Цвет пурпурный

Это как виски, говарю я им, Главное, не зевать и смотреть, штобы оно тебя не перегнало. Опрокинуть рюмку, другую, чево ж тут плохого, а вот если без ентово дела уже никак, тогда худо.
И много ты куришь? Харпо спрашивает.
Неушто я на полоумную похожая? спрашиваю я, Я курю, когда мне с Богом поговорить надобно. Или любовью позаниматься. Да последнее-то время мы с Богом и без дури хорошо с этим делом справляемся.
Мисс Сили! София говорит в конфузе.

Не бойся, дорогая, я в порядке. Бог-то меня поймет.
Глядишь, мы уже за кухонным столом сидим, цигарки запаливши, и я им показываю, как затягиваться надо. София задыхается, Харпо дымом давится.
Скоро София говорит, што за звук такой чудной? Раньше не было ево. Будто гудит чево.
Чево гудит? Харпо спрашивает ее.
Послушайте-ка, она говорит.
Мы замерли. И точно, слышим уууууууууууу.
Откуль оно? София спрашивает. Пошла на улицу выглянула. Ничево подозрительного. Гул громче стал. Уууууууууу.

Харпо из окна посмотрел. Обстановка нормальная, говорит. Все равно гудит ууууууууууу.
Кажись, я знаю чево это, говарю.
Чево? они спрашивают.
Все, говорю я.
Да, они отвечают, твоя правда.
О-хо-хо, говорит Харпо на похоронах, вот и амазонки.
С братьями со своими, я ему в ответ шепчу, Их как назовешь?
Не знаю, говорит, Они-то трое всегда за сестер горой стояли. Куда сестры, туда и они. Как ихние жены такое терпят?

Вышагивают они, вся церковь трясется. Прошли вдоль рядов и опустили свою мать перед кафедрой.
Народ кругом кто глаза вытирает, кто платочками обмахивается, кто на детей своих поглядывает, чтобы не бедокурили, и никто на Софию с сестрами внимания не обращает. Будто всю жизнь так и было. За што ентот народец я и люблю.
Аминь.
Дорогая Нетти,
Чево мне сразу в глаза бросилось, так энто какой Мистер __ чистый. Лицо умытое до блеска. Волосья назад зачесаные.

Как он к гробу подашел, с Софииной матерью попрощаться, то прошептал чевой-то ей. И по плечу погладил. А как назад шел, на меня взглянул. Я веер подняла и в другую сторону посмотрела.
После похорон все пошли к Харпо.
Ты не поверишь, мисс Сили, София говорит, но кажись, Мистер __ к Богу хочет обратиться.
Хотеть не вредно, говарю ей, да только на большее черту такому лучше не рассчитывать.
И не то, штобы он в церковь ходил, говарит, зато ругает других меньше. И работает много.

Чево? говорю, Мистер __ работает?
Еще как, говорит София, Торчит в поле с утра до вечера. И в доме прибирает.
Даже готовит, Харпо говарит, и што самое странное, после себя тарелки моет.
Не выдумывай, говорю, вы оба, видать, еще от травки не оправивши.
Молчун стал и не видится почти ни с кем, София говорит.
Конец света, видать, близко, гаворю им.
Тут как раз Мистер __ входит.
Как поживаешь, Сили, спрашивает меня.

Хорошо, говарю. Посмотрела ему в глаза и вижу, боится он меня. Ладно, думаю, пусть-ка на своей шкуре узнает, каково мне было.
Шик с тобой не приехала нынче? спрашивает.
He-а, говорю, Работы у ей много. Из за Софииной мамы все равно горюет.
Все горюют, говорит, Женщина, которая Софию родила, не зря жизнь прожила.
Я молчу.
Похороны ей знатные устроили, говарит.
Што верно, то верно, говорю.

Внуков-то сколько у ей, говорит, И то сказать, двенадцать детей, и все плодятся да размножаются. Одна семья и церква полна.
Истинная правда, говорю.
На долго приехала? спрашивает.
На неделю пожалуй, говорю.
Говорили тебе, что младшенькая-то у Софии с Харпо хворает сильно? спрашивает.
Ничево про енто не знаю, говорю и Генриетту в толпе высмотрела. Вон она, говорю, с виду вроде здоровенькая.

Ну да, с виду-то ничево. Да только с кровью у нее чевой-то неладное. Сворачивается будто, ей тогда худо совсем бывает. Не жилец она на этом свете, говорит.
Милостивый Боже, говорю.
Такие дела, говорит, Софии тяжело сейчас. Тут мать померши. Да еще одна забота, белая девчонка, которую она вырастила. И у самой здоровье неважное. Плюс к тому, Генриетка у них девка с норовом, она и здоровая-то не сахар.

Да, бедовая она, отвечаю. И тут мне на память пришло твое, Неточка, письмо, как ты писала, што у детишек в африканских краях такое тоже случается. Будто кровь сгущается. Силюсь вспомнить и не могу, какие снадобья люди африканские пользуют от этой хвори. Так мне удивительно с Мистером __ говорить, даже ни о чем подумать не могу. И о чем дальше говорить, не знаю.
Мистер __ ждал, ждал, чево я еще скажу, по сторонам смотрел, да так и не дождался, сказал, до свидания, и пошел себе.

Как мы с Шик уехали, София сказала, Мистер __ в доме затворился. Свинарник развел страшный. Никуда не выходил и не впускал никово, покуда Харпо к ему силком не вломился.
Дом ему убрал, еду приготовил. Самово его помыл. Мистер __ такой слабый был, даже и не противился. Ему уж все равно было.

Спать не мог. По ночам ему мерещилось, будто летучие мыши за дверью возятся. И в дымоходе кто-то шебуршит. Но хуже всего ему было слушать, как собственное сердце бьется. Днем еще куда ни шло, перекантовывался, а как ночь придет, он совсем умом мешался. Сердце так у ево билося, что комната дрожала. Будто в барабаны кто стучал.

Харпо к нему часто ночевать хаживал. Сказывал, что Мистер __ в угол кровати забьется и мебель караулит, штоб стулья да шкафы на него не наезжали. Сама знаешь, какой он маленький да щуплый, София мне говорит, супротив-то Харпо, толстяка эдакого. Ну так вот, как-то вечером захожу я в дом, надобно мне было с Харпо словечком перекинуться, гляжу, они оба уснувши, Харпо лежит и папашу своего как ребенка к себе прижимает.

Как увидела я их, у меня к ему, к Харпо, сердце-то и потеплело, София говорит, а там и дом новый начали строить. Засмеялась тут она, Спросишь, легко это было? Убей меня Бог палкой, ежели я отвечу да.
Как же он выкарабкался? спрашиваю.
О-о, говорит она, Харпо заставил его отправить тебе все оставите сестрины письма. Тут он и на поправку пошел. Подлость убивает, ты же знаешь, София говарит.
Аминь.
Дорогая и любимая Сили,

Я надеялась к этому времени быть дома и уже представляла, как вновь увижу тебя и скажу: Сили, неужели это ты? Я пытаюсь вообразить, какая ты сейчас, прибавилось ли у тебя с возрастом веса и морщинок и что у тебя за прическа. Сама я превратилась в настоящую толстушку. А в волосах появилась седина!
Самуил уверяет, что седая и толстая я ему еще милее.
Ты, верно, удивлена?

Мы с Самуилом поженились прошлой осенью в Англии, где мы собирали пожертвования в церквях и Миссионерском обществе для помощи племени олинка.
Люди олинка долгое время делали вид, что дороги и белых строителей не существует, но вот однажды им приказали покинуть деревню. Строителям понадобилась их земля, чтобы разместить здесь правление будущей каучуковой плантации. Это единственное место на много миль вокруг, где круглый год есть источник пресной воды.

Против их воли люди олинка, вместе с миссионерами, были выведены в бесплодную землю, где вода есть только шесть месяцев в году. В остальное время они должны покупать воду у плантаторов. Во время дождливого сезона вода есть в реке, и олинка пробуют выдалбливать в камне резервуары для воды. А пока они хранят воду в брошеных строителями баках из-под нефти.

Ужасная история случилась с листьями, из которых олинка делают крышу для своих хижин и которым поклоняются как божеству. На бесплодном участке, отведенном для олинка, белые построили два рабочих барака, один для мужчин, другой для женщин и детей. Но поскольку олинка некогда поклялись, что ни за что не будут жить в домах, не защищенных Богом листьев, то строители оставили бараки без крыш. Потом они разрушили деревню олинка и распахали землю на мили вокруг, уничтожив при этом заросли листа для крыш.

