Девушка в поезде

Я ему толком и не успела ничего сказать. Только начала. Хотела сначала рассказать о плохом, а потом перейти к хорошему. Я не могла сказать ему про ребенка, а потом добавить, что он может быть не от него. Это было бы слишком жестоко.
Мы сидели в саду. Он рассказывал о работе, а потом заметил, что я не слушаю.
— Тебе это неинтересно? — спросил он.
— Интересно, но не в данный момент.
Он не улыбнулся.

— Просто сейчас мои мысли заняты другим. Мне надо тебе кое о чем рассказать. Что-то может тебе не понравиться, а что-то…
— Что мне может не понравиться?
Я должна была сообразить, что момент для разговора сейчас неудачный, потому что настроение у него моментально испортилось. Он тут же стал подозрительным и не сводил с меня испытующего взгляда. Я должна была понять, что сама идея поговорить с ним была ошибкой.

Мне кажется, я это поняла, но отступать было уже слишком поздно. В любом случае я приняла решение. Поступить правильно.
Я села рядом с ним на бордюр и вложила свою руку в его.
— Что мне не понравится? — спросил он, но моей руки не выпустил.

Я сказала, что очень сильно его люблю, и почувствовала, как он внутренне сразу напрягся, как будто знал, что́ за этим последует, и готовился. Так всегда бывает, когда человеку в подобных обстоятельствах говорят, что любят его. Я тебя люблю, правда люблю, но… Но!
Я сказала ему, что совершила ошибку, и он выпустил мою руку. Он поднялся, сделал несколько шагов в сторону путей, а потом повернулся ко мне.
— Какую ошибку?
Он произнес это ровным голосом, но я видела, с каким трудом ему это далось.

— Подойди ко мне и сядь рядом, — сказала я. — Пожалуйста.
Он покачал головой.
— Какую ошибку, Меган? — повторил он, на этот раз громче.
— У меня… сейчас уже все закончено… был роман.
Я смотрела вниз и боялась поднять на него глаза.

Он процедил что-то сквозь стиснутые зубы, но что именно, я не разобрала. Я взглянула на него, но он снова отвернулся и смотрел на пути, прижав руки к вискам. Я поднялась, подошла к нему, положила руки ему на бедра, но он отскочил от меня. А потом повернулся, чтобы уйти в дом, и, не глядя на меня, прошипел:
— Не смей до меня дотрагиваться, шлюха!

Мне не следовало за ним идти, надо было дать ему время прийти в себя, но мне хотелось поскорее покончить с плохой частью и перейти к хорошей, поэтому я направилась следом.
— Скотт, пожалуйста, просто выслушай, все не так плохо, как тебе кажется. Все кончено. Совсем. Пожалуйста, послушай…

Он схватил фотографию, где мы сняты вместе и которая ему особенно нравилась — я вставила ее в рамку и подарила ему на вторую годовщину нашей свадьбы, — и запустил в меня со всей силы. Она с треском ударилась о стену, и он подскочил ко мне, схватил за плечи, протащил через всю комнату и швырнул к противоположной стене. Голова у меня дернулась, я стукнулась затылком. Он наклонился надо мной, прижал руку к моей шее и, не произнося ни слова, принялся давить на нее. Все сильнее и сильнее. Глаза он закрыл, чтобы не видеть, как я задыхаюсь.

Когда чемодан был собран, я начала все из него вытаскивать и раскладывать обратно по ящикам. Если я пойду с чемоданом, он меня не выпустит. Мне надо взять с собой только обычную сумку и телефон. Потом я опять передумываю и начинаю паковать чемодан заново. Я не знаю, куда пойду, но здесь мне оставаться нельзя. Я закрываю глаза и чувствую на горле его руки.

Я помню свое решение больше не убегать и не прятаться, но оставаться сегодня здесь мне нельзя. Я слышу шаги на лестнице — медленные и тяжелые. Кажется, на подъем у него уходит целая вечность. Обычно он перешагивает через несколько ступенек, но сегодня похож на человека, который поднимается на эшафот. Правда, я не знаю, в качестве кого: осужденного или палача.
— Меган?
Он не пытается открыть дверь.
— Меган, прости, что я сделал тебе больно. Мне так жаль, что я причинил тебе боль.

