Депрессия
igyamemwcumlПошатываясь, Оля прошла в гостиную, откуда была вынесена вся мебель. Здесь устроили что-то вроде спортивного уголка. Нагая, чувствующая себя открытой и беззащитной, она была вынуждена проделывать все упражнения, которых требовала Марина. Действительно, некое подобие сил к Оле вернулось, но вместе с этим — и неимоверная усталость. Несколько раза она сбивалась с ритма — в приседаниях, растяжках и наклонах. Всякий раз Марина это хладнокровно отмечала. Потом отвела подругу в ванну и поставила под холодный душ:
— Стой прямо! Это тебя освежит. Не бойся, не простудишься.
Оля не посмела ослушаться и, стиснув зубы, вытерпела холод. Марина тотчас же растерла ее махровым полотенцем и приказала следовать к столу. Она неплохо готовила, но в этот раз превзошла сама себя. Оля ела, как и в прошлый раз, стоя на коленях, из рук подруги. От предыдущей трапезы эта отличалась тем, что завершилась обычным десертом, а не приемом снотворного. Марина приподняла ее подбородок двумя пальцами:
— Теперь перейдем к активной жизни. Ты созрела, чтобы вернуться к ней. Смотри, я ничего для тебя не жалею! Это, конечно, и эгоизм, но прежде всего — любовь. — Она поцеловала подругу. — Неужели ты не хочешь ответить тем же? У тебя есть я, у меня — ты. И этого вполне достаточно. Так?
Оля еле заметно кивнула. Она понимала, чего стоило Марине такое поведение. Но ее, вероятно, всегда влекло к чему-то подобному. И Олю тоже: Ей нравилось быть покорной воле сильной подруги. И нравилось чувствовать себя виноватой, наказанной: Марина удачно выбрала момент. Через несколько минут Оля уже лежала у нее на коленях, приготовившись к наказанию за нерадивость в упражнениях. Теперь ей пришлось еще и считать удары. Марина шлепала несильно, но достаточно уверенно, чтобы дать наказуемой почувствовать свою власть. И Оля опять чувствовала, как загорается незримое пламя у нее между ног.
Неожиданно экзекуция прекратилась. Оля должна была поблагодарить за нее, что и сделала, запинаясь. После этого Марина уложила подругу на кровать, заткнула ей рот и привязала ноги и руки ремешками к стойкам:
— Ты была очень послушной и заслуживаешь поощрения. Оно на первый раз будет значительным. Расслабься и приготовься!
Она продемонстрировала девушке большой пластиковый вибратор, которого Оля раньше не видела. Облизав носик «игрушки», Марина вставила ее в открытую дырочку. Впрочем, никакая посторонняя смазка не требовалась: влаги оказалось вполне достаточно и вибратор вошел легко. Марина слегка пошевелила им внутри и осталась реакцией подруги. Стоны Оля сдержать уже не могла, отдельные звуки доносились из-под кляпа. А когда вибратор был включен:
Марина вышла на несколько минут, а ее пленница переживала самые сладостные мгновения в жизни. Она кончала раз за разом; горящая попка ерзала по постели, и боль от минувшего наказания добавляла возбуждения, усиливая эффект вибратора. Когда хозяйка вернулась, она несколько секунд наслаждалась стонами подруги, а затем вооружилась вибратором меньших размеров. Под ягодицы Оли была подложена небольшая подушка, затем первый вибратор вновь заработал, а второй Марина нежно начала ...
продвигать в задний проход девушки. При этом она вынуждена была прижимать талию Оли к кровати — та слишком явственно двигалась под воздействием «игрушки». Болезненность проникновения в задницу была ничтожна сравнительно с удовольствием. Когда заработали оба приборчика, Оля начисто утратила рассудок. Существовал только экстаз, восторг, выросший из боли, из послушания, радость, пришедшая извне, принесенная возлюбленной.
А потом Марина отвязала ее, выключила вибраторы, но оставила их внутри. Она нежно укрыла Олю одеялом до подбородка и поцеловала в лоб:
— Лежи, моя маленькая. Попытайся успокоиться и уснуть. Не вздумай пошевелиться и вынуть мои подарки. С ними тебе будет куда легче. А потом Марина будет рядом и снова поможет тебе:
Некоторое время после того, как свет погас и дверь закрылась, Оля прислушивалась только к своим ощущениям. Ягодицы и сфинктер ныли; стержни, раздвигавшие оба прохода, причиняли некоторое неудобство. Но одна мысль о пережитом вызывала неземную радость. И ради этого не стоит жить? Ради любви, заботы, экстаза? Как же Марина любит ее! На несколько минут Олю охватило раскаяния. Потом пришла мысль: плотские удовольствия, минутные радости не должны заслонять главного — неестественная любовь не должна продолжаться; она не заслуживает жизни! Но как же Марина?
С этой мыслью Оля погрузилась в беспокойный сон. А потом ей не было времени задумываться. Тренировки и наказания сменялись другими выдумками Марины. Оля получила новый подарок: ее левую лодыжку охватывала железная цепь, ключ к которой Марина носила с собой. В каждой комнате имелись металлические кольца, к которым можно было крепить другой конец цепи. Уходя, Марина оставляла подруге четкие приказы: в той комнате, где Оля находилась, следовало прибраться, вымыть полы, заняться чтением (ее, как маленькую, заставляли учить уроки!). Если ее приковывали в ванной, нужно было стирать; в туалете — вымыть стены и унитаз. Цепь была достаточно длинной, чтобы перемещаться в пределах комнаты. Но не дальше. А звуконепроницаемость стен и окон, крепкие запоры на дверях гарантировали, что пленница никуда не денется. Приходя, Марина тут же контролировала исполнение. И, конечно, обнаруживала недостатки.
Наказание чаще всего откладывалось и совершалось перед сном, чтобы пленница могла обдумать свои прегрешения. Иногда к порке или шлепанию добавлялись более экзотические виды. Марина могла связать пленницу в неудобной позе или просто привязать к постели, вставив вибратор, но не включая его. Оля страстно желала кончить. Иногда, при особенно продолжительных экзекуциях, она достигала оргазма, но чаще ей требовалась дополнительная стимуляция. И Марина это прекрасно понимала. Только при серьезных проступках она лишала Олю права на удовольствие. И даже тогда, оставшись одна, девушка могла мастурбировать — мечтая о наказании, о заботе, о Марине. Подруга почти не ласкала ее, ограничиваясь замечаниями. Она считала, что Оля недостаточно осознала свои заблуждения, и все сильнее окружала ее заботой — и любовью, чтобы стереть мысль о смерти и депрессии.
Оля все больше понимала, как сильно нужна Марине. Вся жизнь подруги рухнет, если некому будет ответить на ее любовь, если ее не будет рядом. И все же — смерть была бы таким простым исходом. Но через пару дней она поняла, что Марина тщательно убирает все, что могло бы стать орудием самоубийства. И мало-помалу мысль эта отошла на второй план: