черновик

Наталья Ивановна сказала, что украсит комнату сама. С замирающим сердцем откроет бабушкин чемодан, смахнёт пыль с игрушек и развесит их точно так, как это делали в её детстве. Алиса, золушка, и так работала всю ночь: заказала стол Fratelli Barri Rimini с отделкой белым блестящим лаком, бледно-голубой сервиз Narumi, сет Gordon Ramsi и кейс для полного hygge. А ведь ей ещё встречать гостей.

Подумать только, ещё один Новый Год вместе! Какое всё-таки счастье! Иван Иванович, конечно, не упустит шанс напомнить ей, что всё это блажь и выдумки. И всё-таки... И всё-таки Наталья Ивановна настроена решительно. Этой ночью предчувствие чудесного наполнило её от макушки до кончиков пальцев, как будто ей едва-едва стукнуло пять, и мама унесла на почту письмо с желаниями. Они ещё узнают это чувство. Уж Наталья Ивановна расстарается.

С особым тщанием она выбрала вид на обычный двор, зажатый однотипными панельками. В центре двора − спортивный каток, и там в свете покосившегося фонаря четверо ребят играют с лохматым рыжим псом, чей мех в желтом свете кажется цвета апельсина.

И вот наступил вечер зажженных свечей, прелестных бокалов и огня в камине, что уютно потрескивает и бросает блики на пышные формы праздничной елки.

А затем настенные часы пробили девять часов, и за праздничным столом собрались трое. В самой этой встрече не было ничего особенного. Уже несколько лет каждый день в одно и то же время друзья навещали Наталью Ивановну. Елизавета Сергеевна как водится опаздывала, Иван Иванович делал вид, что читает электронную газету, а жена Ивана Ивановича Машенька кротко улыбалась Наталье Ивановне и смущённо тянула из тарелки лист салата.

— Наташа, ну что ты маешься, посиди спокойно хоть пять минут − сказал Иван Иванович поверх газеты, глядя как сестра переставляет с места на место салатницы.

Машенька закивала. Она никак не могла взять в толк, ради чего такие приготовления и нервы. Собрались посидеть в тесном кругу, а Наталья Ивановна целый банкет закатила. Ишь ты!

В их время таких столов и каминов в глаза не видели. Зато как весело было! У Машеньки на левой ладони гадкой каплей ожог от китайских бенгальских огней − хапнула горсть, чтоб поярче. И всё равно то было больше на праздник похоже − все шумели, резали варёные яйца и солёные огурцы, забывали в духовке мясо по-капитански. А сегодня просишь Алису, и она всё за тебя делает: и салаты нарежет, и гостей примет. Наталье Ивановне оно так, может, и больше нравится. Но нет в этом правды, души нет.

Наталья Ивановна недовольно посмотрела на часы − времени вон сколько, а Елизаветы Сергеевны всё нет. Это совершенно ни в какие ворота! В конце концов Наталья Ивановна устала ждать и набрала подругу.

— Лизка, только тебя ждём! − дождавшись ответа, воскликнула Наталья Ивановна − Долго там ещё?

Но как она ни старалась держать строгий тон, голос Елизаветы Сергеевны включил какой-то особенный механизм в сердце Натальи Ивановны. Черты её лица смягчились, края губ дрогнули скрытой улыбкой, и распрощались они совсем уж тепло.

Лизка, что таить, по юности была её большой любовью. Помнится, как-то катались они на веревочных качелях. Летишь на верёвке над обрывом − страх, ужас! А потом раз − и ты снова на земле. Наташка тогда до земли не долетела, так и повисла где-то между небом и далёкой улицей. А Лизка её спасла, конечно же. Наталья Ивановна вздохнула: надо было ещё тогда сказать всё Лизке, потому что потом стало поздно и ненужно.

Тут Иван Иванович отложил в сторону газету, поглядел на часы и как-то нехорошо вздохнул:

— Могла бы хоть раз в жизни прийти вовремя. Эх, Наташа, сказала бы ей.

Ему самому хотелось сказать сестре нечто важное, но как часто бывает с наделёнными силой словами − произнести их было то же самое, что разом выбить из лёгких весь воздух, то есть оставить собеседника на целое мгновение в совершенно безвоздушном пространстве, эфемерном лимбе, позволить ему перестать быть тем, кем он был совсем недавно.

А Иван Иванович был журналистом. Из тех, кто нарочно поправляет ударения в речи собеседников и спрашивает «до скольких?», а не «до скольки?». Высокий, плотный, он был мягок и покат в плечах и ходил чуть ссутулившись и семеня − будто извинялся за то, сколько пространства занимает его огромная фигура. В глубине души Иван Иванович всегда опасался, что стоит ему развернуться во всю свою широту, стоит ему, что называется, встать во весь рост, как звенящие ураганы мысли вырвутся из его черепной коробки и уничтожат светлый офис, улицу, где на углу пекут пироги с рыбой, да и весь город с кранами и мостами. И теперь, спустя столько лет, его смутно терзал этот страх.

Он ещё раз поглядел на часы и вновь тяжело вздохнул. Женщины переглянулись.

— Вань, попробуй салатик, а? − Машенька подвинулась к мужу и робко тронула большую мягкую ладонь.

— Ой! А открыть шампанское? − Наталья Ивановна вновь засуетилась, и из высокой прически выбились несколько седых прядей. Наконец, среди огромного разнообразия салатов, заливных и закусок, она нашла бутылку игристого вина и заговорщицки подмигнула брату и невестке − Оно идеально синхронизировано, даже пьянит чуть-чуть!

— Вот скажи мне, Наташка, почему ты их всё время защищаешь? − спросил Иван Иванович. Машенька положила свою маленькую ручку на его ладонь, и он в ответ смиренно пожал плечами.

Наталья Ивановна поежилась и плотнее закуталась в шерстяную шаль. Какой всё-таки Ваня неуместный. Мало она на своём веку настрадалась, так и брат всё об одном и том же, даже в канун Нового года не унимается. Вот бы Лизка поскорее уже шла.

— Ванечка, ну давай чокнемся, а? Вот так. − Наталья Ивановна сделала большой глоток и зачмокала губами − Ах, хорошо-то как! Лучшее игристое вино на моей памяти. − Вдруг она хлопнула себя по лбу − А я и забыла совсем − в который час они взлетали? Кто-нибудь помнит?! Надо за это отдельно выпить, это целый повод. Ты, Ваня, что хочешь говори, а я такой красоты в жизни не видала, чтобы тысячи ракет и все разом.

— Не помню − Иван Иванович огладил рукой блестящую лысину и беспомощно посмотрел на сестру − понимаешь, Наташка, ничего из этого не помню. Вот если бы помнил, ещё бы ничего, а так... − он огорченно махнул рукой.

В этот момент на пороге возникла сияющая Елизавета Сергеевна. Старушка собрала серебряные кудри в замысловатый пучок, который украсила прозрачной диадемой. За ней в комнату вплыл огромный белый торт.

— Здравствуйте, дорогуши! Заждались меня, небось, − Елизавета Сергеевна виновато покосилась на подругу и тут же снова засияла улыбкой, поглядев в окно − Ого! Наташка! Да это же мы!

— И правда! − Иван Иванович подошёл к окну и пригляделся к детям, играющим на катке. Его лицо как-то странно дрогнуло, и он поспешил обнять жену за плечи.

— Помните, как мы на катке ночью без родителей катались? − просияла довольная Наталья Ивановна − Ещё Граф живой был и повсюду за Ванькой волочился.

— Лаял на всех, кто в Ваню снежками кидался. На меня особенно − улыбнулась Машенька. − Ох, как Наташка ревела, когда Граф её с ног сбил!

— А мама мне из окна кричала «Лизка, вы кого там убиваете?!» − засмеялась Елизавета Сергеевна и подмигнула Наталье Ивановне.

— А я помню, как снег всё падал и падал − сказал Иван Иванович − ничего не помню, а снег − помню.

— Ничего, родной, это ничего − Машенька нежно поцеловала Ивана Ивановича в губы, привстав на носочки, точно девочка. «Отчего мы старики», подумалось Наталье Ивановне, «Машенька целует моего Ваню так же, как целовала его в девятнадцать. Моя рука держит этот бокал так же, как моя пятилетняя ручка держала стакан с детским шампанским. Я ничуть не изменилась с тех пор, я в этом совершенно уверена. Так что же?..»

Иван Иванович в этот момент думал, что отдал бы правую руку, только бы вспомнить, какого это − быть молодым и любить молодую жену. Ему казалось, что они с Машей давно бродят в некоем сумраке − вместе и не вместе, неподвижные, разъединённые.

— Я в детстве решила, что умру прежде, чем постарею. Хлопну упаковку транков и привееет. − задумчиво протянула Елизавета Сергеевна − А всё равно хотелось жить, жить, жить − не останавливаться никогда. А теперь уже смысла нет.

— Ох, Лизка − вздохнула Наталья Ивановна − если есть человек, найдется и смысл.

Наталье Ивановне, по правде сказать, жить очень нравилось. Старушка с удивлением и восторгом год за годом открывала мир электронных книг: не только публикации старых и новых классиков, но их историческую связность, тонкие жизненные ниточки, которые тянулись от одной фигуры в литературе к другой. Ей казалось, что за всем этим стоит некий сверх-мозг. Может быть, Бог, а, может, кто-то вроде Алисы.