После нескольких невыносимых недель без крыши под палящим солнцем мы проснулись однажды утром от тарахтенья тяжелогруженого грузовика. Он привез рифленую жесть для крыши.
Сили, представь, мы должны были
платить

за жесть сами! На это ушли небольшие накопления олинка и почти все наши деньги, которые мы сумели отложить на образование детей по возвращении домой. С тех пор как умерла Коринна, мы каждый год собирались вернуться домой, но тяготы, выпавшие на долю олинка, не позволили нам этого сделать. Нет уродливее материала, чем рифленая жесть, Сили, и, когда они начали покрывать крышу блестящими тяжелыми листами, женщины олинка подняли вой, эхом отдававшийся в каменных ущельях на мили вокруг. В этот день олинка пришлось признать свое, во всяком случае временное, поражение.

Люди олинка больше ничего у нас не просят, кроме того, чтобы мы учили их детей, поскольку видят, насколько бессильны мы и наш Бог. Мы с Самуилом решили, что нам следует что-то предпринять по поводу последнего бесчинства, хотя многие жители, и среди них наши близкие друзья, ушли к
мбеле,
лесным жителям, живущим в самых непроходимых джунглях, чтобы не подчиняться белым и не работать на них.
Итак, мы взяли детей и поехали в Англию.

Это было удивительное путешествие, и не только потому, что мы отвыкли от большого мира, от кораблей, каминов, уличных фонарей и овсянки. Мы встретили на корабле женщину-миссионера, о которой были давно наслышаны. Она оставила миссионерскую работу и возвращалась в Англию вместе с маленьким африканским мальчиком, которого она представила как своего внука!

Все пассажиры были шокированы присутствием на корабле пожилой белой женщины с черным ребенком. Она ежедневно прогуливалась по палубе со своим подопечным, и всякий раз, когда она проходила мимо столпившихся белых, все разговоры стихали.

Наша попутчица, произведшая фуррор на борту, бойкая, худая и крепкая голубоглазая женщина с волосами цвета серебра и сухой травы, с коротким подбородком и гортанной речью, по имени Дорис Бейнс, рассказала нам свою историю, когда мы оказались за одним с ней столиком во время обеда.

Мне скоро шестьдесят пять, рассказывала она. И почти всю жизнь я прожила в тропиках. Но теперь скоро начнется большая война. Больше, чем прошлая, которую я не застала, так как уехала сразу после ее начала. Англии предстоят тяжелые испытания, но я полагаю, мы выстоим. Я пропустила прошлую войну и хочу быть дома во время этой.
Самуил и я никогда всерьез не задумывались о войне.

Ну как же, сказала она, всюду в Африке заметны признаки грядущей войны. В Индии, я думаю, то же самое. Сначала прокладывается дорога к тем местам, где есть что-нибудь хорошее и где вы как раз и живете. Потом срубают ваши деревья, чтобы построить из них корабль и делать мебель для капитана. Потом на вашей земле сажают нечто совершенно несъедобное. И наконец вас же еще и заставляют работать на этой самой плантации. Такое происходит везде в Африке. И в Азии, я полагаю, например в Бирме.

Мы с Гарольдом решили убраться подальше от всего этого. Правда, Гарри? — спросила она и дала мальчику печенье. Ребенок ничего не ответил и стал задумчиво жевать угощение. Адам с Оливией вскоре занялись им и пошли показывать ему спасательные лодки.

Наша новая знакомая родилась в очень богатой английской семье. Ее отец был Лорд такой-то, и жизнь их состояла из сплошных праздников и развлечений, ужасно скучных, по ее словам. Она хотела стать писательницей, но ее семейство было решительно против. Они надеялись, что она выйдет замуж.
Я? Замуж? Она так и покатилась со смеху. (Странные у нее понятия, хочу я тебе сказать.)

Что они только ни делали, чтобы склонить меня к замужеству, рассказывала она, вы просто не представляете. К своему двадцатилетию я познакомилась с таким количеством холеных и изнеженных молодых людей, один скучнее другого, сколько я их потом не видела за всю свою жизнь. Что может быть
скучнее
английского мужчины из хорошего общества? Они мне все чертовски надоели — одинаковые, как грибы после дождя.

Так она болтала без умолку во время бесконечных корабельных обедов, поскольку капитан приписал нас к ее столу. Кажется, идея стать миссионером возникла у нее в один прекрасный вечер, когда она лежала в ванне перед очередным нудным свиданием и ее внезапно осенило, что в монастыре ей будет лучше, чем в ее родном замке. По крайней мере там она могла бы размышлять, могла бы писать. Могла бы быть себе хозяйкой. Но стоп. В монастыре она не сможет быть себе хозяйкой. Ее хозяином будет Бог. Пречистая дева. Настоятельница. И так далее и тому подобное. А что если стать миссионером? Где-нибудь на краю земли, в диких индийских лесах, одна! Блаженство!

