Девушка в поезде

— Я вообще удивляюсь, как ты что-то помнишь, Рейчел. Ты была в стельку пьяной, грязной и вонючей. Едва держалась на ногах.
Я слышу эти слова и начинаю задыхаться. Он и раньше говорил подобные вещи, но это было в самые ужасные дни, когда я его окончательно доставала, вызывала отвращение и он уже не мог сдерживаться.
Он устало продолжает:
— Ты упала на улице, плакала, была в полном дерьме. А почему ты спрашиваешь?
Я слишком долго не могу подобрать слов, чтобы ответить, и он продолжает:

— Послушай, мне надо идти. Пожалуйста, не звони мне больше. Мы уже через все это проходили. Сколько можно тебя просить? Не звони, не оставляй записок, не приходи сюда. Это расстраивает Анну. Ты поняла? — Он вешает трубку.

Воскресенье, 18 августа 2013 года
Раннее утро

Я просидела всю ночь в гостиной с включенным для компании телевизором, чувствуя, как страх то накатывается волной, то отпускает. И силы тоже — то оставляют, то вновь появляются. Мне кажется, будто я перенеслась во времени и оказалась в прошлом, и рана, нанесенная им, вновь открылась и болит. Это глупо, я знаю. Глупо было рассчитывать, что у нас с ним снова появился шанс, на основании одной-единственной беседы и нескольких мгновений, которые я приняла за нежность, в то время как они скорее всего были лишь проявлением сентиментальности и чувства вины. Но мне все равно больно. И я позволяю этой боли ныть, потому что, если буду загонять ее вглубь, она никогда не пройдет.

И так же глупо было воображать, что у нас со Скоттом появилось нечто общее, что я могла ему помочь. Вот и выходит, что я круглая дура. Но это не новость. Однако больше я не хочу ею быть. Я провела тут всю ночь и дала себе слово, что возьмусь за ум. Я уеду отсюда, уеду далеко. Найду новую работу. Верну себе девичью фамилию, порву все связи с Томом, сделаю так, чтобы меня было трудно найти. Если, конечно, этого кому-то захочется.

Я мало спала. Я лежала на диване и строила планы, и каждый раз, когда начинала засыпать, слышала голос Тома, причем совсем близко, будто он говорил мне прямо в ухо: «Ты была в стельку пьяной, грязной и вонючей». Сон снимало как рукой, и меня охватывал стыд. Но помимо стыда меня не покидало ощущение дежавю, потому что я слышала эти слова раньше — в точности эти слова.

И я не могла не начать вспоминать, как тогда проснулась и увидела на подушке кровь, как изнутри болела щека, точно я ее прикусила, какими грязными были у меня ногти, как раскалывалась голова, как из ванной появился Том с выражением обиды и злости на лице и как меня захлестнула волна страха.
— Что случилось?
Том показал мне синяки от моих ударов у себя на руках и груди.
— Этого не может быть, Том. Я бы не смогла поднять на тебя руку. Я в жизни никогда никого не била.

— Ты была в стельку пьяной, Рейчел. Ты хоть что-нибудь помнишь о вчерашнем вечере?
А когда он мне все рассказал, я никак не могла поверить, потому что это было совсем на меня не похоже. И выбоина в штукатурке, оставленная клюшкой от гольфа и похожая на выколотый глаз, смотревший на меня каждый раз, когда я проходила мимо, никак не вязалась с насилием, о котором он говорил, и страхом, который я помнила.

Или мне казалось, что помнила. Через какое-то время я перестала задавать вопросы о том, что сделала, или спорить, когда он об этом рассказывал, потому что не хотела знать подробностей, не хотела слышать самого худшего, узнать, что сказала и натворила, когда была той самой грязной, вонючей пьяницей. Иногда он грозился записать наш скандал, а потом дать мне послушать. Однако до этого так и не дошло. Он проявил милосердие.

Позже, просыпаясь в подобных ситуациях, я научилась не спрашивать о том, что случилось, а сразу извинялась и просила прощения за все, что натворила, и за то, что я такая никудышная, и клятвенно обещала, что больше подобного никогда не повторится.
И теперь это действительно так. И за это я должна благодарить Скотта: мне слишком страшно выйти на улицу ночью, чтобы купить спиртное. Слишком страшно, что я могу оступиться, потому что в этот момент становлюсь совсем беззащитной.

