Дон Делилло: "Да, я мыслю фразами: фраза за фразой, кладу камень на камень"
Дональд Ричард «Дон» Делилло (англ. Donald Richard "Don" DeLillo, р. 20 ноября 1936) — видный американский писатель-постмодернист.
“Цайт”. Расскажите, пожалуйста, как вы стали писателем.
Дон Делилло. В двадцать восемь лет я ушел с работы, из рекламного агентства, потому что хотел писать романы. Просто однажды утром проснулся с мыслью: “Все, увольняюсь”.
“Ц.”. Как-то вы сказали, что не знали тогда, станете ли писателем, и просто хотели пожить писательской жизнью.
Д. Д. Да, я полагал, что жизнь писателя состоит из трех вещей: он пьет кофе, курит сигареты и время от времени окидывает взглядом окружающую действительность. Меня все это страшно привлекало.
“Ц.”. А теперь, спустя четыре десятилетия, как у вас обстоит дело с этими приметами писательской жизни?
Д. Д. Курить я давно бросил, пить предпочитаю чай. Но все остальное оправдало мои ожидания.
“Ц.”. Расскажите, пожалуйста, как родился ваш новый роман “Падающий”.
Д. Д. Обычно я забываю об очередном романе, как только дописываю его до конца. С “Падающим” вышло иначе. Только через год с лишним я начал ощущать, что понемногу освобождаюсь из-под его гнета. Честно говоря, до сих пор не освободился.
“Ц.”. В своих произведениях вы и раньше обращались к теме заговоров и политических убийств. После 11 сентября вы ни разу не сказали себе: “А ведь я мог придумать этот сюжет!”
Д. Д. Ни разу, что вы! Но спустя три дня после терактов мне позвонил друг и сказал, задыхаясь от волнения, что держит в руках мой роман “Преисподняя”. На обложке - фотография башен-близнецов, окутанных туманом. А ведь мне и в голову не приходило, что эту картинку можно понять так.
Поначалу я даже не собирался писать роман об 11 сентября. У меня был замысел другой книги, и я уже работал над ней полгода, как вдруг в голове возникла картинка: мужчина идет после теракта по улицам Манхэттена, окутанным саваном из пыли и пепла. Позднее я узнал, что такая фотография существует на самом деле, но в то время я даже не подозревал о ее существовании. Просто у меня в голове возникла картинка. Это было в 2004 году. Прошло месяца два, и я засел за работу над “Падающим”. Точную дату помню до сих пор - это было в ноябре 2004-го, на следующий день после переизбрания Джорджа У. Буша. Я почувствовал, что надо что-то противопоставить победе Буша. Стал собирать материал: читал статьи, книги. Мне попалась и фотография, которая точно соответствовала картинке в моей голове. На ней изображен бизнесмен, весь в грязи и пепле, с портфелем в руке. После терактов этот снимок напечатали во многих газетах. Я спросил себя: “Кто этот человек? Что ему довелось испытать? И что это за портфель у него в руках?” Я дал волю воображению, и вдруг мне пришло в голову, что портфель чужой. Но чей? Почему этот человек прихватил с собой чужой портфель? Я, точно сыщик, стал расследовать собственный сюжет.
“Ц.”. Расскажите поподробнее о вашем методе работы над “Падающим”.
Д. Д. Две трети книги я написал за год. Писал, как бог на душу положит. А затем разделил роман на отдельные куски и переставил их по-новому, чтобы изменить внутреннюю структуру, создать гармоничное целое, ритм - такой, чтобы определенные элементы возникали вновь и вновь, с продуманными интервалами. Я чувствовал себя архитектором, проектирующим здание.
“Ц.”. Вы говорили: “Я мыслю фразами, фраза за фразой”.
Д. Д. Да, я мыслю фразами: фраза за фразой, кладу камень на камень. И из фраз, которые вышли из-под моего пера, что-то узнаю о персонажах своего романа. Каким-то загадочным образом фразы приоткрывают передо мной суть произведения. Пока я не начну писать, я по-настоящему не сознаю, что, собственно, хочу сказать. Только в процессе работы у меня появляется фундамент. Кстати, это мое свойство часто проявляется и в разговорах о политике. Часто я обнаруживаю: я сам не знаю своей позиции по тому или иному вопросу, пока не заговорю на эту тему.
Кстати, только дописав “Падающего”, я впервые в жизни понял, как можно реагировать на подобные события средствами литературы. Писатель способен пролить свет на вашу внутреннюю жизнь. Он в силах описать страх и скорбь человека - описать через диалоги, через сны, через мысли. Для историка или биографа эти методы исключены. Писатель не должен ничего подтверждать фактически - по крайней мере, в том смысле, в каком это должен делать автор документальной книги. Как подтвердить сновидение? Зато писатель в силах описать истину иного типа, но не менее важную, чем истина историка.
“Ц.”. Какие истины отражены в образах главных героев “Падающего” - Кейта и Лианны?
Д. Д. В моем романе две пары: Кейт и Лианна, Нина (мать Лианны) и ее друг, немец Мартин. Кейт и Лианна состоят в законном браке, у них есть сын, но за несколько лет до 11 сентября они расстаются. Что же происходит после терактов? Кейт и Лианна сближаются, их отношения возобновляются, а Нина и Мартин ссорятся и отдаляются друг от друга. Вот вам могущество терроризма: он изменяет нашу жизнь.
“Ц.”. Что за человек Кейт?
Д. Д. Забавно, что после терактов Кейт впервые в жизни задается этим вопросом: “Кто я? Что я за человек?” Внезапно сознает, что очень любит сына, хочет быть с ним рядом. А Лианна всегда хотела подражать другим, стать их подобием, и только после 11 сентября словно бы начала осознавать собственную силу.
“Ц.”. Вы говорите о своих персонажах так, словно жили с ними под одним кровом.
Д. Д. Только не подумайте, что я кого-то из них люблю, а кого-то ненавижу. Скажу так: мои персонажи и я - мы вместе идем одной дорогой, и я завороженно наблюдаю за их житьем-бытьем.
“Ц.”. В итоге “Падающий” стал романом о глубоко интимных переживаниях.
Д. Д. Да, я рассказываю историю о личной жизни героев, которая обрамлена событием мирового значения. Но попутно “Падающий” сделался книгой о воспоминаниях, о роли воспоминаний в нашей жизни. Десять лет назад я регулярно участвовал во встречах группы людей, страдающих болезнью Альцгеймера, и не подозревал, что однажды напишу об этом. Занятие начиналось с того, что участники двадцать минут писали - излагали на бумаге свои воспоминания. А потом пускали свои сочинения по кругу, обсуждали. Участники обожали эти занятия; а я просто безмолвно наблюдал и слушал.
“Ц.”. Как вы заинтересовались болезнью Альцгеймера?
Д. Д. Ею заболела моя теща. Первоначально на занятия группы стала ходить моя жена. Было до боли трогательно слушать, как люди рассказывают друг другу о своей жизни, делятся воспоминаниями, деталями, чувствами - всем, чего в современных СМИ ни за что не найдешь. На занятия группы я ходил еще в начале 90-х, но вспомнил о них, когда задумался об 11 сентября и теме коллективной памяти. На примере этих занятий я хотел показать, что воспоминаниями необходимо делиться друг с другом, хотя мы иногда чураемся собственных воспоминаний.
“Ц.”. А можно ли назвать “Падающего” политическим манифестом?
Д. Д. Нет, я просто хотел разобраться в событиях 11 сентября, день за днем, фраза за фразой. Я начал регулярно ходить на выборы только после терактов - а раньше долго не ходил. Надо признаться, жена и сейчас заставляет меня. В день выборов практически выпихивает за дверь: “Иди, пусть твой голос зачтется”.
“Ц.”. К какому политическому лагерю вы себя относите?
Д. Д. Я независимый. И больше на эту тему распространяться не желаю.
“Ц.”. Почему?
Д. Д. Хм... В Бронксе, где я вырос, вам бы ответили: “Не ваше собачье дело”. (Смеется). Не хочу декларировать свою политическую позицию.
“Ц.”. Есть ли что-либо общее между писателем и террористом?
Д. Д. Террорист способен изменить мир, повлиять на него по-своему. 11 сентября - яркий, ужасающий пример тому. Оно изменило все: город, людей, планету. Жанр теракта, так сказать, отличается простотой и недвусмысленностью: этим и объясняется его популярность. Террорист, совершающий свой акт, выступает в уникальной роли, выделяется среди всего человечества. Когда я увидел знаменитую фотографию террориста МохамедаАтты - ту самую, с его водительских прав, - я не мог оторвать взгляда от его глаз. По глазам было видно, что он знает нечто очень важное: отлично сознает - факт получения им американских водительских прав изменит мир навеки.
“Ц.”. А вы тоже испытываете желание изменить мир навеки?
Д. Д. Естественно, сравнивать террориста с писателем напрямую - полный абсурд. Вы это понимаете, верно? Но были времена, когда и писатель оказывал определенное влияние на образ мыслей своих современников, их мировоззрение, их жизнь. Это удалось Кафке, Беккету. Творчество Кафки навеки изменило наш взгляд на мир. Сохранила ли литература эту свою власть? По-моему, нет. Великие романы пишутся и сегодня, но мир они больше не переделывают.
“Ц.”. В самом деле? Почему вы настроены так пессимистично?
Д. Д. Мы живем в эпоху скоростных СМИ, телевидения, Интернета. Вот что, а не книги задает темп нашей жизни.
“Ц.”. Но разве вы не боретесь с этой тенденцией, обращаясь в своих произведениях к главным темам нашей эпохи?
Д. Д. Мне просто приходит в голову замысел, и я воплощаю его в книге. Если бы мои произведения способны были менять мир, я бы перепугался. Я никогда не стремился изменить мир. Вот НорманМейлер стремился - задался целью изменить сознание нашей эпохи. И, по-моему, в 1960-е годы ему это почти удалось. Но во мне ничего мейлеровского нет.
“Ц.”. Как, по вашему мнению, воспринимают вас читатели?
Д. Д. Об этом я стараюсь не задумываться особо. Писателю опасно быть таким, каким его воображает себе читающая аудитория. Если ему не удастся этого избежать, он закостенеет в некой позе, срастется с имиджем, который будет поддерживать. И писатель в нем погибнет. Видите ли, неверно считать, будто я задумываюсь о каком-то историческом явлении и хитроумно встраиваю его в роман. Я пишу бессознательно. В этом смысле я - все равно что живописец или скульптор, который в своих картинах или скульптурах отражает дух времени, хотя совершенно не может его проанализировать.
“Ц.”. В своем первом романе, “Американа”, опубликованном тридцать шесть лет назад, вы предвосхитили ощущения наших современников - ту самую атмосферу, которая формируется теперь путем культивирования собственного имиджа в Интернет-блогах и в реалити-шоу на телевидении. Тогда вы написали, что многие люди способны уверовать в реальность своего существования, только если их засняли на видео.
Д. Д. Не далее как вчера я получил письмо с глубоким анализом моего творчества, и в нем тоже была приведена эта цитата. Должен признаться, я давным-давно позабыл об этой своей фразе. Странно, да? Что только творится в писательской голове? О том, что творится в моей, я кое-как способен рассказать. А вот другие писатели - загадка и для меня. Говорить о писательстве необыкновенно трудно. Когда я встречаюсь с друзьями-писателями, мы предпочитаем разговаривать о кино, политике, спорте, о чем угодно, но только не о литературе.
Из интервью журналу “Герника”, июль 2007 года
Беседу вел Марк Бинелли
***