Я слышу в его голосе слезы. И прихожу в ярость. Мне хочется выскочить из комнаты и расцарапать ему лицо. Да как он смеет плакать после всего, что натворил! Я вне себя от бешенства, мне хочется наорать на него, велеть убраться от двери, убраться от меня, но я сдерживаюсь, потому что я не так глупа. У него есть причины выйти из себя. И мне надо сохранить здравомыслие и ясность ума. Теперь я думаю не только о себе, но и о ребенке. Этот скандал придал мне сил и решимости. Я слышу, как он молит о прощении по ту сторону двери, но мне сейчас не до этого. Сейчас я должна заняться другим.

В самом конце платяного шкафа, в нижней части трех рядов обувных коробок с аккуратными надписями есть темно-серая коробка с надписью «Красные полусапожки», и в ней лежит старый мобильный телефон с номером без абонентской платы, который я купила несколько лет назад и сохранила на всякий случай. В последнее время я им не пользовалась, но сегодня особый день. Я собираюсь быть честной. Я не буду больше ничего скрывать. Больше никакой лжи, никакого обмана. Настало время папочке понести ответственность.

Я сажусь на кровать, включаю телефон и молю Бога, чтобы он не разрядился. Экран загорается, и я чувствую, как адреналин разгоняет кровь: у меня слегка кружится голова, чуть подташнивает, впечатление такое, будто я под кайфом. Мне начинает нравиться происходящее, я предвкушаю, как вытащу все наружу, как брошу ему — им всем! — вызов, расставлю все по своим местам и покажу, чем это закончится. К концу дня каждый будет знать уготованное ему место.

Я набираю его номер. Как и следовало ожидать, звонок переключается на голосовую почту. Я набираю эсэмэску: «Перезвони мне. Это СРОЧНО!» Затем начинаю ждать.

Я проверяю журнал вызовов. Последний раз я звонила в апреле. В конце марта и начале апреля я звонила много раз, но все звонки остались без ответа. Я звонила, звонила и звонила, а он просто не реагировал, не реагировал даже на угрозы, что я заявлюсь к нему домой и все расскажу жене. Думаю, сейчас ему придется меня выслушать. Теперь я заставлю его себя выслушать.

Наши отношения начинались как игра. Как безобидное развлечение. Мы изредка сталкивались с ним на улице, и время от времени он заглядывал в галерею, улыбался и флиртовал. Но потом галерея закрылась, и я все время проводила дома, не находя себе места от скуки. Мне хотелось хоть какого-то разнообразия. И однажды, когда Скотта не было в городе, я случайно натолкнулась на него в городе и пригласила выпить кофе. По его глазам я понимала, что за мысли крутились у него в голове, и это случилось. А потом еще раз, но я не имела на него какие-то виды. Мне просто нравилось чувствовать себя желанной, нравилось ощущение власти. Вот так все было — без затей и глупо. Мне не нужно было, чтобы он уходил от жены, мне хотелось, чтобы он этого желал. Чтобы дорожил мною так сильно.

Я уже не помню, когда начала верить, что наши отношения — это нечто большее, что мы нечто большее и что очень подходим друг другу. Но как только мне начало так казаться, я почувствовала, что он начал отдаляться. Он перестал присылать эсэмэски, отвечать на мои звонки, и я никогда не чувствовала себя такой ненужной, как тогда. Я ненавидела это ощущение. И оно переросло в навязчивую идею. Теперь я это понимаю. В конце концов, я действительно думала, что смогу смириться с этим, пусть даже и не без переживаний. Но сейчас все изменилось.

Скотт по-прежнему находится за дверью. Я не слышу его, но чувствую. Я иду в ванную и опять набираю номер. Звонок снова переключается на голосовую почту, и я набираю номер еще и еще раз. Потом я шепотом оставляю сообщение. «Возьми трубку, или я приеду. На этот раз я не шучу. Мне надо с тобой поговорить. Ты не можешь меня не выслушать».

Какое-то время я стою в ванной, положив телефон на край раковины. Я жду, что он зазвонит. Но экран упорно не желает загораться и поблескивает серым. Я расчесываю волосы, чищу зубы и накладываю немного косметики. Кожа на лице постепенно принимает обычный цвет. Глаза по-прежнему красные и горло болит, но выгляжу я прилично. Я начинаю считать. Если я досчитаю до пятидесяти, а телефон так и будет молчать, я поеду к нему и постучусь в дверь. Телефон не звонит.

Я засовываю телефон в карман джинсов, быстро прохожу через спальню и открываю дверь. Скотт сидит на лестнице, обхватив руками колени и опустив голову. Он не смотрит на меня, и я быстро прохожу мимо него и бегу по ступенькам вниз, едва дыша. Я боюсь, что он схватит меня сзади и толкнет. Я слышу, как он поднимается и кричит вдогонку:
— Меган? Ты куда? Ты идешь к нему?
Внизу я оборачиваюсь и говорю:
— Никакого «его» больше нет, понятно? Все кончено.
— Пожалуйста, подожди, Меган. Не уходи!

