Путь человека

— Сын шлюхи! 

Камень ударил под лопатку. Иешуа споткнулся на бегу, неловко упал, расцарапав ладони и коленку, всхлипывая, оглянулся. Братья Каифовы сильно отстали и уже остановились: младший согнулся и тяжело дышал, старший крутил головой, выискивая на земле новый снаряд. 

Иешуа утер лицо тыльной стороной ладони, размазав смешанную со слезами и соплями бурую грязь, торопливо вскочил и рванул дальше. Дом ждал уже за холмом.

— Не связывайся с ними, — поучала его мать, промывая ссадины мокрой тряпицей, — Каифовы — хулиганы. 

— Но мам! Они сами пристали...

— Пристают — не обращай внимания.

Иешуа засопел. По словам матери получалось, что он виноват сам. А он не виноват. 

Она смочила тряпицу в глиняной чашке.

— Я не мог не обращать, они говорили ужасные вещи! Будто папа... на самом деле не мой папа.

Рука матери слегка дрогнула.

— Змеиные языки! — она сказала тихо, но Иешуа услышал. — Они всё врут, — произнесла она уже в полный голос, — Иосиф — твой отец, и любит тебя. Вытяни руку.

Она принялась протирать глубокую ссадину на его локте. Иешуа шикнул, дернулся — защипало. 

— Еще... еще они говорили, что папа слишком старый. И взял тебя из жалости, когда ты уже понесла... только что и куда, я не понял.

— Порождения Лиллит! — понижать голос она уже не стала.

Домыв локоть, мать отложила тряпицу и зачерпнула рукой из другой глиняной чашки немного густой желтоватой мази.

— И не слушай клеветников — им лишь бы злословить. И не отвечай на подколки этих дураков Каифовых, рано или поздно им надоест, и они отстанут. Понял меня?

Иешуа смотрел в пол.

— Понял.

Она взяла его за плечи и сказала, глядя в глаза:

— Запомни, сынок, ты — особенный. Когда-нибудь, все это поймут.

Она встала, забрав с собой чашку, направилась к двери.

— Мам!

— Что?

— Еще они говорили... ну врали, что я сын какого-то Пантеры. Кто такой Пантера?

***

Иешуа проснулся от толчка в бок.

— Вставай! — голос принадлежал его брату Иакову.

— Что? Зачем? 

Спросонок мир как в тумане. Они ведь только что легли! Вернулись затемно, и Иешуа сразу завалился на матрас. Мгновение назад.

— Светает, — нужны пара мгновений, чтобы осознать смысл.

Иешуа обреченно застонал.

В маленькой глиняной хижине одна комната, на полу соломенные матрасы на шесть человек. Братья уже встали: натягивали одежду, проверяли инструменты в сумках. 

Все братья Иешуа старшие, от первого брака Иосифа, взрослые мужчины. 

Солнце поднимается над горизонтом прямо за стенами Сепфориса, от этого строящаяся столица тетрархии выглядит золотым городом.

Для них он и есть золотой

Когда Иосиф умер, он оставил семье лишь долги и своё ремесло. В маленьком поселке строителям нет работы, и братья уехали из Назарета в Сепфорис — строящуюся столицу тетрархии. 

Здесь они строили дом для священника. Роскошный дом. 

Иешуа вспомнил, как несколько лет назад к ним в деревню пришел странствующий проповедник. Он рассказывал удивительные вещи про пророка Илию и царя Давида, про пленение божьего народа, про Исход и расцвет Царства.

Иешуа тогда заявил матери, что обязательно станет пророком и выведет их семью и всех соседей из бедности в Землю Обетованную. Мать погладила его по голове и сказала, что он станет строителем, как и его отец.

Иоазар. Иудейский священник. Он носил тунику по римскому образцу и брил подбородок. В его доме братья проработали два года, от рассвета до заката, шесть дней в неделю, каждый вечер возвращаясь на свои соломенные матрасы. 

Принимая работу, он кинул кошелек с монетами им под ноги, в пыль.

Заплаченных денег едва хватало, чтобы прожить до следующего заказа. При том что десятую часть нужно было отдать в храм. 

Иешуа тихо ругнулся на Иоазара и подлых римлян, которым тот служил.

— Не говори такого вслух, если не хочешь оказаться на кресте, — предостерег его услышавший ругательство Иаков.

— На кресте?

— Так римляне казнят бунтовщиков. Убийца по суду иудеев мгновенно умирает под градом камней. Сказавший слово против Рима умирает подвешенным на кресте несколько часов. Пытка без необходимости платить палачу. Экономия. Только Империя могла такое придумать.

— Я не хочу работать на этих людей, Иаков.

***

Август — прекрасное время в Галилее. Стихает зной, ...

В Галилее его принимают несравненно лучше, чем в родных краях.

На холмах близ озера Кинерет собралось несколько десятков человек. Это хорошо, значит Иешуа и его ученики сегодня будут накормлены, наверняка среди слушателей найдется и тот, кто даст им кров. Верный Иуда рядом, держит ящик для подношений. 

Иешуа смотрел на собравшихся. Какую проповедь им рассказать? Что они хотят услышать?

Люди, одетые в рубище. Обнищавшие, обираемые. Он видел немало таких за годы жизни и странствий. Десятки глаз смотрели с надеждой.

В тот день слова родились сами собой.

— Блаженны нищие! ибо ваше Царство Божие. 

— Блаженны алчущие ныне! ибо насытитесь. 

— Блаженны плачущие ныне! ибо посмеетесь.

Иешуа замечает одинокую молодую женщину с грудным младенцем в руках. Видится ему и призрачное: Иоазар стоит перед ним, поверх расшитой туники сверкают золотые украшения, но он не кидает кошелек, а, напротив, забирает назад.

— Горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. 

— Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. 

— Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете. 

— Будут первые последними, и последние первыми.

Улыбка Иоазара застыла на бледном лице, на белой тунике растекается ярко красное пятно. Призрачное страшно.

...

— Кем ты считаешь меня, Симон, сын Ионин? 

Сытые и довольные они сидят...

— Тем же, кем считают тебя люди, учитель. Помазанником Божиим.

Здесь находится вершина пути. Мальчишка-изгой стал избранным всего Божьего народа. Тем, о ком говорится в писаниях, человеком выше знати, выше священников.

Вершина пути, но его конец.

Мать стоит перед ним...

— Сын, в который раз прошу тебя, прекрати свои проповеди. Ты смущаешь народ, Рим этого не оставит, тебя казнят. 

...Она была против, когда он ушел паломничать...

— Не борись с римлянами.

— Как не боролась ты, когда римский солдат вошел в твой дом?

Звук пощечины звонкий, а боль от неё сильнее римских кнутов, которые будут бить позднее.

— Вот отныне мать моя и братья мои, — Иешуа показывает рукой на своих учеников. Двенадцать, которые слушают его, которые верят в него, благодаря которым он стал мессией.

На его лице, и на лице его матери слезы. 

***

Помазанник. Мессия. Спаситель народа не может быть им покинут, несмотря на волю коррумпированных священников или иноземных наместников. Слухи о приказе арестовать его ложные. А если враги и дали такой приказ, народ не даст его казнить.

Сбежать сейчас из Гефсиманского сада — предать всё, к чему он шел все эти годы.

«Запомни, ты — особенный, сынок».

И он стал особенным.

... В те годы, плюс-минус, Рим казнил десяток странствующих проповедников. Некоторые из них водили за собой тысячи. Некоторые уходили в насильственное сопротивление, в партизаны и грабители. Но никто из них не... как неграмотный юноша Иешуа из маленькой деревушки Назарет.

Конец его пути — где он? На кресте близ стен древнего Иерусалима? Или концом является сам казнивший его город, но спустя сорок лет, охваченный новым восстанием, залитый кровью, город разрушенный и горящий (сбылось видение, Иоазар лежит заколотый повстанцем)? Или, быть может, конец ещё дальше, когда «последние», бедные и бесправные последователи новой странной секты станут в грозной Империи Первыми?

Израненная человеческая фигура висит на кресте. Рядом с мессией нет его верных учеников, они давно разбежались.

Рядом стоит лишь молодой римский солдат из легиона Пантер.

И маленькая скрюченная плачущая старушка.