Я собираюсь стать сильной, а больше ничего и не требуется.
Веки наливаются тяжестью, и я клюю носом. Я почти полностью убираю звук телевизора, ложусь лицом к спинке дивана, устраиваюсь поудобнее, накрываюсь пледом и чувствую, что начинаю засыпать. И вдруг — бах! — меня поражает словно молнией, и я резко вскакиваю: перед глазами все плывет, и от шока я не могу дышать. Я вспомнила! Вспомнила!

Я была в подземном переходе, он подошел ко мне, залепил с размаху пощечину и попал по губам, а потом поднял руку с зажатыми в ней ключами. Я вспомнила жгучую боль от удара по голове, сдирающего кожу зазубринами бороздок.
Анна
Суббота, 17 августа 2013 года
Вечер
Я ненавижу себя за слезы, они делают меня жалкой. Но я чувствую, что силы мои на исходе, а последние несколько недель дались мне очень тяжело. И у нас Томом случился еще один скандал — естественно, из-за Рейчел.

Наверное, он назревал. Я вся извелась из-за записки, из-за того, что он солгал мне, скрыв их встречу. Я постоянно говорю себе, что это полная чушь, но не могу избавиться от чувства, что между ними что-то есть. Я постоянно себя спрашиваю: как он мог, после всего, что она ему устраивала, устраивала нам? Как он мог даже подумать о том, чтобы снова быть с ней? Я хочу сказать, что если поставить нас рядом, то ни один мужчина на свете не выберет ее. Не говоря уже обо всех остальных ее «достоинствах».

Но потом я понимаю, что такое иногда случается. Люди, с которыми вас связывает общее прошлое, не отпускают вас, и, как бы человек ни старался, он не может освободиться от этой зависимости и стать по-настоящему свободным. И через какое-то время может перестать сопротивляться.

Она заявилась в четверг, барабанила в дверь и звала Тома. Я была в ярости, но открыть не решилась. Если у человека есть ребенок, то он — его слабое место, заставляющее действовать с оглядкой. Будь я одна, я бы сумела дать ей отпор и поставить на место. Но с Эви я не могла рисковать. Я понятия не имею, на что способна Рейчел.

Я знаю, зачем она приходила. Она разозлилась, что я о ней говорила с полицией. Не сомневаюсь, что она хотела, чтобы Том запретил мне на нее жаловаться. Она оставила записку: «Нам надо поговорить, пожалуйста, перезвони мне при первой возможности. Это очень важно». Слово «очень» подчеркнуто три раза. Я ее сразу выбросила в мусорное ведро, но потом, подумав, достала и положила в ящик тумбочки вместе с распечаткой того злобного электронного письма и тетрадкой, куда я заносила все ее телефонные звонки и визиты. Журнал преследования. Улики, которые могут мне пригодиться. Я позвонила сержанту уголовной полиции Райли и оставила ей сообщение, что Рейчел опять приходила. Но Райли пока так и не перезвонила.

Я должна была сказать про записку Тому, знаю, но я не хотела, чтобы он злился, что я обратилась в полицию, поэтому просто убрала записку в ящик, надеясь, что Рейчел про нее не вспомнит. Но она, конечно, не забыла. И позвонила ему вечером. Поговорив с ней, он жутко разозлился.
— Что еще, черт возьми, за история с запиской? — рявкнул он.
Я сказала, что выкинула ее.

— Я не предполагала, что тебе захочется ее читать, — ответила я. — Мне казалось, что ты, как и я, желаешь, чтобы она оставила нас в покое.
Он закатил глаза.
— Дело совсем не в этом, ты же знаешь! Конечно, я хочу, чтобы Рейчел оставила нас в покое. Но чего я не хочу, так это чтобы ты начала подслушивать мои телефонные разговоры и читать мою почту. Ты…
— Что я?
— Ничего. Просто ты становишься похожей на нее.

Это был удар под дых. Я разревелась и убежала наверх в ванную. Я сидела там и ждала, что он придет меня успокоить и поцеловать, как это обычно бывало, но примерно через полчаса он крикнул снизу, что поехал на пару часов в тренажерный зал, и я не успела ответить, как хлопнула входная дверь.

И вот теперь я веду себя точь-в-точь как она: допиваю полбутылки красного, оставшегося от ужина, и копаюсь в его компьютере. Ее поведение становится понятней, когда я чувствую себя как сейчас. Нет ничего больнее и разрушительнее подозрения.

