, который не может справиться с собственными комплексами, это смешно.

— Дем, — она провела рукой по моему плечу, а я вздрогнул.

Мое имя это своеобразный пароль, код доступа к моим способностям. Особенность моего класса — в отличие от других демонов, мы можем использовать свои умения лишь в определенных случаях. Защитный механизм, в противном случае мы бы не смогли общаться с окружающими. Едва я слышу свое имя, я начинаю видеть все, что пугает, страшит, настораживает, напрягает или просто заставляет чувствовать себя неуютно моего собеседника. Проще говоря, я начинаю видеть все его страхи в любых проявлениях.

Поэтому я резко встал и отвернулся от нее.

Я не хочу знать, чего боится эта красивая женщина. Я не хочу знать, от чего она вскрикивает по ночам, какие кошмары беспокоят ее во сне и наяву. Я не желаю проникать в ее подсознание и вытягивать оттуда воспоминания и мысли, о которых она сама предпочитает не помнить и не думать. Не хочу!

— Дем, посмотри на меня, — проговорила она и коснулась моего плеча.

Я замотал головой и закрыл лицо руками. Это не поможет. Для моих проклятых глаз нет никаких преград! Стоит мне повернуться к ней лицом, и я увижу все! Нужно подождать — магия имени ослабевает со временем. Чем дольше я буду сопротивляться этому, тем меньше вероятность, что я что-то увижу. По сути, мне нужно переждать лишь десять минут. Потом снова включится блокировка, и я опять буду видеть лишь ее физическое тело — подтянутое и сексуальное с волнительными бугорками небольших грудей, округлым упругим животиком, стройными ножками, аккуратной попкой, с янтарными озорными глазами, чуть вздернутым носиком, по-детски румяными щечками и чувственным ротиком.

Я шумно выдохнул сквозь зубы и убрал руки от лица.

— Никогда — слышишь? — никогда не смей называть меня по имени, — произнес я, низко опустив голову и не оборачиваясь к ней. — Это опасно. Я могу увидеть и заставить тебя пережить все то, что тебя пугает.

— А если я хочу именно этого? — спросила она с улыбкой.

— Зачем тебе это? — я бросил один короткий взгляд искоса в ее сторону и тут же отвел глаза. Я увидел краешек ее страха. Нет, я не хочу!

— Чтобы побороть свой страх, нужно взглянуть ему в лицо, — ответила она и убрала руки с моих плеч.

— Ты не понимаешь, — я снова мотнул головой. — Одно дело человеку с арахнофобией засунуть руку в банку с пауками, и совсем другое, если свой страх он покажет мне. Я могу даже банальное волнение пред выступлением на публике превратить в причину самоубийства, довести его до такого уровня, когда человеку не останется ничего другого...

— Но ведь это подействует не на каждого?

— Нет, есть сильные духом цельные личности, которые способны противостоять своим страхам. Но даже такие люди после встречи со мной, как правило, лишаются рассудка. А в случае с вашей семьей, с генетической предрасположенностью к психическим расстройствам, лучше вообще меня избегать. Близнецы допустили большую ошибку, найдя меня здесь, а ты допускаешь еще большую, называя меня по имени...

Я снова шумно выдохнул. Кажется, закончилось. Я украдкой посмотрел на нее. Да, я теперь вижу только ее физическое тело. Боже, как она прекрасна...

Я развернулся к ней и прижал к себе:

— Больше того, мне неприятно видеть чужие страхи. Как правило, люди боятся отвратительных вещей — змей, пауков, живых мертвецов... Конечно, все это сводится к страху смерти, но в подсознании каждого человека смерть выглядит по-своему. Я не хочу знать, какую форму она приняла в твоем случае. Я не хочу видеть причину того, какая ты есть. Я хочу видеть лишь конечный результат — он меня вполне устраивает.

Она улыбнулась и потянулась губами к моим губам. Мы целовались, а я тем временем стягивал с нее тунику. Ее кожа была такой теплой и бархатистой, ее прикосновения были такими нежными и точными, что я закрыл глаза и сосредоточился лишь на своих ощущениях.

