доверие
только сейчас довелось прочесть "Исповедь сына века" Мюссе -
- что, конечно, не красит - такие вещи надо читать вовремя, а затем уже перечитывать, коли обстоятельства позволят - но тем не менее -
- общеизвестно, что основной для него послужил сложный роман Мюссе с Жорж Санд, растянувшийся между 1833 и 1835 гг. - с уходами, возвращениями, попыткой Санд найти спасение в спокойной истории с Паджелло (которая обернулась счастием для него - до конца своих дней, по ироничному замечанию Моруа, бывшего предметом внимания горожан и приезжих - смотревших на почтенного старичка, когда-то сумевшего стать предметом любви Жоржа, и затем основательно, буржуазно и скромно прожить свою длинную жизнь, вернувшись на родину) -
- эту историю затем, после смерти Мюссе, расскажет сама Санд - в романе "Она и он", "приподняв" ее, снабдив романтической рамкой с внебрачным ребенком, двоеженством, похищением сына, почитаемого матерью за умершего - и счастливым обретением его в финале - и в особенности увеличив в масштабе Паджелло, обратив его в богатого американца, с сильными, но сдерживаемыми чувствами - который хорош, уступая в масштабе лишь главным героям - людям исключительным - впрочем, в этом можно увидеть лишь соблюдение пропорций. -
- Мюссе задумывает роман сразу же после первого "окончательного" расставания, только вернувшись в Париж весной 1834 и передавая приветы Паджелло - в одном письме разом сообщая совершенно разные цели задуманного, от самоисцеления, терапевтического действа, вплоть до защиты репутации Жорж Санд в круге посвященных - "Я собираюсь написать роман, - извещает он Жоржа 30 апреля 1834 г. - У меня большое желание описать нашу встречу, мне кажется, это поможет мне исцелиться и возвысит мое сердце. <...> Но я буду ждать твоего формального позволения. Я должен сказать, что о моем возвращении ходит много разговоров. Странно, что еще за две недели до него весь свет знал о нашем разрыве. <...> Боюсь, чтобы не подумали, будто, защищая тебя от клеветы, я хочу защитить самого себя от насмешек. И все же я хочу писать. Публика ничего тут не поймет, но пусть те, кто догадается, знают, что среди дурацких сплетен один голос поднялся в твою защиту, - голос человека, который знал тебя в продолжение года, и как раз того человека, которого ты покинула. Мне более чем безразличны насмешки по моему адресу, но я не могу переносить обвинений, раздающихся по твоему в связи со всей этой историей моей болезни..." - Два года спустя, по выходу романа, Жорж Санд писала графине д'Агу, многолетней любовнице Ференца Листа: "Скажу вам, что "Исповедь сына века" меня действительно глубоко взволновала. Малейшие подробности этой несчастной близости переданы в ней так верно, с первого ее часа до последнего <...>, что, прочитав книгу, я расплакалась как дурочка. Потом я написала автору несколько строк, чтобы сказать ему - сама не знаю что: что я его очень любила, что простила ему все и что не хочу больше видеться с ним никогда. Все эти три утверждения точны и незыблемы" (25 мая 1836 г.). -
- но автобиографичность "Исповеди..." - лишь история материала, ведь верны там оказываются испытываемые чувства, как они понимаются автором, а не "факты" - "публика ничего не поймет", уверял Мюссе - публика поняла многое, но не как судебный следователь. -
- впрочем, и сами интерпретации здесь разительно разошлись - так, для Плеханова наиболее близким оказалась гл. II части первой - знаменитая, с описанием поколения 1830-х, тех, кто родился под гром наполеоновских пушек - и вступал в мир, где нет ничего героического -
- но, что важнее для общей рамки романа - где нет веры. ведь "исповедь", поставленная в заглавии - имеет смысл прямой и явной отсылки -
- и исповеди как чистосердечного признания, и исповеди - как пути к вере -
- в первом смысле - можно брести за истолкователями романа, интересующихся отражением "века" - тем интереснее будут первые две части, и тем менее интересны - две последние - благо и стилистически текст разительно меняется - на смену коротким главам, быстрым диалогам или язвительным трактатам "о природе любви" - приходят длинные главы, описания чувств и диалоги, где больше комментариев к репликам, чем самих реплик (и в этом, при желании, можно попытаться увидеть отсылку к двум частям "исповеди" Августина - условно-автобиографической и богословской) -
- во втором - это текст, в котором, замечу попутно, меняется и сам рассказчик - его болезнь века, с чего он начинает, утрата способности любить, ранняя зрелость, разочарованность и т.д. - это то, с чего начинается рассказ -
- но автор не забывает напоминать по ходу повествования, что ему 19, 21 и, наконец, 22 года - и в первых частях постоянно цитирует, ссылается то на романы, то на историков, то на философов - говорящий чужими словами и каждый раз из них интерпретирующий то, что с ним происходит. - по мере того, как действие продвигается к финалу - цитаты редеют, Октав все больше смотрит на другого из перспективы уже собственного опыта -
- и в последней главе тот, кто ранее рассказывал о своей зрелости - теперь отчужденным, объективным взглядом описывает его же - "человек опытный сразу узнал бы в нем мальчика, который становится мужчиной, начинает с большим доверием относиться к людям и закаляет свое сердце" (гл. VIII, ч. 4) -
- "Исповедь..." - о любви, конечно - но единой, о любви как добродетели, покоящейся на доверии - от утраты способности доверять к ее обретению - а тем самым к возможности действительно полюбить