Доверие

В один день он рассказал мне о том, как его травили в школе. Он говорил, а я захлебывался от восторга: я впервые сталкивался с кем-то, кто меня действительно понимал и кого я действительно понимал. Я, конечно, свято храню свой дар - гиперчувствительность к людям. Это касается не только того, стоит доверять или нет, но больше предугадывания реакций или даже ценностей. Но другой человек - это всегда другой. С Колей я ощутил настоящее понимание. Ну как это объяснить? Мне не хватает слов.

У него это началось в шестом классе, когда к ним пришёл какой-то Гига. Этот Гига сразу взял в оборот самых активных парней. А Коля допустил ошибку - назвал его несколько раз чуркой.

- Я тебя уничтожу, - сказал ему Гига. - Ты просто не жилец.

Коля тогда не боялся, потому что дружил со всеми. Класс был дружный очень, все вместе всё делали. Гига был чужак, но как-то вышло, что он и разбил класс, чтобы влиться. И в какой-то момент Коля обнаружил, что все - не за него.

- И ладно бы там они были против того, что я назвал его чуркой. Они же сами все время так говорили про других, да даже сам Гига так говорил, - Коля улыбался, качая головой. - Он называл нашу Елену Бахировну чуркой открыто. А у неё татарская фамилия, Рахматуллина, а мать русская. Ну представь - шестиклассник называет учительницу чуркой в классе. А эти все сразу под него легли. Ну и началось.

Однажды Коля обнаружил огромный ком харкотины в своём рюкзаке. Он так испугался, что никому ничего не сказал. Дома он вымыл все, но учебники и тетради были испорчены. Кажется, что это маленькое что-то, смешное, но у этого были долгие последствия. Учителя постоянно его поносили из-за учебников. Оля, с которой Коля сидел весь год, теперь брезговала, когда он прикасался к её половине парты. Она всегда теперь клала длинную линейку посредине, обозначая границу владений. "Я скажу Гиге, если увижу твою руку здесь", - страшным голосом сказала она. И все слышали про эту руку. Уже к концу дня выяснилось, что этой рукой он постоянно дрóчит, она у него вся в кончине. Коля тогда понятия не имел, что это вообще значит, как и все остальные, кроме Гиги. Теперь весь класс упражнялся в анекдотах про руку в кончине. Стоило учителю создать какое-то задание в паре или в коллективе, все отворачивались от Коли. Кончина и стало его новым именем. То есть в самом деле:

- Спроси у Кончины!

- Кончина решил уже!

- Я не буду сидеть с Кончиной!

Этому не было конца и края.

- И я начал прогуливать школу. Чаще всего я шёл пешком до метро, а там катался по всей Москве. Нет станции, где я не побывал.

- Я тебе завидую. Я жил в маленьком городе, он весь размером с Кунцево, наверное.

- Да, в метро тепло, никто не пасет. В принципе, там легко весь день провести. Как-то я даже спрыгивал вниз и гулял по тоннелю, там можно стоять в таком углублении. Но это я раз только сделал. Меня чуть не поймали. Я тогда испугался, я представил, что меня убило или забрали в тюрьму, а мама совсем одна. Когда метро надоело, я стал ездить в Одинцово. Но там мне было тревожнее, потому что наша математичка из Одинцова, а я не знал, где она в данный момент. Потом я просто стал кататься на электричке. Я же Сушкинскую вашу знаю, но я там не выходил ни разу. Обычно я ездил до Можайска. Это почти два часа в пути. Как-то гулял по Звенику, но там станция далеко от города, так что мне не понравилось. Мы в 8 классе потом ездили на экскурсию туда, мне было так приятно. Мы вышли на станции, а там нас ждал автобус, и я словно решил досмотреть фильм.

- А где деньги брал?

- Мать давала на обеды в школе. Но я брал из дома еду с вечера, пока она на работе. Я же не всегда ездил. Иногда я и просто дома оставался. Мать иногда дома не ночевала. Она мне звонила и говорила, что на работе много всего, ну там типа у подруги переночует, а утром снова на работу. Она неудобно работала, в какой-то конторе на Планерной. Я должен был хорошо запереться и разогреть что-то. А мне так радостно было оставаться одному.

-Почему? - сердце у меня начало волнительно биться.

- Да не скажу, ты решишь, что я больной.

- Нет уж скажи.

Я знал, что он скажет. И я готов был уже сейчас рыдать и смеяться, тихая истерика.

- Я ставил такие как бы спектакли. Ой, да ну. Давай по литературе лучше!

- Ок, ты прав, прав.

В принципе, мне этого было достаточно, я понимал его как никто другой. Ну почему я тогда не сказал ему? Может, все бы вышло иначе?

Он доверял мне свои мысли и о литературе, и это тоже было ценно для меня. Он как-то спросил, почему все должны осуждать Евгения Онегина.

- Он ведь один раз побывал у Лариных? А она ему сразу пишет, мол, бери меня скорее замуж. Почему он сразу эгоист? А мы должны были его сразу осудить. Елена Бахировна так и говорила. Эгоист, эгоист. Да это она эгоистка. Вот сами подумайте. Нет чтобы пригласить его.

- Но она же девушка начала XIX века. В "Джен Эйр" героиня смела первая признаться в любви, а это чуть не скандал был в литературе.

- Ну, я не знаю. Я просто думаю. Вот она пишет, сама не зная, кому.

- В смысле?

- Ну вот она то "к вам пишу", то "ты являлся". Меня бесит, что она от него ждёт какой-то роли, и нас заставляют ждать от него это. А он, может, вообще... гей.