Я не хочу слышать, как он юлит, не хочу слышать мольбу в его голосе и жалость к себе. У меня для этого слишком болит горло, будто кто-то влил в него кислоту.
— Не ходи за мной, — хрипло отвечаю я. — Если ты за мной пойдешь, то больше никогда меня не увидишь. Это понятно? Если я обернусь и увижу тебя, ты больше никогда меня не увидишь!
Захлопывая входную дверь, я слышу, как он зовет меня.

Какое-то время я жду на тротуаре, чтобы убедиться, что он не пошел за мной, потом иду по Бленхайм-роуд, постепенно замедляя шаг. Я дохожу до дома номер двадцать три, и тут решимость меня покидает. Я не готова вот так с ходу начать разговор. Мне нужна минутка, чтобы собраться с силами. Несколько минут. Я прохожу мимо дома, мимо подземного перехода, мимо станции. Добираюсь до парка и там набираю его номер еще раз.

Я говорю ему, что нахожусь в парке и буду его тут ждать, а если он не придет, то мне придется самой прийти к ним домой. Это его последний шанс.

Вечер просто потрясающий: время чуть позже семи, но еще тепло и светло. На качелях и горке играют детишки, а их родители стоят в сторонке и оживленно болтают. Тут все кажется таким спокойным и чудесным, что, глядя на них, мне невольно становится больно, что мы со Скоттом не будем приводить сюда свою дочурку. Я не могу представить, что мы способны быть такими же счастливыми и довольными жизнью. Теперь уже не могу. После того, что я сделала.

Утром я не сомневалась, что рассказать обо всем было лучшим решением, вернее, не лучшим, а единственным. Больше никакой лжи, никаких тайн. А потом он поднял на меня руку, что только подтвердило мою правоту. Но теперь, когда я сижу здесь одна, а Скотт дома, взбешенный и с разбитым сердцем, мне уже не кажется, что я поступила правильно. Я проявила не силу, а безрассудность, и только сделала всем хуже.

Возможно, смелость нужна мне вовсе не для того, чтобы сказать правду, а исключительно для того, чтобы уйти. И это связано не с внутренним стремлением все изменить, тут дело в другом. Для нашего же с ней блага сейчас самое время уйти, уйти от них обоих, от всего этого. Может, сбежать куда-то и укрыться там и есть для меня наилучший выход.

Я поднимаюсь и обхожу парк. Мне хочется, чтобы телефон зазвонил, и я боюсь этого звонка. В конце концов, я даже рада, что он не звонит. Я принимаю это за знак и иду к выходу, в сторону дома.
Я как раз миновала станцию, когда увидела его. Он шел быстрым шагом от подземного перехода, сгорбившись и сжав кулаки. Я окликнула его, даже не успев подумать.
Он поворачивается.

— Меган! Какого черта… — На его лице злость, но он машет рукой, чтобы я подошла. — Пошли, — говорит он, когда я приближаюсь. — Мы не можем тут разговаривать. У меня там машина.
— Я просто хотела…
— Мы не можем тут разговаривать! — чеканит он. — Пошли! — Он тащит меня за руку и добавляет уже мягче: — Мы куда-нибудь отъедем, ладно? Туда, где сможем поговорить.

Я сажусь в машину, оборачиваюсь и смотрю в ту сторону, откуда он появился. Подземный переход не освещен, но мне кажется, что там, в темноте, кто-то есть и этот кто-то провожает нас взглядом.

Рейчел
Воскресенье, 18 августа 2013 года
Вторая половина дня

Заметив его, Анна в ту же секунду поворачивается и бежит в дом. Я медленно иду за ней, слыша, как громко стучит сердце, и останавливаюсь перед стеклянной дверью. Они стоят в объятиях друг друга, он прижимает ее к себе, а Эви находится между ними. Голова Анны опущена, плечи вздрагивают. Губы Тома прижаты к макушке Анны, но смотрит он на меня.

— И что у нас здесь происходит? — спрашивает он, едва заметно улыбаясь. — Должен признаться, что никак не ожидал увидеть вас обеих, мирно сплетничающих у меня в саду.
Он говорит вполне миролюбиво и спокойно, но меня ему не провести. Больше у него это не выйдет. Я открываю рот, чтобы ответить, но не нахожу слов. Я не знаю, с чего начать.
— Рейчел? Так ты скажешь мне, что происходит? — Он выпускает Анну из объятий и делает шаг мне навстречу.
Я отступаю на шаг, и он смеется.

