давление
Ничего не сделал, а устал так, что одна мысль взяться за работу причиняла боль.
Юра сидел в коридоре на табуретке и снимал ботинки. Правая нога, уже босая, стояла на приятной прохладе паркета. Юра согнулся над левой, но какой-то шум в голове отвлёк его: он впал в ступор и сидел так, пока от неудобной позы не заболела спина.
Юрина спина была когда-то главным предметом беспокойства его родителей. Чтобы вылечить сколиоз, Юру, по совету какого-то родственника или чьего-то друга, видимо, пользовавшегося авторитетом у него родителей, отдали в бассейн, где тренер не делал разницы между рекреационным и спортивным плаванием и всех заставлял плавать на время без продыху. Юра был слабым физически и умирал уже после первой пятидесятиметровки, с чёрной завистью смотрел как более крепкие дети, шумно бултыхая ногами, раскачивая плавучие разделители дорожек, поплыли второй бассейн. Держась за трос разделителя, Юра погружался в царство голубой плитки, сдавленных звуков и искажённого света, и представлял, как один за другим опускаются на дно бассейна тела его обидчиков, пока тренер не замечал его и не тыкал в плечо специальным спасательным шестом. После тренировки Юра шёл в вонючую душевую и вставал под душ, из стеснительности не снимая плавки, что было запрещено каким-то негласным правилом. Юра узнал об этом, когда кто-то донёс на него тренеру и тот лично проследил, чтобы Юра принимал душ так же, как и все остальные. Когда отец привёз Юру на очередную тренировку, тот, вместо того чтобы выйти из машины, разрыдался так сильно, что едва успевал дышать. Отец испугался и пообещал, что никогда больше не поведёт его в бассейн.
Запах хлорки до сих пор вызывал в Юре резкое, тошнотворное отвращение.
Откуда эта усталость с самого утра? Юра задавал себе этот вопрос и понимал, что он попадает под стереотип вечно усталого, тревожного человека, пытающегося решить эту проблему так же, как пытаются её решить все остальные усталые и тревожные люди. Ему делалось противно и он обрывал рассуждение.
Вот и обе ноги стоят на паркете. Натёртые, с венами, проступавшими картой водных путей на бледной коже, ноги освободились из кожаной, сдавливающей тюрьмы новых ботинок и с наслаждением вбирали паркетную прохладу. Юра ощущал их как отдельную от всего остального тела сущность, словно ноги, после освобождения, перестали быть его частью, а существовали сами по себе и по какой-то фантомной линии связи передавали Юре информацию о своём вольном удовольствии.
В сообщение между Юрой и его ногами вклинилась, как кнутом хлестнула, привычная ему надзирательская мантра: иди делай дела. Иди делай делай. Юра встал и пошёл делать дела, не зная, какие именно дела нужно ему нужно сейчас делать. Нужно поужинать, убраться, полить цветы, выпить таблетки, сделать наконец заброшенную пару месяцев назад зарядку для спины, уже начавшей болеть по ночам. Боль в спине вмешивалась в юрин сон и влияла на содержание сновидений. Почти в каждом сне его медленно сдавливал какой-то механизм, из которого он не мог высвободиться. Сон должен был повториться несколько раз, прежде чем Юра уловил, с радостью разгадавшего давно забытую загадку человека, связь между своим образом во сне и его наяву претерпевающими каждодневную пытку ступнями. Юре стало до слёз жалко свои бедные ноги.