Дождь
oeotwjtrnzjЯ извлек самое черное пятно — нечто, о чем он пытался забыть — расправил его, разложил перед своим мысленным взором и углубился в чтение. Это было отличное воспоминание — в возрасте трех лет он утопил в ванне своего младшего брата. Все тогда решили, что это была случайность, но на самом деле он сделал это специально — он ревновал и не хотел делить любовь матери больше ни с кем, и уж тем более не с этим гадким кричащим беспомощным комочком розовой плоти. Это воспоминание преследует его по сей день — о маленьком тельце, которое плавает лицом вниз в наполненной водой ванне. Ему часто снится, как крошечный трупик поднимает свою покрытую темными мокрыми волосиками головку, улыбается беззубым ртом и тянет к нему свои ручки, будто зовет с собой. Он просыпается в холодном поту, когда вода вокруг мертвого младенца становится кроваво-красной и начинает бурлить и дымиться.
Я выдохнул и заставил образы в его памяти ожить, зашевелиться, заговорить.
В его глазах вспыхнул неподдельный ужас, губы задрожали, щеки побледнели и посерели.
Я медленно поднялся со своего места, похлопал его по плечу и вышел на улицу.
Дождь усилился. Капли тарабанили по асфальту, почти не переставая.
Я перешел через дорогу, сел на бордюр и достал из кармана сигареты.
— Я знал, что на тебя можно положиться, — рядом со мной сел Шаул.
— Не стоит благодарности, — ответил я, безуспешно пытаясь раскурить сигарету.
— Ты все сделал правильно, — похлопал меня по плечу Гаэр и поднес указательный палец к кончику моей сигареты. Он тут же вспыхнул. Я затянулся.
— Теперь я свободен? — спросил я.
— Разумеется, — улыбнулся Шаул.
Я поднялся на ноги.
— Еще раз извинитесь за меня перед Леди Анастасией, — сказал я, развернувшись к остановке автобуса.
— Ты не хочешь попрощаться с ней? — посмотрел на меня Гаэр.
Я мотнул головой.
— И не хочешь знать, как она? — поинтересовался Шаул.
Я снова мотнул головой.
— Надеюсь, я не сильно поранил ее, — тихо проговорил я.
— Все в норме, — со смехом ответили близнецы. — Не ты первый.
Я вздрогнул, и мои кулаки сжались сами собой.
— Не смейте так отзываться о ней, слышите? — вдруг со злостью воскликнул я и развернулся к ним. — Она мать вашего брата! Вы должны относиться к ней с уважением, каким бы ни было ее прошлое! Это вообще не ваше дело! Сейчас она мать, она дала жизнь человеку. За одно это она достойна уважения и почтения!
Они переглянулись и уставились на меня в недоумении.
— И она отличная мать, — добавил я тихо и отвел глаза в сторону. — Многим о такой только мечтать...
— Ты прав... — они тоже опустили головы после молчания, затем развернулись и растворились в толпе.
А я двинулся в противоположную сторону...
Ночью мне в который раз приснилась мама. Она протягивала ко мне руки, спускаясь по какой-то светящейся лестнице, улыбалась, и с каждым шагом ее лицо все больше напоминало лицо Анастасии...