Я все-таки подобрала пароль: это «Бленхайм». Безобидное и немудреное название улицы, на которой мы живем. Я не нашла в почте никакого компромата: ни грязных фоток, ни страстных писем. Я полчаса читаю его переписку по электронной почте, и она такая безумно скучная, что о поводах для ревности и речи быть не может. Я захлопываю крышку компьютера и убираю его. Вино и нудная переписка Тома здорово поднимают мне настроение. Я убедилась в беспочвенности своих подозрений и в том, что вела себя глупо.

Я иду наверх почистить зубы — не хочу, чтобы он знал, что я снова пила, — и потом решаю постелить чистые простыни, капнуть на подушки духами и надеть черные шелковые трусики, которые он подарил мне в прошлом году. А когда он придет, я сумею загладить вину.

Стаскивая с постели старые простыни, я натыкаюсь ногой на черную сумку, засунутую под кровать: с этой сумкой он ездит в тренажерный зал. Он забыл ее. Уехал час назад и не вернулся за ней. Внутри у меня все опускается. Может, он просто плюнул на зал и решил зайти в паб? А может, у него есть запасной комплект одежды в его шкафчике в зале? Или он сейчас с ней в постели?

Чувствуя тошноту, я опускаюсь на колени и проверяю содержимое сумки. Все его вещи здесь, чистые и готовые к занятиям. Его спортивные брюки — он бегает только в них. И еще я нахожу мобильник. Мобильник, которого никогда не видела раньше.

Я сажусь на кровать, сжимая его в руке, — сердце у меня вот-вот выскочит из груди. Я хочу включить его, зная, что не удержусь от искушения, и понимая, что наверняка об этом пожалею, потому что ничего хорошего я точно не узнаю. Никто не держит второй телефон в сумке для тренировок, если не хочет ничего скрывать. Голос разума призывает меня вернуть его на место и забыть о нем, но я не могу. Я нажимаю кнопку включения и жду, когда загорится экран. Жду и жду. Но он так и не включается — аккумулятор разряжен. Я чувствую, как по телу растекается облегчение, будто в него ввели морфий.

Мне легче не только оттого, что я не знаю, но и оттого, что разряженный аккумулятор означает: телефоном не пользуются, он не нужен. У мужчины, переживающего бурный роман, такого быть не может. Он будет постоянно носить его с собой. Не исключено, что это его старый аппарат, который бог знает сколько лежал в шкафчике в зале, а у него все не доходили руки его выкинуть. Может, это даже не его телефон — он нашел его в зале, собирался отдать служащему на регистрации и забыл.

Я оставляю постель наполовину разобранной и спускаюсь в гостиную. В нижней части журнального столика есть пара ящичков, куда мы складываем разную мелочевку: рулоны скотча, переходники для розеток, рулетки, дорожные наборы иголок, старые зарядные устройства для мобильных телефонов. Я нахожу три зарядных устройства и проверяю их. Второе подходит. Я подключаю его и телефон за тумбочкой со своей стороны кровати и жду.

В эсэмэсках в основном время и даты. Даже не даты, а дни. «В 3 в понедельник?» «Пятница, 4.30». Иногда отказ. «Завтра не могу». «Не в среду». Никаких объяснений в любви, никаких явных предложений. Просто эсэмэски, примерно с дюжину, и все с неопределяемого номера. В адресной книге никаких контактов, а журнал вызовов очищен от записей.

Все даты телефон регистрировал автоматически. Встречи продолжались много месяцев. Почти год. Когда я понимаю это и вижу, что первая эсэмэскка датирована сентябрем прошлого года, мне ставится нехорошо. Сентябрь! Эви тогда было шесть месяцев. Я была еще толстой, некрасивой, измотанной, и мне было не до секса. Но тут меня разбирает смех, потому что это просто глупо и не может быть правдой. В сентябре мы были на седьмом небе от счастья, от любви друг к другу и к нашей малютке. Он не мог крутить роман, никак не мог видеться с ней все это время. Я бы узнала. Это не может быть правдой. Телефон не его.

И все же. Я достаю тетрадку со своими уликами преследования и сравниваю звонки со временем встреч, организованных по телефону. Некоторые совпадают. Какие-то были за день-два до встречи, какие-то — через день-два после нее. Некоторые вообще никак не связаны.

Мог ли он все это время с ней встречаться, а мне рассказывать, что она не дает ему прохода и преследует, мог крутить с ней роман за моей спиной? Но зачем звонить ей по городскому, если для связи у них имелся этот номер? Как-то не стыкуется. Если, конечно, она не звонила нарочно, чтобы я узнала. И чтобы наши отношения испортились.