Ее ноготки легко царапали мою грубую толстую кожу, ее зубки ласково покусывали мое жесткое заостренное ухо, а теплые ладошки то и дело пробегали по чешуе на голове.

Я тоже старался быть нежным, но, видимо, некоторые мои движения все же доставляли ей боль — она громко вскрикивала. Тогда я останавливался, спрашивал, что я делаю не так, но она не отвечала, а лишь впивалась в мои губы поцелуями. Наверное, мой меньший брат несколько великоват для нее. Мда, надо было сохранить человеческую форму — в ней у него и размерчик поменьше, человеческий...

Но вот ее ножки крепче обхватили мою талию, а ноготки глубже впились в мои плечи. Она приподнялась над полом, выгнула спинку, а я сильнее прижал ее к себе, почти позабыв о том, что мое достоинство было для нее слишком длинным, и с почти звериным рыком кончил. Она тоже закричала, да так громко, что мне казалось, у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Через пару минут она затихла, обмякла. Я тоже расслабился и аккуратно уложил ее на подушки. На внутренней стороне ее бедер я заметил капли крови.

— Тебе больно? — спросил я с тревогой.

Она улыбнулась:

— Это ничего. Рожать больнее...

Я нежно коснулся губами ее груди и вышел. Мое семя, розоватое от ее крови, медленно стекало по ее промежности на пол.

— Прости, я... я не хотел делать тебе больно... — я провел рукой по ее животу сверху вниз.

— Не переживай, — она блаженно прикрыла глаза, — мне было хорошо...

Я лег рядом с ней и положил голову на ее плечо.

За окном заметно стемнело. Крупные капли дождя горошинами бились в стекла, а сильный ветер безжалостно трепал кроны каштанов. Они жалобно трещали и хлопали мокрыми листьями.

— Дем, — снова проговорила она. Я перевернулся на спину и стал рассматривать потолок. — А ты можешь... лишить человека страха?

Я кивнул:

— Но я этого делать не буду. Страх кроется в памяти, в опыте. Лишить человека страха, значит, отобрать его память. Отобрать у человека память, значит, подорвать саму основу его личности. Мы становимся теми, кто мы есть, в результате того, что мы переживаем, как мы на это реагируем, и что мы об этом помним. Все события и мгновенные реакции уходят в небытие. С нами остается только память. В памяти все — детские сказки, руки матери, голос отца, лица друзей и знакомых, слова, мысли, чувства, эмоции и, разумеется, страхи. Изъять из памяти что-то одно, например, только страх, невозможно. Неизбежно будут задеты и другие аспекты. Забудется что-то, что является основополагающим для твоей личности. И ты станешь кем-то другим. В этом нет ничего хорошего. А даже если я отниму только страхи — допустим, у меня это получилось — ты все равно станешь другой. Например, ты боишься высоты, поэтому ты не станешь лезть без страховки на высокую гору. Но вот ...

я убрал из твоей памяти некое событие, которое стало источником этого страха. Ты пошла одна в горы и сорвалась в пропасть. Хорошо это? — я невольно посмотрел на нее.

Она не боится высоты. Она боится потерять доверие сына. Ее страшит смерть от ран и болезней. Ее пугают звуки, доносящиеся по ночам с улицы. Ее самый страшный кошмар — когда ее родной сын вонзает ей нож в спину. Я снова отвернулся.

— А то, чего боишься ты, я и вовсе не стал бы убирать. Это естественный страх для любой женщины, которая растит ребенка одна. Но бояться тебе нечего — твой сын не станет делать ничего такого. Ты хорошая мать, и он об этом знает...

— Ты... ты успокоил меня... Спасибо тебе, — она поцеловала меня в плечо, и ее ручки обвились вокруг моей талии. — Спокойной ночи.

Я провел кончиками пальцев по ее волосам:

— Спокойной ночи...

Продолжение ...

Report Page