Она стала проявлять благочестивый интерес к язычникам. Ей удалось провести родителей. Она сумела обмануть миссионерское общество. Ее знание языков произвело на миссионеров такое впечатление, что ее послали в Африку (не повезло!), где она и начала писать романы обо всем на свете.
Мой псевдоним Джаред Хант, сообщила нам она. В Англии и даже в Америке я знаменитость. Богатый чудак, который бежит толпы и любит поохотиться в дальних странах.

Вы, наверное, думаете, сказала она нам в один из вечеров, что я не слишком пеклась об обращении язычников? Честно говоря, мне не казалось, что их надо в чем-то исправлять. Ко
мне

они хорошо относились. И надо сказать, что я немало для них сделала. Я же в конце концов писательница, так что я исписывала кучи бумаги ради них: писала об их культуре, об их обычаях, об их нуждах. Вы не представляете, как важно уметь хорошо писать, когда речь идет о поисках денег. Я научилась безукоризненно говорить на их языке, и, чтобы заткнуть рот заносчивым миссинерам в правлении общества, я писала отчеты целиком на языке племени. Я выгребла из семейной казны не меньше миллиона фунтов, прежде чем мне удалось получить первые деньги из миссионерских обществ или от богатых друзей семьи. Я построила больницу и школу. Построила училище. Бассейн, наконец. Эту роскошь я позволила ради себя, чтобы не купаться в реке, где много пиявок.

Вы не поверите, какое на меня снизошло умиротворение, поведала она нам однажды за завтраком, где-то в середине нашего путешествия. Не прошло и года, как мое заведение в Африке стало работать как часы, особенно там, где это касалось моих отношений с местными жителями. Я им сразу объявила, что до их душ мне нет дела, я собираюсь писать книги и прошу меня не беспокоить. За это удовольствие я готова была платить. И платить щедро.

В порыве благодарности вождь в один прекрасный день подарил мне пару жен. Наверное, ничего лучшего не мог придумать. Мне кажется, у них бытовало мнение, что я не женщина. Им было не совсем понятно, что я за существо. Как бы то ни было, я постаралась дать обеим девушкам образование. Конечно, отправила их в Англию, изучать медицину и агрономию. Когда они вернулись, отдала их замуж за парней, которых хорошо знала. Я стала бабушкой их детей, и началось самое счастливое время своей жизни. Должна вам сказать, с сияющим лицом продолжала она, что из меня получилась превосходная бабушка. Я многому научилась от народа акви. Они никогда не бьют детей. Не запирают их в темных хижинах. Правда, они совершают кровавые обряды, когда у детей наступает половая зрелость. Но мать Гарольда доктор, и она собирается все это изменить, правда, Гарольд?

Дайте мне только добраться до Англии, сказала она, я положу конец всем их наглым притязаниям на земли племени. Уж они узнают, куда надо послать их чертовых плантаторов с облезающей от солнца кожей и что сделать с их проклятой дорогой и каучуковыми плантациями. Я очень богата, и земля акви моя собственность.

Мы слушали ее речи в почтительном молчании. Дети с удовольствием занимались маленьким Гарольдом, хотя он не проронил ни слова в нашем присутствии. Он, по всей видимости, привязан к своей бабушке и привык к ней, но воспринимает ее красноречие с трезвостью стороннего наблюдателя, не говоря ни слова.

Он не такой, как мы, сказал Адам, который очень любит детей и может за полчаса завоевать сердце любого малыша. Адам большой шутник, он поет песни, умеет попаясничать и знает много игр. Он умеет ослепительно улыбаться, что и делает почти все время, показывая крепкие и здоровые африканские зубы.

Я сейчас пишу о его ясной улыбке и понимаю, что все время на пароходе он был невесел. Конечно, он всем интересовался, проявляя обычную любознательность, но по-настоящему весел он бывал только в обществе маленького Гарольда.

Надо спросить Оливию, в чем дело. Она в восторге от того, что наконец увидит Англию. Ее мать часто рассказывала ей о милых английских домиках с черепичной крышей, напоминающих хижины олинка, крытые листьями. Только они квадратные, говорила она, и больше напоминают нашу школу и церковь, чем жилые дома, что Оливия находила очень странным.