Тома нет уже почти два часа, и скоро он вернется. Я заправляю постель, убираю свой журнал и его телефон в тумбочку, спускаюсь вниз, выливаю остатки вина в бокал и быстро выпиваю. Я могла бы ей позвонить. И устроить скандал. Но что я ей скажу? С моральной точки зрения особых прав на это у меня нет. К тому же я не уверена, что смогу выдержать, когда она с удовольствием сообщит, что все это время меня водили за нос. Если раньше он проделывал это на пару с тобой, будь готова оказаться в роли обманутой жены сама.

Я слышу шаги за дверью и знаю, что это он: я узнаю его походку. Ставлю бокал в раковину и, опираясь на столешницу, жду, когда он войдет. В ушах стучит кровь.
— Привет! — говорит он. У него виноватый вид, и язык слега заплетается.
— В тренажерном зале стали подавать пиво?
Он улыбается:
— Я забыл сумку с вещами. И заглянул в паб.
Как я и думала. Или он считал, что я так подумаю? Том подходит ближе.

— А чем занималась ты? — интересуется он, продолжая улыбаться. — У тебя виноватый вид. — Он обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я чувствую запах пива у него изо рта. — Чем-то нехорошим?
— Том…
— Тсс, — говорит он, целуя меня в губы, и начинает расстегивать на мне джинсы.

Он разворачивает меня к себе спиной. Я не хочу, но не знаю, как об этом сказать, закрываю глаза и стараюсь не думать о том, что он был с ней. Я пытаюсь оживить в памяти первые дни нашего знакомства, когда мы оба рвались в пустующий дом на Крэнхэм-стрит, изголодавшиеся друг по другу и ненасытные.

Воскресенье, 18 августа 2013 года
Раннее утро

Я просыпаюсь от испуга. За окном еще темно, и мне кажется, что Эви плачет. Я иду проверить и вижу, что она крепко спит, вцепившись кулачками в одеяло. Я возвращаюсь в постель, но сон не идет. Я не могу перестать думать о телефоне в тумбочке. Бросаю взгляд на Тома: он лежит, откинув левую руку и повернув голову. По его дыханию понятно, что сон глубокий. Я выскальзываю из постели, открываю ящик тумбочки и достаю телефон.

Я спускаюсь вниз, прохожу на кухню и кручу телефон в руках, собираясь с силами. Я хочу и в то же время не хочу знать. Хочу знать наверняка, но одновременно мне так хочется ошибаться.

Включаю телефон. Потом нажимаю единицу, удерживаю ее и слышу уведомление голосовой почты. Новых сообщений не поступало, сохраненных сообщений нет. Желаю ли я изменить свое персональное приветствие в голосовой почте? Я нажимаю отбой, а потом вдруг меня охватывает абсолютно иррациональный страх, что телефон может зазвонить и разбудить Тома наверху. Я открываю раздвижные стеклянные двери и выхожу во двор.

Трава под ногами влажная, воздух прохладный и напоен тяжелым ароматом дождя и роз. Слышится тихий стук колес приближающегося поезда — он еще далеко. Я дохожу почти до конца сада и снова включаю голосовую почту. Желаю ли я изменить свое персональное приветствие? Да, желаю. Слышится звуковой сигнал, и после паузы раздается ее голос. Ее, а не его!
«Привет, это я, оставьте сообщение».
Мое сердце перестает биться.
Это не его телефон, а ее!
Я снова прокручиваю запись:

«Привет, это я, оставьте сообщение».
Это ее голос!
Не могу пошевелиться, не могу дышать. Я прокручиваю запись снова и снова. В горле стоит ком, я чувствую, что вот-вот лишусь чувств, и в это время наверху зажигается свет.
Рейчел
Воскресенье, 18 августа 2013 года
Раннее утро

Одно воспоминание потянуло за собой другое. Словно я сутками, неделями и месяцами бродила в кромешной тьме и наконец что-то нащупала. Словно вела рукой по стене, чтобы перебраться из одной комнаты в другую. Тени перестали расползаться, глаза привыкли к темноте, и я смогла различать предметы.

Не сразу, конечно. Сначала воспоминания казались мне обрывками снов. Я сидела на диване, не в силах пошевелиться от шока, и говорила себе, что память наверняка снова сыграла со мной злую шутку, как уже бывало не раз, когда действительность оказывалась вовсе не такой, какой мне представлялась.

Как, например, когда мы ходили на вечеринку, устроенную коллегой Тома. Я там здорово напилась, но время мы провели отлично. Помню, перед уходом мы расцеловались с Кларой. Она была женой того самого коллеги — чудесная женщина, добрая и славная. Помню, как она говорила, что нам надо продолжить знакомство, как держала мою руку в своей.

Тогда я помнила это очень ясно, а в действительности все оказалось совсем не так. Я узнала об этом на следующее утро, когда Том не захотел со мной разговаривать. Он и рассказал, как все было на самом деле: он не знал, куда деться от стыда, когда я закатила истерику и устроила скандал, обвинив Клару во флирте с моим мужем.

Я закрывала глаза и ясно чувствовала тепло ее руки, когда мы прощались, но на самом деле этого не было. А было другое: Тому пришлось практически силой выволакивать меня оттуда, причем я сопротивлялась и продолжала выкрикивать оскорбления в адрес Клары, а та была вынуждена спрятаться на кухне.

Вот почему, когда я закрыла глаза и начала погружаться в полудрему, когда вдруг снова ощутила холодный спертый воздух подземного перехода и его противный запах, когда увидела подходившего ко мне разъяренного мужчину с поднятым кулаком, это не было правдой. И ужас, охвативший меня, не был настоящим. И когда тот мужчина ударил меня и бросил лежать на земле всю в слезах и крови, это тоже не могло быть правдой.

Только это оказалось правдой! И я все это видела! Все это настолько невероятно, что просто не укладывается в голове. Я смотрю в окно на восходящее солнце, и туман в голове рассеивается.
Все, что он мне говорил, ложь! Я не выдумала, что ударил меня именно он. Я это помню. Как помню и прощание с Кларой после вечеринки, когда она держала мою руку в своей. Как помню страх, который чувствовала, сидя на полу рядом с клюшкой для гольфа. Теперь я знаю, точно знаю, что удар нанесла не я.

Я не представляю, что дальше делать. Бегу наверх, натягиваю джинсы, сую ноги в кроссовки и спускаюсь вниз. Набираю их номер — городской, — но через пару гудков вешаю трубку. Я не знаю, что делать. Я варю кофе, жду, пока он немного остынет, набираю номер сержанта Райли и сразу вешаю трубку. Она мне не поверит. Наверняка не поверит.

Я иду на станцию. Сегодня воскресенье, и первая электричка будет только через полчаса, так что мне остается ждать на скамейке и прокручивать в голове все снова и снова, то отказываясь этому верить, то впадая в отчаяние.

Все — ложь! Мне не привиделось, что ударил меня именно он. Не померещилось, что он быстро уходил, сжав кулаки. Я видела, как он обернулся и что-то крикнул. Видела, как он шел по дороге с женщиной и они вместе садились в машину. Мне все это не показалось и не привиделось. И я понимаю, как на самом деле все оказывается просто. Я помню все правильно, только наложила одно воспоминание на другое. Я видела, как Анна удалялась от меня и на ней было синее платье, и вставила эту картинку в другое воспоминание, в котором Том садился в машину с женщиной. На той женщине были джинсы и красная футболка, а не синее платье. И той женщиной была Меган.

Анна
Воскресенье, 18 августа 2013 года
Раннее утро
Я со всей силы швыряю телефон за забор, и он приземляется где-то на щебенке возле путей. Мне кажется, я слышу, как он скатывается вниз, и из него до сих пор доносится ее голос: «Привет, это я, оставьте сообщение». Наверное, эти слова будут звучать у меня в ушах еще очень долго.
Когда я возвращаюсь в дом, он уже спустился по лестнице и, не до конца проснувшись, смотрит на меня, сонно моргая.
— Что происходит?

— Ничего, — отвечаю я и слышу, как у меня дрожит голос.
— Что ты там делала?
— Мне показалось, там кто-то ходит. Я отчего-то проснулась и не могла заснуть.
— Звонил телефон, — сообщает он, потирая глаза.
Я с силой сцепляю пальцы, чтобы унять их дрожь.
— Что? Какой телефон?
— Наш телефон. — Он смотрит на меня, как на ненормальную. — Звонил наш телефон. Кто-то набрал наш номер, а потом повесил трубку.
— А-а. Не знаю. Я не знаю, кто звонил.
Он смеется.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь