Доброе утро!

Проснуться и почувствовать что за окном, тот мир, в котором каждый день 30 градусов по Цельсию, а влажность воздуха 70 процентов.

Подъем происходит без спешки. Листья пальм за окном шелестят от легкого подгорного ветра. Надеваешь плавки и выходишь в коридор. На груди и на лице отпечатки мятой розовой простыни, а волосы неприлично лохматы.

Запах свежего воздуха разлетается по коридорам и смешивается с ароматом моющего средства, океанского бриза и марихуаны. Синтез этих ароматов стал частью дома, пропитал собой ковролин, проник в вытяжку, вылетел на пожарную лестницу, по которой шлепаешь шлепками, поднимаясь со ступеньки на ступеньку. Терраса и swimming pool приветствуют теплым ветром , как бабушка приветствует стаканом парного молока. Далеко, в голубой дымке утреннего тумана сплошной полосой тянутся розовые силуэты гор. Здесь можно не думать здесь можно жить.

Навстречу огню внутри, приходит вода - холодная, пробуждающая. Славно, что никто еще не пришел сюда, и есть возможность поплавать вдоволь и подурачится, для себя.

На завтрак омлет, свежие фрукты, стакан холодной Pepsi. О, эта карамельная газированная жидкость раскрывает утренние чакры, щекочет нёбо, бодрит дух. Это микстура, которую выпиваешь под аккомпанемент хорошего утра.

Сегодня выходной, а это означает поездка на Venice Beach.

Из одежды: багряная рубашка Акапулько, зеленые шорты H&M, кепка Deus и кеды Vans, верный конь- Penny 22' изумрудного окраса, и iPod заряженный максимально. Бумажные мундштуки, бумажки Raw, и сухая крошеная с*** в пластиковой баночке “от доктора”.

День в разгаре, солнце в зените. Люди Северного Голливуда направляются под шумные кондиционеры Starbucks, или в спортзал, или поднимаются к бассейну со своими щедро набитыми blunts из цельного листа Redwood и шестью бутылками Corona. Странно, но многие из них совсем редко ездят к океану.

Дорога ровная и гладкая, ветер несет по воздуху, остается еле касаться подошвой раскаленного асфальта. Самое время постоять в тени и выкурить небольшой интеллигентный joi*t, такой, чтобы в приятном размышлении доехать на другой конец Los-Angeles.

На эскалаторе спускаешься в мир из нержавеющей стали, в котором температура 20 градусов по Цельсию, а влажность почти нулевая.Садишься в чистый вагон на крайнее угловое место, откуда можно видеть всех входящих и сидящих пассажиров. Метро также обладает этим специфическим ароматом фиолетового парфюма и марихуаны, но уже с примесью запаха подземелья.

Dear passangers the doors are closing. The next stop is... Приятный мужской голос объявляет станцию за станцией, а в наушниках неизменно играет Sgt. Pepper.

Пересадка на Central Station на Blue Line. Это новая ветка, прямая и наземная, она тянется вдоль Sunset Boulevard, и проходит через все социальные слои города. В вагоне этой линии можно увидеть: розовых немецких туристов,вцепившихся в свои рюкзаки; обмазанные солнцезащитным спреем, они недоверчиво озираются на бедного чёрного сумасброда, шепчущего что-то своим воображаемым друзьям; школьников мексиканцев довольно располневших на ГМО продуктах и сахаре; студента африканца в огромной растаманской шапке, который самозабвенно смотрит за горизонт.

За окном - стеклянные небоскребы центра города, сменяют белокаменные мексиканские кварталы, граффити, ларьки 24/7 Liquor, сити моллы, рекламные щиты, университетские кампуса, пальмы, парки. До Downtown Santa-Monica доезжают единицы.

Дорога до Venice лежит вдоль домов богатых людей, где асфальт постелен настолько гладко и несколько под наклоном, что доска почти не требует разгона, а высокие пальмы бережно подстригаются каждый день. Близость цели затмевает лишнее и остается только лететь в забвении места, времени, действия.

Дорога до Venice лежит вдоль пляжа, где скорость приходится сбавить, чтобы не задеть детей на розовых велосипедах, и не наткнутся на случайный камушек. Эта дорога виляет и изгибается как серпантин. Здесь семьи встречаются и общаются, на роликах мчаться обнаженные пляжные красотки и загорелые подкачанные юноши.

Дорога до Venice лежит на задворках домов первой линии, среди мусорных ведер и грузовиков, разгружающих продукты в забегаловки и пляжные кафе. Здесь могут упрекнуть за бешеную скорость - "fuckin' idiot!", могут нечаянно облить помоями. Отсюда уже можно услышать шум пляжа, гул толпы, музыку, доносятся запахи гриля и океана.

По краям дороги в тени от зонтов прячутся бездомные. Им не плохо и не хорошо, они не бедные и не богатые - все что у них есть, умещается в палатке, их одежда проветривается на бетонных ограждениях парковки. Им всё равно, у них сейчас chill. Они здесь не первый день, такая жизнь повелась с шестидесятых годов. Такая, какая есть.

Дальше сидят музыканты, коричневые от загара и беззубые от капитализма, но счастливые. Они развлекают белых людей на прогулке и в кафе напротив, тех, кто заказал на обед “cheeseburger, and Ice Coke, please”. Звучат трубы, барабаны, электро-гитары. Звучит Hotel California. Звучит точно, по нотам, с душой Venice, недоступной для слуха в другом месте.

Художники абстрактных жанров, скульпторы, стекольные ювелиры, тату мастера, гадалки, карлики циркачи - вот эта фактура, поверхностный слой Venice.

Venice Beach это маленькая жизнь, жизнь чужая, жизнь иллюзорная. На этих улицах можно потеряться.

Отпусти все это, купи у негра банку Coca-Cola за доллар и надо уйти на пляж, там, где мирская суета останется позади. Идти до океана, идти долго, приближаясь к горизонту. Сесть, где вокруг никого, и вдохнуть полной грудью этот соленый запах Тихого океана. Свет вокруг уже будет преобладать теплыми оттенками вечера.

Ловким движением пальца открыть банку Cola, достать туго набитый длинный *** и поджечь далекий белый кончик. Сухая *** должна потрескивать в тлеющей бумажке, а в наушниках зазвучит, пока делаешь глубокий вдох:

Bob Dylan Knockin' On Heaven's Door