Иван Иванович тяжело опустился в кресло и включил систему физподдержки. Безболезненный укол подарил временное ощущение мышечной силы и лёгкости, но Иван Иванович знал, что оно скоро пройдёт.

— Они просто бросили нас умирать − неожиданно для всех сказал Иван Иванович. − Неблагодарные дети, вот кто они такие.

В комнате стало так тихо, что Алисе пришлось убавить звук у настенных часов − и всё равно стрелки громогласно возвещали, что до полуночи остались считанные минуты.

— Вань... − начала было Наталья Ивановна. Она грустно огляделась − Родной, давай не сегодня. Такой хороший день... − она осеклась − такой чудесный праздник, Ваня, посмотри! Я так старалась, Ванечка, для тебя и для девочек. Всю ночь с Алисой не спали... − по щекам Натальи Ивановны потекли слёзы.

— Ах, не спали! Расскажи мне еще, как вы вместе салаты резали и вина разливали! − с этими словами Иван Иванович стукнул кулаком по столу и тот покрылся рябью пикселей.

Наталья Ивановна закрыла лицо руками и тихонько завыла. Лизка положила ей руки на вздрагивающие плечи и укоризненно покачала головой.

Иван Иванович свирепо вскинул голову:

— Я не хочу сидеть и ждать своего последнего часа, я хочу пожить!

— Машенька, ну скажи ему... − Наталья Ивановна умоляюще обратилась к невестке, но та грустно улыбнулась и обняла мужа. Ей было жаль расставаться с друзьями вот так, но стоит еще немного помедлить, и всему конец.

— Мы всё решили − тихо сказала Машенька.

— Что? − Наталья Ивановна вдруг замерла.

— Я всё решил, Наташка. Не плачь.

— Мы решили − повторила Машенька, сделав особое ударение на «мы». Она опустила руку на грудь Ивана Ивановича, и тот поймал её ладонь и накрыл своей.

Друзьям было известно, что центр поддержки «Спутник-5» содержал в своде правил технического обслуживания жильцов пункт, согласно которому каждый мог запросить о внеплановом отключении от системы. Наталья Ивановна слышала, что нижний этаж полностью отключился. Каждый раз, когда кто-то отключался, показатели продолжительности жизни у оставшихся в системе увеличивались − только так они и могли знать. Но как же Новый год, подарки, что Наталья Ивановна придумала и сложила под елкой...

Наталья Ивановна схватилась за голову и обратилась вся к Елизавете Сергеевне. Уж Лизка-то, она же не собирается уходить. Последняя молча отвернулась к окну, покачивая бокал шампанского. Наталья Ивановна вновь посмотрела на брата:

— Вань, это же билет в один конец. Это красная кнопка. Алиса говорит − это все равно что эвта...

— Да срал я на то, что говорит Алиса − взорвался Иван Иванович. Однако он увидел на лице сестры неподдельный ужас и тут же покаялся − Прости. Прости меня, Наташ. Маша вот тоже долго сомневалась, маялась, извелась вся. За тебя и за Лизку нервничала. Правда, Машунь?

— У меня от нервов остатки волос повыпадали − грустно закивала та. Наталья Ивановна только сейчас увидела, что на голове у Машеньки парик − Но мы решили, что так будет лучше. Говорят, после отключения происходит перемотка. Прожить молодость заново − это подарок для стариков.

— Мы просто хотим ещё пожить. Наташ, давай переживём всё заново вместе, просто скажи Алисе, что подключаешься к нам. Бери Елизавету и пойдём. − Иван Иванович умоляюще поглядел в глаза Натальи Ивановны − Я так устал, Наташка. Мы здесь все летим сквозь время, обвешенные гаджетами, как папуасы бусами. Но время не движется. Его нет у нас, этого времени − оно мимо нас всё.

— Ваня, а как же Новый год...

Забили куранты.

— Окей, Алиса. Я подключаюсь.

Наталья Ивановна вдруг перестала чувствовать собственные ноги и тяжело опустилась на пол.

— Господи − только и смогла промолвить она.

Когда куранты закончили бить, Иван Иванович вдруг обмяк в кресле физподдержки. Его рука по-прежнему сжимала ладонь супруги. Оброненный Елизаветой Сергеевной бокал выплыл на середину комнаты и завис в воздухе, рябя пикселями.

— Алиса, отмена! Алиса, отмена! − закричала Наталья Ивановна.

В комнате исчезли дорогие настенные часы, стол Fratelli Barri Rimini, бледно-голубой сервиз Narumi, огромный торт, камин, прелестные стеклянные игрушки и свечи. Остались стерильные стены и плачущая пожилая женщина.