Когда мы приехали в Англию, Самуил подал жалобы олинка епископу английского филиала нашей церкви, довольно молодому мужчине в очках, сидевшему за столом и просматривавшему стопку ежегодных отчетов Самуила. Даже не поинтересовавшись тем, как живут люди олинка, он сразу спросил, когда умерла Коринна, при каких обстоятельствах и почему после ее смерти я сразу же не вернулась в Англию.
Я не совсем понимала, что он имел в виду.

Соблюдение приличий, мисс __, сказал он. Соблюдение приличий. Что подумают о нас туземцы?
Что вы имеете в виду? — спросила я.
Ах, оставьте, сказал он.
Мы друг для друга все равно что брат и сестра, сказал Самуил.
Епископ ухмыльнулся. Да, да, Сили, именно ухмыльнулся.
Я почувствовала, что у меня начинает гореть лицо.

На этом дело не кончилось, но я не хочу огорчать тебя своими рассказами. Ты же знаешь, какие бывают люди, и этот епископ был как раз таким. Мы с Самуилом ушли, даже не начав разговора о бедах олинка.
Самуил был в таком гневе, что я испугалась. Он сказал, что, если мы хотим остаться в Африке, нам остается только уйти к
мбеле
и других убедить сделать то же самое.

А что если они не захотят уходить? — спросила его я. Многие из них слишком стары, чтобы перебираться в лес. Некоторые больны. У женщин маленькие дети. А молодежи подавай велосипеды и европейскую одежду, зеркала и блестящие кастрюльки. Они хотят работать на белых и покупать себе новые вещи.
Вещи! Произнес он с отвращением. Чертовы
вещи!
Во всяком случае, у нас впереди целый месяц, и надо провести его с пользой, сказала я.

Поскольку мы истратили большую часть наших денег на жестяную крышу и на оплату проезда, этот месяц нам предстояло провести в нищете. Однако он оказался счастливым. Мы почувствовали себя одной семьей, хотя с нами и не было Коринны. Прохожие на улице неизменно говорили нам (если они вообще с нами разговаривали), что дети очень похожи на нас обоих. Дети уже не удивлялись и воспринимали это как должное. Освоившись, они стали ходить на прогулки по городу одни, предоставив своему отцу и мне более скромные развлечения, заключавшиеся в тихих беседах.

Самуил родился на Севере, в Нью-Йорке, и учился там же. Он познакомился с Коринной через свою тетку, которая вместе с теткой Коринны некогда была на миссионерской работе в Бельгийском Конго. Самуил нередко ездил со своей тетей Алфеей в Атланту, где жила Кориннина тетя Феодосия.

Эти две дамы вместе пережили необыкновенные приключения, смеясь, рассказывал Самуил. На них нападали львы, их атаковали «туземцы», им приходилось спасаться от охваченных паникой слонов и грозных потоков воды во время дождливых сезонов. Истории, которые они обе рассказывали, были просто невероятны. Восседая на диване, набитом конским волосом, среди подушечек и абажуров, две чопорных дамы в кружевах и оборках делились за вечерним чаем самыми ошеломляющими историями.

Еще подростками мы с Коринной переделывали эти истории в комиксы, придумывая им разные названия, такие, как ТРИ МЕСЯЦА В ГАМАКЕ, или УСТАВШИЕ БОКА ЧЕРНОГО МАТЕРИКА, или КАРТА АФРИКИ: ПОСОБИЕ ПО АФРИКАНСКОМУ РАВНОДУШИЮ К СВЯЩЕННОМУ ПИСАНИЮ.

Мы потешались над своими старыми тетками, но нас зачаровывали их рассказы. Они обе были такие степенные, такие положительные. Трудно было представить, что они собственными руками строили школу в джунглях, или сражались с крокодилами, или отбивались от недружественных африканцев, которые считали, что раз они носят развевающиеся, похожие на крылья накидки, то, значит, они могут летать.

Джунгли? Мы с Коринной хмыкали, переглядываясь друг с другом. Одно это слово могло вызвать у нас тихую истерику, пока мы спокойно попивали чай. Они-то, конечно, не подозревали, насколько они нас смешили. Причиной наших насмешек во многом были существовавшие тогда понятия о Африке и африканцах. Африканцы для нас, как и для всех прочих, были не просто дикарями, они были нелепыми и неуклюжими дикарями, как и их нелепые и неуклюжие потомки у нас дома. Правда, мы избегали, слишком, может быть, старательно, этого очевидного сравнения.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь