Должок
rucpdnqnecajsyu— Настюх! А помнишь, мы в зоопарк ходили, и ты от тигра пряталась у меня за попой, а? Попа-то у меня всегда широкая была, тигру и не видно... А помнишь, я тебя подкидывал? Как ракету, вот так — вжух, вжух!... Как же время летит, с ума сойти... Сколько тебе уже?
— Огого сколько, — ответил Настин папа, потому что Настя молчала, яростно вытирая тарелки. — Совершеннолетнее уже оно, понимаешь? Студентка...
— ... космомолка, спортсменка... И просто красавица! — продолжал дядя Толя, широко улыбаясь.
Настя грюкнула тарелками и выбежала из кухни.
Мужчины переглянулись.
— Чего это она?
— Та... не обращай внимания. Переходной возраст. Считает, что она урод. Настяяяя!..
— Ну, это она зря. Конечно, не окуклилась еще, не поспела, но... Ничего, все впереди.
— Вот и скажи ей. Может, хоть тебя послушает. Наааасть!..
— А что думаешь? Скажу. Скажу-скажу-скажу... — дядя Толя высунул голову из кухонной двери. — Настюх! Ну слушай, это уже свинство. Я, между прочим, десять лет тебя не видел. Соскучился... А ну давай чеши сюда!
Через пять минут все трое обедали за столом, выставленным по такому случаю на середину кухни.
— ... Вот так и существую. Жив, здоров и, как видишь, даже вполне упитан, — говорил дядя Толя, глядя на Настю.
Та пялилась в тарелку, наклонив голову.
— Ну, а бизнес твой? Неужели всё? — спрашивал Настин отец.
— А что бизнес? Бизнес-шмизнес... Все тлен и суета, как говорили древние. Вот ты у меня есть, старый мой кореш, дай Бог тебе здоровья... Настюха, бука такая... Полюбуюсь на вас, москвичей, и ту-туууу. В свой солнечный Магадан.
— И что тебе там делать?
— Как что? Ты, Петруха, совсем закис в этой своей Мааскве. Забыл, что такое родина. Не помнишь, какие рассветы на Нагаевке? А как снег блестит на Коменданте? А ветерок майский с моря, ядреный такой, с йодом?... Эх ты! Не, господа москвичи, у вас тут круто, но дом есть дом. Отпирую у вас — и домой, — говорил дядя Толя, разглядывая Настю.
Та громко сёрбала с ложки суп. Потом вскинула голову:
— Ну и чё?
— Чё «чё»? — поднял брови дядя Толя.
— Чё смотрите? Дырку просмотрели у меня на лбу...
— Насть! — прикрикнул папа. — Ты что себе...
— Тихо, Петрух. Это, Настя, не беда, даже если и дырку. Во-первых, я тебя десять лет не видел. Во-вторых, красивые девушки на то и созданы, чтобы в них просматривали дырки.
— Издеваетесь, да?
— Конечно, нет, — обстоятельно продолжал дядя Толя. — Когда я издеваюсь, у меня дым из ушей идет. Черный такой, как у старого буксира из трубы. А сейчас я серьезно говорю, и никакого дыма нет, видишь?
Он так заразительно улыбался, что Настя не выдержала, и губы ее сами растянулись в улыбку. Правда, они тут же стянулись обратно.
— Улыбка у тебя классная, Настюх. Годик-другой пройдет, и от такой улыбки пацаны на потолок полезут. Зуб даю. А фигура у тебя уже такая, что... Петрух, не смотри на меня так! Я друг детства, мне можно. Я, Насть, как увидел, что из тебя за это время повырастало — честно говоря, обалдел. С таким бюстом ты...
Настя подскочила и выбежала вон, уронив ложку на пол.
— Эт ты переборщил, — сказал Петруха.
— Мдаааа, — протянул дядя Толя. — Девицы — материя деликатная. Не знаешь, где рванет...
— При тебе она еще хоть как-то стесняется, а при мне...
Мужчины продолжали разговор, доедая суп. Дядя Толя громко хвалил Настю, делая вид, что не замечает ее тени за стеклянной дверью.
***
— Ну что? Вздремну, пожалуй...
Дядя Толя картинно зевнул, глядя на Настю.
— Спокойной ночи! — буркнула та, проходя в свою комнату.
Она всегда сутулилась, отчего ее подбородок казался вдвое тяжелее, чем был сам на самом деле. Прямая челка еще сильней припечатывала ее силуэт книзу, делая Настю похожей на кофейник с плоской крышкой.
— Здрасьте! Какая тебе ночь? Два часа дня, — удивился дядя Толя.
Настя захлопнула за собой дверь.
Какое-то время дядя Толя лежал, глядя в потолок. Потом повернулся на бок и закрыл глаза. Раскрылся, оголив волосатые ноги. Полежал без одеяла.
Потом позвал:
— Нааасть!..
Ответа не было.
Окликнув ее снова, дядя Толя встал. Подошел к Настиной двери. Постучал.
Потом приоткрыл и осторожно сунул голову:
— Настюх! Слушай, тут у вас шкварят, как в аду, упарился весь... Одеяла... не найдется... легкого...
Конец фразы прозвучал на диминуэндо, будто у дяди Толи кончился завод. Потом он замолчал, глядя на Настю.
Та не видела и не слышала его. Голая, без трусов, она стояла перед зеркалом и выгибалась, раскрывая рот в такт неслышимой песне. Из ушей у нее тянулись розовые проводки наушников.
Так продолжалось полминуты или, может, больше. Потом дядя Толя стал осторожно прикрывать дверь.
В этот-то момент Настя и повернула к нему голову.
Еще секунды четыре они глядели, застыв, друг на друга.
Потом Настя ойкнула и прикрыла волосатый лобок. Из ушей выпрыгнули наушники.
— Подглядываем, да? — плаксиво крикнула она.
— Здрасьте. «Подглядываем»... Бананы в уши воткнула, нифига не слышишь... Зову, зову тебя...
— Хоть щас отвернитесь!
— А зачем? — сказал дядя Толя, медленно входя в комнату. — Полюбуюсь на тебя. Раз уж ты попалилась...
— Вы вуайерист, да?
— Какие ты слова знаешь!... Не психуй.
— Сами не психуйте!..
— Знаешь, сколько я голых девок видел в жизни? — спросил дядя Толя, усаживаясь в кресло. — Так что можешь не прикрываться. Ничего принципиально нового я не увижу.
— Так чего смотреть тогда, не понимаю...
— Все ты понимаешь. Да не прикрывайся, покажись во всей красе! Порадуй старика. Ну!... Ну вооот, — заулыбался он, когда малиновая Настя медленно опустила руки. — Раз уж попалилась... Думаешь, не интересно увидеть, какая ты сейчас? Всем интересно, поверь мне, ну абсолютно всем. Просто они это не говорят, потому что приличные люди. И я не говорил бы, дак ты ж сама попалилась... И не смей стесняться! Настоящая женщина не стесняется своего тела, а гордится им. Даааа, Настюх... Сиськи у тебя зачетные. Пять с плюсом, а то и с двумя. Это я тебе как старый раздолбай говорю.
— Такие слова знаете, — криво улыбнулась Настя.
— Уййй, Настюх, я столько всяких слов знаю... Повернись-ка... в профиль... Уй, класс! Можно потрогать? Не бойся, не буду я тебя насиловать, я просто... вот тааак...
— Жирный слон, — хрипло сказала Настя, вздрагивая от его прикосновений.
— Кто?
— Я.
— Не гони херню! У тебя обалденное тело. Сказал бы крепче, но ты ведь дама. А ну-ка... а иди-ка сюда... — дядя Толя придвинул ее к себе. — Давай-ка мне на коленки... как ты сидела, а я тебе про Питера Пэна рассказывал, помнишь? Помнишь или нет?
— Помню, — бормотала Настя, мостясь к нему.
— Ну вот... Ни хрена ты не понимаешь, Настюх. Была бы ты доской худющей, как все девки — я бы только зевал, вот честно. А так — ты и не толстая совсем, и в тебе самый смак есть. Это ж мужику бальзам на яйца, когда вот эти все округлости, мягонькое все такое, — говорил дядя Толя, щупая Настю сверху донизу. — Мммммм! Вот так бы и сожрал тебя... схавал бы с костями...
Он вжался носом в Настино плечо, обхватив ее за груди, полные, изобильные не по возрасту.
Настя сопела, закрыв глаза. Дядя Толя тоже зажмурился, уткнувшись в нее.
Какое-то время они сидели, покачиваясь, как в трансе.
Потом дядя Толя прокашлялся:
— Все. Слезай, — он шлепнул ее по бедру. — Слезай, Настюх. Сделай мне чайку. Да не вздумай одеваться! — прикрикнул он, увидев, как Настя тянется к халату.
— А...
— Папа все равно ушел. А ты все равно попалилась... Буду любоваться на тебя. Знаешь, какой кайф — смотреть на все вот это вот?... Пошли. Между прочим, — говорил он ей по дороге на кухню, — между прочим, знаешь сколько голых девиц сидело у меня на коленях? Но ты — самая-самая ...
из всех!..
— Да ну?
— Серьезно. Будь я помоложе... а не такой старый хрен... Эх!
— Вы не старый, — сказала Настя, гремя посудой.
— ... но все равно хрен. Да? Ахахаха!... — дядя Толя зашелся хриплым смехом. — Ладно, сменим пластинку. Давай рассказывай мне, как ты тут жила эти десять лет.
Слово за слово — они разговорились. Глаза у Насти блестели, уши горели, соски светились, как светофоры, — но движения становились все естественней, угловатость исчезала, спина выпрямилась, как по волшебству...
— Они мне всю жизнь говорили, что я мамонт, — жаловалась она, шумно втягивая в себя чай.
— Если бы я слушал, что про меня говорят всю жизнь — знаешь, кем бы я был? Тебе просто завидуют.
— Завидуют?
— Конечно. У них нет такой красоты, нет такого тела... таких сисек. Знаешь, сколько девчонок мечтает о сиськах, как у тебя? — говорил дядя Толя и смотрел, как Настя по-хозяйски щупает свою грудь, молочно-розовую, с выпуклыми сосками. — Уж я-то знаю, потому что я...
— ... старый хрен, — продолжила Настя, и оба они рассмеялись.
— Ну вот... Встань еще, Настюх! Во всей красе... Нет, какое ты все-таки чудо!
— Раз у нас с вами такой откровенный разговор... то...
— Что?
— Это... Бриться обязательно?
Продолжение следует ...
Потеря девственности Романтика Случай Традиционно