Дети

Дочь родилась первой и была ожидаема и любима. Сын родился и тем самым убил свою мать. Их отец на всю оставшуюся жизнь запомнил последний безумный вопль своей любимой при родах, за которым последовала тишина - сын не плакал. Мужчина всем сердцем возненавидел отпрыска и сделал все, чтобы его жизнь была адом.

Сын рос в полумраке коробки, в голоде и холоде. Его жизнь поддерживалась лишь определенным количеством еды, необходимым для продолжения существования. На крики младенца был приказ не реагировать и пришлось сменить более двух десятков нянек, пока не нашлась единственная бессердечная и стальная дама, что с точностью до буквы выполняла приказы хозяина. Младенец сам учился двигаться, переворачиваться, ползать и ходить. Никто и никогда ему не помогал, никто не разговаривал с ним и никто не успокаивал во время детских истерик. Малыш срывал глотку и, в итоге, научился молчать. Людям в подчинении мужчины было запрещено разговаривать с малышом и использовать общие понятия длины, времени и веса. За этим, в редкие моменты контакта с сыном, следил лично отец ребенка.

- Вчера...

- Нельзя.

- Недавно мы рыбачили и поймали карася семи дюймов...

- Нельзя.

- Э... Поймали... Э... Рыбу... Ну. Вот такую.

- Довольно. Прочь.

Дочь же росла в любви и обожании, как и хотела покойная жена мужчины. Он окружил девочку толпой слуг и нянек, что холили и лелеяли ребенка. Она не знала слова "нет", не знала запретов, границ дозволенного и разрешенного. Он любил дочь так же сильно, как ненавидел сына.

Шли годы и дети росли. Со временем мужчина придумал подарки детям на их дни рождения. Любимая дочка получала нового слугу, что безгранично верен был своей хозяйке. Сыну же, что каждый день проходил в псарне замысловатую полосу препятствий из барьеров, веревок и ям, мужчина на день рождения мальчика давал на пять секунд больше времени для преодоления препятствий. Как бы то ни было, мальчик получал свои удары кнутом сполна.

Им исполнилось по шестнадцать и пятнадцать лет соответственно, когда в стране началась революция. Слуги поднимались против хозяев и жгли поместья, вешали и резали господ. Мужчина пытался удержать власть кнутом и огнем. Он взял свою дочь и заперся в кабинете, а когда в дверь начали ломиться, он спрятал ребенка за своей спиной и приготовился биться с теми, кому платил еще вчера, кого кормил и одевал за свои деньги. Дверь трещала, но засов был крепок. И когда осталось совсем немного, когда мужчина был готов вступиться за любимую дочь и свою жизнь, пришел удар. Она неумело, нежными руками, что не знали труда шестнадцать лет, ударила ножом в спину своему отцу. Он не знал, что слуги годами нашептывали мерзость в ее уши, готовили ее к этому простому грязному действию.

Мужчина упал. Истекая кровью, он попытался посмотреть в глаза дочери, но она перешагнула его, подошла к двери и открыла... Он потерял сознание от боли и не увидел, как дочь отодвинула засов. Бывшие слуги вбежали в кабинет и закололи вилами, кольями и прочими подручными вещами его самую любимую на свете девочку. Посчитав мужчину в луже крови мертвым, они ушли грабить и жечь владения.

Но он выжил. Ноги не слушались и он полз. Он полз по коридорам, по лестницам и холодной земле. Он полз к псарне, чтобы напоследок забрать с собой чудовище, ту тварь, что забрала его женщину, его жену, его любимую. С третьего раза у него получилось открыть засов и мужчина запоздало подумал, что не взял ничего острого, чтобы заколоть монстра.

Скулящий мальчик пятнадцати лет, что не знал человеческой речи, метнулся к отцу так быстро, будто вновь проходил полосу испытаний. Мужчина зажмурился в ужасе, ожидая смерть... Но мальчик зарычал, словно волк в дремучих лесах за поместьем, и набросился на слугу, что уже занес вилы над мужчиной. Мальчик загрыз человека, вцепившись гнилой от цинги челюстью в горло бедолаги. Неловко подняв вилы, юноша стал отмахиваться от набежавших людей. Он защищал отца. Люди толпились, но не нападали. Они не могли понять, почему малыш, пятнадцать лет истязаемый и унижаемый, защищал изверга. Но он рычал, кричал и бросался на мятежников.

Они отступили. Они ушли, оставив ребенка с отцом. Бросив вилы, мальчик сел на землю и положил голову отца себе на ноги. Он плакал и по-звериному выл, оплакивая умирающего отца.

- По... Поч... Почему? - на последнем выдохе спросил мужчина. Он так и не понял, что мальчик не видел жизни лучше той, что была у него. И не понял, что пять секунд раз в год - это подарок, который был важнее слуг и нянек.