— Да что с тобой такое? Ты выпила? — спрашивает он, но по его глазам я вижу, что он знает: я не пила, — и в кои-то веки он об этом жалеет.
Я лезу в задний карман джинсов и нащупываю в нем телефон — его твердая гладкая поверхность действует успокаивающе, жаль только, что я не догадалась сделать звонок раньше. Не важно, поверили бы мне или нет, если бы я сказала, что нахожусь в доме Анны, но полиция бы приехала обязательно.

Том находится от меня всего в паре футов, только он стоит с одной стороны двери, а я — с другой.
— Я тебя видела, — наконец произношу я и чувствую, как от этих слов, произнесенных вслух, меня охватывает эйфория — пусть ненадолго, но все же. — Ты думаешь, что я ничего не помню, но я помню! Я видела тебя. После того, как ты ударил меня и бросил в подземном переходе…

Он начинает смеяться, но теперь я вижу его насквозь и не понимаю, что мешало мне делать это раньше. В его глазах мелькает страх. Он бросает взгляд на Анну, но та отворачивается.
— Ты о чем?
— В подземном переходе. В тот вечер, когда пропала Меган Хипвелл.
— Что за чушь! — говорит он, отмахиваясь. — Я не бил тебя. Ты сама упала.
Он берет Анну за руку и притягивает к себе.

— Милая, ты поэтому так расстроена? Не слушай ее, она несет полную чушь! Я не бил ее. Я никогда не поднимал на нее руку. Если, конечно, не считать такого. — Он обнимает Анну за плечи и прижимает к себе. — Ну же, я ведь рассказывал тебе о ней. Она ничего не помнит, когда пьет, и начинает придумывать…
— Ты сел с ней в машину. Я видела, как вы уехали вместе.

Он по-прежнему улыбается, но уже не так уверенно. И может, мне кажется, но он побледнел. Он снова убирает руку с плеча Анны. Она садится за стол спиной к мужу и сажает к себе на колени дочку.
Том проводит рукой по губам и присаживается на стол, скрещивая руки на груди.
— Ты видела, что я садился в машину с кем?
— С Меган.

— А-а, понятно. — Он снова разражается громким деланным смехом. — Когда мы говорили об этом в прошлый раз, ты утверждала, что в машину садилась Анна. Кто будет на следующей неделе? Принцесса Диана?
Анна смотрит на меня. Я вижу, как на ее лице отражается сомнение, а потом оно загорается надеждой.
— Ты не уверена? — спрашивает она.
Том опускается рядом с ней на колени.

— Конечно, она не уверена. Она все придумывает — она всегда все придумывает. Милая, пожалуйста. Наверное, тебе лучше подняться ненадолго наверх, ладно? А я поговорю обо всем с Рейчел. И на этот раз, — он бросает на меня красноречивый взгляд, — я обещаю, что больше она нас никогда не потревожит.
Анна колеблется. Я вижу это по тому, как она на него смотрит, пытаясь понять по лицу, кто из нас прав. Он тоже не сводит с нее глаз.

— Анна! — зову я, чтобы переключить ее внимание на себя. — Ты знаешь! Ты знаешь, что он лжет. Ты знаешь, что он с ней спал.
В комнате повисает тишина. Анна переводит взгляд с Тома на меня и обратно, открывает рот, чтобы что-то сказать, но не произносит ни слова.
— Анна! Что она говорит? Между нами… Между мной и Меган ничего не было!
— Я нашла ее телефон, Том, — произносит она чуть слышно. — Пожалуйста, не надо. Не надо играть. Не надо мне лгать.

Эви начинает хныкать. Том очень осторожно забирает ее у Анны, подходит к окну, качая малышку, и что-то тихо ей говорит. Мне не слышно что. Анна сидит, склонив голову, и слезы капают с ее подбородка на стол.
— Где он? — спрашивает Том, поворачиваясь к нам и уже не улыбаясь. — Телефон, Анна! Ты отдала его ей? — Он кивает головой в мою сторону. — Он у тебя?
— Я ничего не знаю о телефоне, — говорю я, жалея, что Анна не сказала о нем раньше.
Том не обращает на меня внимания.
— Анна! Ты отдала его ей?

Та качает головой.
— Где он?!
— Я его выбросила. Через забор. В сторону путей.
— Хорошая девочка, молодец, — рассеянно произносит он, стараясь решить, что делать дальше.
Он смотрит на меня, потом поворачивается к Анне. Видно, что он растерян.
— Ты все время была очень уставшей, — говорит он. — И ничего не хотела. Тебя интересовал только ребенок. Разве не так? Только ребенок и ничего больше!

Он снова овладел ситуацией, оживился, начал корчить рожицы дочке и щекотать ей животик, заставляя смеяться.
— А Меган… она была доступной. Сначала все происходило у нее дома, но она очень боялась, что Скотт узнает. И тогда мы стали встречаться в «Лебеде». Это было… Ты же помнишь, как это было, разве не так, Анна? В самом начале, когда мы виделись в том доме на Крэнхэм-стрит. Ну, ты понимаешь. — Он смотрит на меня через плечо и подмигивает. — Мы с Анной там встречались в старые добрые времена.

Он перекладывает дочь в другую руку, и теперь ее головка лежит у него на плече.
— Ты думаешь, что я бессердечный, но это не так. Я просто говорю правду. Ты же этого хотела, Анна? Ты сама просила меня не лгать.
Анна не поднимает глаз. Она сидит не шевелясь, крепко вцепившись руками в край стола.
Том громко вздыхает.

— Как же приятно, что можно быть честным, — произносит он, обращаясь ко мне и глядя на меня. — Ты понятия не имеешь, сколько сил отнимает общение с такими людьми, как ты. И, черт возьми, я пытался. Я изо всех сил пытался помочь тебе. Помочь вам обеим. Вы обе… я хочу сказать, что любил вас обеих, но вы обе бываете такими слабыми.
— Да пошел ты, Том! — произносит Анна, вставая из-за стола. — Не смей ставить меня с ней на одну доску!

Я смотрю на нее и только сейчас понимаю, насколько они с Томом подходят друг другу. Она для него достойная пара, гораздо лучше меня, потому что сравнение со мной задевает ее куда больше, чем то, что ее муж оказался лжецом и убийцей.
Том подходит к ней и примирительно произносит:
— Прости меня, милая, я был неправ.
Она недовольно отворачивается, а он смотрит на меня.

— Ты знаешь, что я старался. Я был тебе хорошим мужем, Рейч. Я многое сносил — и твое пьянство, и депрессию. Я очень долго терпел, прежде чем сдался.
— Ты лгал мне! — говорю я, и он удивленно ко мне поворачивается. — Ты говорил, что во всем виновата только я. Ты заставил меня поверить в собственную ничтожность. Ты видел, как я мучаюсь, ты…
Он пожимает плечами:

— Ты представляешь, какой ты стала неинтересной, Рейчел? Какой некрасивой? Слишком расстроенной, чтобы вылезти из кровати утром, слишком уставшей, чтобы принять душ или вымыть свои гребаные волосы. Господи! Неудивительно, что я потерял терпение, разве нет? Неудивительно, что я стал искать утешения на стороне. Ты сама во всем виновата, и никто другой.
Он поворачивается к Анне, и выражение его лица меняется.

— Анна, с тобой все было по-другому, клянусь! Та интрижка с Меган была… просто маленьким развлечением. И ничем больше. Признаю, что гордиться тут нечем, но мне просто нужна была разрядка. Вот и все. Там не было и не могло быть ничего серьезного. Та связь никак не должна была отразиться на нас и нашей семье. Пожалуйста, пойми это.
— Ты… — произносит Анна, но не находит слов.
Том кладет ей руку на плечо.
— Что, милая?

— Ты привел ее ухаживать за Эви! — цедит она сквозь зубы. — Ты трахал ее, когда она была здесь? Когда она присматривала за нашей малышкой?
Он убирает руку, и на его лице появляется выражение глубокого раскаяния и стыда.
— Это было ужасно. Я думал… я думал, что… Если честно, я не знаю, что думал. Наверное, вообще не думал. Это было неправильно. Я очень виноват.
Потом маска на его лице снова меняется, и теперь оно выражает простодушную наивность и мольбу.

— Я тогда ничего не знал, Анна. Ты должна мне поверить, что я понятия не имел, кто она на самом деле. Я ничего не знал о ребенке, которого она убила. Я бы ни за что и близко не подпустил ее к Эви, если бы знал. Ты должна мне поверить.
Анна вдруг вскакивает так резко, что опрокидывает стул, на котором сидела, он с грохотом падает и будит малютку.
— Дай ее мне! — говорит Анна, протягивая руки.
Том пятится назад.
— Ну же, Том! Дай ее мне! Дай ее мне!

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь