«Даже воспитатели шушукались, что нас продают»

Выпускник Колычёвской специальной школы-интерната о наказаниях, нашумевшем фильме и родителях, которых нужно простить

Обо всём по порядку 

Я увидел фильм «Мама, я тебя убью» в 2016 году – через три года после выхода. Потом посмотрел ещё раз. Ещё раз и ещё раз. Показал всем друзьям. Этот фильм не выходил у меня из головы – и спустя два года я нашёл в соцсетях группу, посвящённую интернату. Подумал, что смогу быть полезным – и решил узнать, как. Оказалось, интернат закрыли 1 сентября 2015 года, спустя 2 года после выхода фильма. Я обывательски порадовался: «Одним интернатом меньше», пока не наткнулся на комментарии Лёхи. Было очевидно – радовались выходу фильма далеко не все. И уж точно не жители интерната – дети, которые провели в этом, казалось бы, адском месте, ту часть жизни, которую принято считать самой светлой.

«За детьми приезжали, как в магазин»

Лёха не любит говорить о маме – он сразу попросил меня не затрагивать личные темы. В нашей беседе называет её «биологической женщиной» и рассказывает, что как-то приехал домой и посмотрел, как живут с мамой его братья и сёстры. Вышел, закурил, а в мыслях поблагодарил бога, что когда-то мама не сдержала обещания забрать его домой. А если коротко, Лёха под крылом государства с рождения. В какой из моментов жизни ему поставили диагноз «лёгкое психическое расстройство», Лёха не помнит. Знает наверняка – диагноза больше нет. «Я все их диагнозы вернул обратно». Прошёл повторную медкомиссию. Лёха здоров. 

О жизни в интернате Лёха вспоминает: ездили в лагеря, на море были, иногда по два раза. Волонтёры приезжали, подарки дарили. Конечно, лагеря иногда не самые лучшие были, из одного ребятам даже пришлось сбежать. Дважды спрашиваю о наказаниях в виде курорта в психбольнице. «Бывало, но были ребята, которые вели себя вообще неадекватно, неуправляемые были», - говорит. Я понимаю, что для парня эта практика рядовая. Меня, например, в детстве ставили на горох – и вот я рассуждаю об этом горохе, как Лёха о психушке. Бывало, зато дураком не вырос. 

По словам Лёхи, детей под опеку забирали очень редко. Он помнит пару случаев. После выхода фильма сменился директор, за детьми «стали приезжать, как в магазин». В семьи устроили 40 человек. Спрашиваю, почему, мол, как в магазин-то? «А как ещё это назвать? Даже воспитатели шушукались, что нас продают, открыто при нас могли об этом говорить». А потом интернат закрыли: детей раздали, а содержать персонал и педагогический состав ради 6 оставшихся воспитанников – дело затратное. 

Немного цифр 

Существует два основных способа взять ребёнка с свою семью: усыновление и опекунство. В первом случае ребёнок становится полностью «твоим» - как будто в твоей семье родился и всегда жил. Сборы в школу, еда, одежда – всё на тебе. А вот опекунство – единственная форма, которая может быть возмездной. В зависимости от региона, это 16-18 тысяч рублей в месяц на ребёнка.

Я часто наблюдал, как в моём родном городе Мценске детей из детского дома пачками забирали под опеку: часто – в деревню. По трое. Воспитатель детского дома тогда рассказывала мне: «Я всегда старалась детям помочь устроиться в семьи, могла рассказать о серьёзном диагнозе очень мягко, чтобы не напугать. Когда нам поступило распоряжение «закрыться» и люди стали валить в детдом толпами и забирать детей для работы в огородах, я стала все диагнозы описывать в красках.и Это не работало – забирали всё равно. Потом соседи семей звонили: «Дети ходят голодными, просят еды». А я понимала, что бессильна».

Я не знаю, так ли было в Колычёво. Очень хочу верить, что не так. Статистика говорит: число детей, оставшихся без попечения родителей, падает с каждым годом.

Лёха рассказывает: «Надю, сестру Насти – её тоже показывали в фильме – забрали. Вернули через два месяца, она была неуправляемой. Сейчас она в собесе». Собесом Лёха называет ПНИ – психо-неврологический интернат. Место, из которого выходят дальше забора очень редко. Лёша говорит, что выходят оттуда только в морг.

«А вообще-то у нас никто не хотел, чтобы нас в семьи чужие забирали. Может, человека 2-3. И я знаю только 2 семьи, где тех, кого забрали, действительно любят». 

О родителях и детях 

- Лёх, а что бы ты сказал родителям всех брошенных детей, если бы все-все они стояли перед тобой на огромной площади? 

Говорит, что поставил бы рядом их детей, попросил бы посмотреть в глаза и спросил бы, что они там видят. 

- А что увидели бы? – спрашиваю. 

- Ненависть и страх, - отвечает. И добавляет в конце: – И немного радости, наверное. 

И только тогда я понимаю: Лёхе было больно и страшно. Не от уколов, не от интерната, не от врачей – а от того, что рядом не было мамы. Отец Лёхи долгое время не знал, что мальчик жив. Мама сказала ему, что сын умер. Когда спрашиваю о самом светлом дне в интернате, говорит: «Когда папа узнал, что я жив». Чтобы задать следующий вопрос, мне нужно немного помолчать. Слова становятся тяжёлыми, как гранит. 

- А детям что бы мог сказать, которые сейчас в такой же ситуации, в которой был ты? 

- Простите своих родителей. 

Как помочь? 

Рассказываю Лёхе о своей мечте: «мечтаю открыть фонд, который будет помогать детям пробовать разные занятия. Чтобы вот приезжали всякие умные и интересные дяди и тёти – и рассказывали о своих профессиях. Что думаешь?». Лёха критикует: «Мало рассказывать, надо дать попробовать. Вот когда у меня будут дети, они попробуют всё, что захотят. Не нравится одна секция – пойдут в другую. А у детей в интернатах и детских домах такой возможности нет, понимаешь?».

А я – понимаю. Отчётливо помню станки в рабочих классах интерната – их в фильме хорошо видно. Маляр или швея. 

«А ты, - спрашиваю, - кем в детстве мечтал стать?». «Музыкантом или известным бойцом». Мне почему-то отчаянно хочется верить, что так и будет. 

Мне приходится принять: взрослые ошибаются. Даже когда права на ошибку нет – и в их руках судьбы детей. С диагнозом или без. Ошибаются, когда оставляют их, ошибаются, когда отправляют на принудительное лечение. Ошибаются, когда вместо того, чтобы изменить систему в интернате, закрывают его. Ошибаются, когда берут под опеку ради казённых 16 тысяч рублей, а не потому, что очень хочется любить. Это потом груз этих ошибок ляжет на хрупкие детские плечи. И я рад, что плечи Лёхи выросли, возмужали – и он сам теперь сможет стать самым лучшим в мире отцом.

Но почему-то отчаянно стыдно.