Коля тогда впервые в наших беседах произнёс это слово. Раньше он говорил: такой. Тогда, когда я пришёл от Ани, а он ждал меня у окна, он сказал в темноте:

- Значит, и вы тоже такой. И я такой.

Идея того, что и Евгений в теме, рассмешила меня.

- Ну вы поняли! Хватит ржать! - он сам смеялся.

- И Печорин тоже?

- Ну конечно! Рассказчик же вообще в него влюбился, как увидел, он там такой весь тонкий и красивый, вспомни сам. Весь такой фифифи.

- А кто тогда Максим Максимыч?

- Маленький человек, вы же сами говорили.

- Но ты сам путаешь ты и вы!

- Ну это же другое.

Многие его оценки умиляли меня, приводили в восторг. Но я должен был уходить. Если мать была дома, она спрашивала, выйдя в коридор, пока я одевался:

- Ну как там наш ученик?

И я должен был заглушить голос разума и включал систему:

- Творческий наш ученик, Анна Сергеевна. В смысле, суждения хорошие, да, это все здорово. Но не дай бог он что-то такое проявит в сочинении.

Она гордилась им, склоняла голову с насмешливой строгостью и смешно пуча глаза, типа, слышишь, ну как же так? Она мне нравилась, но было странно осознавать, что она совсем ничего не знала о жизни Коли.

- Я никогда не рассказывал ей сам. До нее это дошло иначе. Они, короче, уже когда Гига ушёл, сделали журнал такой как бы. Типа комикса в группе на вк. Типа приключения Кончины, типа того. Они брали мои фотки и приписывали всякую хуйню туда. Рисовали мужиков, которые что-то там делают. Везде рисовали на фотках сперму. Когда это увидел я сам, то прогулял всю неделю, вообще не хотел идти в школу. Я ей сказал, что не хочу идти. А она сказала, что это глупость. Если я ссорюсь с кем-то, то у конфликта всегда две стороны, ну и всякое такое. А я боялся ей и сказать. Она мне такие оры закатывала. Что я дурак, всю жизнь ей испортил. Ну и всякое такое. Ну и вот. Кто-то из девок послал ссылку матери. Ну и началось. Она тут же выяснила, что я и в школу не хожу. Я приезжаю из Можайска, а она дома, и говорит: "Покажи дневник!". Я тут понял, что все, пиздец. Дневник пустой. Она начала: зачем ты мне врал? Жизнь не мила? Где шлялся? Да ты в гроб меня хочешь загнать. Надо было сразу к директору идти. Я вообще не понял тогда, она меня винила, что ли, непонятно. И дальше хуже пошло. Мы пошли в школу вместе, устроила скандал директору, и я перевелся в другую школу сразу же. Она сначала орала там, что в суд подаст. А они сумели как-то замять. Как-то так тупо вышло. Школа же рядом, и там не сразу, но скоро началось такое же точно, ну о чем думать - они даже в той группе тоже были, все же живут через пару домов. Мы тут, а они через дорогу. Там мне было тоже плохо, но не так, конечно. Я там закончил 9й класс и снова вернулся в нашу, хотя основные мои враги не ушли в колледжи. Некоторые ушли в колледж. Некоторые пошли в наш химический профиль. Один сам с ними посрался. Как бы сейчас ничего такого нет, мы просто не общаемся, словно ничего не было. Но я все равно ненавижу всё там. Утром иногда понимаю, что не хочу идти туда и все. И снова еду куда-то...

Коля доверял мне вещи, о которых никому не рассказывал. Ему, москвичу, было удивительно разговаривать с таким же. Вот этого я не мог понять. Как же так? Это же Москва, здесь есть все на свете, кажется. Я ехал домой и размышлял об этом. Мне в свое время было удобно рассуждать в том ключе, что в такой дыре, как Череповец, я просто исходя из абсолютных значений не найду никого для себя. Антон был тревожным звоночком. Макс, который меня не возбуждал, заставил меня сомневаться в себе. Что же я за гей, если у меня на мужика не стоит? На самом деле, я ни разу не испытал положительной эмоции в сексе с кем бы то ни было. Редчайшие перепихоны с женой - испытание для меня. Я кончал с закрытыми глазами, воображая атлетов и жиртрестов. Но ни с кем другим я не кончал. Конечно, Максу я был не интересен. Чтобы войти в сексуальный настрой, я должен преодолеть огромный барьер доверия к человеку. Блядский пиздец, да я просто не подпускаю к себе никого в принципе. Любой человек для меня - угроза. И вот я плыву посреди моря секса, мечтаю о сексе, но не делаю ничего для этого. Макс приближался ко мне, а я не чувствовал абсолютно ничего. Я не секса хотел, а парня, друга. Но я понимал, что так медлить со мной никто никогда не будет. Всем нужен секс. На каком-нибудь grindr парень сразу шлёт в личку свой писюн. А я не понимаю, зачем. Типа, это меня возбудит сразу? Да ни хера подобного. Меня возбудит поход в театр, ужин, взаимность. Это не зависит от того, Череповец за окном или Москва. Я так боялся об этом говорить, искренне полагая, что любой мужик должен приводить меня в состояние гормонального взрыва. Я не импотент, но тогда, в годы ранней юности, я был словно под прессом каким-то. Судя по всему, у меня было ПТСР. Или и сейчас есть. А это не лучший фактор для начала сексуальной жизни. Коля, как я мог предположить, жил с таким же грузом. Я смотрел на людей вокруг, но не испытывал обиды или злости за неспособность понять меня. Этап, когда я злился на весь мир, давно пройден. Мне просто похуй на людей, вот что. Вру, конечно.