Чекистская ирония судьбы
4 февраля 1940 года в здании Военной коллегии Верховного Суда СССР приведён в исполнение приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР об «исключительной мере наказания» — расстрелу, бывшему наркому НКВД, генеральному комиссару госбезопасности Николаю Ивановичу Ежову.
10 апреля 1939 года Ежова вызвали в ЦК к Маленкову. Разговор был недолгий. О чем — неизвестно. На выходе из кабинета Маленкова его ждали три чекиста. Капитан госбезопасности Шепилов предъявил ему ордер на арест, подписанный Берией. Его провели по зданию ЦК, посадили в ожидавшую машину. Есть и другие версии ареста.
Никита Хрущев в своих мемуарах рассказывал: «Ежова арестовали. Я случайно в это время находился в Москве. Сталин пригласил меня на ужин в Кремль, на свою квартиру. Я пошел. Там были Молотов и еще кто-то. Сели за стол. Сталин сказал, что решено арестовать Ежова, этого опасного человека. И это должны сделать как раз сейчас, он явно нервничал, что случалось со Сталиным редко. Прошло какое-то время. Зазвонил телефон. Ежова арестовали и сейчас начнут допрос».
Ежова привезли в Сухановскую тюрьму под Москвой, в которой содержались особо опасные враги режима. Здесь еще недавно Ежов сам пытал заключенных. Его привели в комнату, где из мебели были только стол и стул, а в стене несколько железных дверей. Это были боксы. Ежова заперли в один из них размером с небольшой шкаф. Когда его выпустили оттуда, приказали раздеться. Заставили снять все, включая нижнее белье.
На первом же допросе, который провел старший следователь следственной части НКВД СССР Сергиенко, бывший шеф Лубянки услышал:
— Вы арестованы как изменник партии и враг народа, как агент иностранных разведок. Предлагаем вам, не ожидая изобличения, приступить к показаниям о черной предательской работе против партии и Советской власти.
Ежов лучше, чем кто-либо, знает что его ждет. Ведь он сам отлаживал машину репрессий. И начинает сразу же сознаваться во всех обвинениях, которые ему предъявляют. Он признает, что поддерживал «рабочую оппозицию», потом стал на сторону троцкистов, затем начал сотрудничать с иностранными разведками — немецкой, польской, японской и другими. Ежов прекрасно знал, что если не подпишет — будут пытать, а потом все равно подпишет.
Ежова допрашивали несколько следователей. Особенно активным был Борис Родос, опытный «специалист». Начальник следственной части НКВД Кобулов даже как-то его предупредил: «Ты осторожней лупи его, видишь, он уже на ладан дышит».
Когда Ежов все же пробовал с чем-то не согласиться, следователи били бывшего наркома. При этом били с удовольствием. Ведь не каждый день попадает к ним на допрос такая фигура, как бывший грозный шеф Лубянки. Еще недавно этих чекистов бросало в дрожь, когда они только видели даже издали «железного наркома».
На суде Николай Иванович говорил: «По своей натуре я никогда не мог выносить над собой насилия. Поэтому писал всякую ерунду. Ко мне применяли самое сильнейшее избиение».
Дело № 510 по обвинению Ежова в контрреволюционной деятельности и шпионаже хранилось в архиве КГБ. Оно состоит из 12 томов. В них отражена судьба жестокого палача, человека, который символизировал страшное время, получившее название «ежовщины».
Конечно, имеются в 12 томах дела Ежова обвинения в незаконных арестах, но они занимают там скромное место. Судили Ежова не за то, в чем он действительно был виноват. В основном его обвиняли в том, что бывший нарком якобы возглавлял заговор в НКВД, был шпионом разведок Польши, Германии, Англии, Франции и Японии. Готовил государственный переворот.
С этой целью намеревался использовать террористов и собирался пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов, Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который по замыслу его вдохновителей должен был выразиться в террористических акциях против руководителей партии и государства во время демонстрации на Красной площади в Москве.
Внедрив заговорщиков в аппарат Наркомата иностранных дел и в посольства за границей, Ежов и его сообщники стремились обострить отношения СССР с окружающими странами в надежде вызвать военный конфликт. Среди обвинений было и много оригинальных. Например, Ежов якобы умышленно размещал лагеря с заключенными вблизи границ, чтобы подкрепить интервенцию Японии восстанием узников ГУЛАГа.
Первым следователем по делу Ежова был Сергиенко. Его сменил Родос, затем следствие поручили вести старшему лейтенанту госбезопасности А. Эсаулову. Он вел себя пристойнее Родоса. Не только не бил, но даже не кричал на Ежова. К тому же бывший хозяин Лубянки уже признал все обвинения.
Ежова обнадежил спокойный тон допросов, которые вел Эсаулов. Ранее под нажимом обоих следователей он признавал все, что от него требовали.
1 февраля 1940 года старший лейтенант госбезопасности Эсаулов подписал протокол об окончании следствия. Первый следователь по делу Ежова Сергиенко теперь был заместителем начальника Следственной части НКВД СССР. Именно он своей подписью утвердил обвинительное заключение по делу Ежова.
Эсаулов стал зачитывать текст этого заключения бывшему наркому. Ежову были предъявлены такие основные обвинения:
1. Являлся руководителем антисоветской заговорщической организации в войсках и органах НКВД.
2. Изменил Родине. Был шпионом польской, германской, японской и английской разведок.
3. Стремился к захвату власти в СССР, готовил вооруженное восстание и террористические акты против руководителей партии и правительства.
4. Занимался подрывной, вредительской работой в советском и партийном аппарате.
5. Организовал убийство целого ряда неугодных ему лиц, могущих разоблачить его предательскую работу, и имел половые отношения с мужчинами (мужеложство).
На следующий день в Сухановскую тюрьму приехал Берия. Он уже докладывал Сталину, что следствие закончено и дело Ежова передается в суд.
На следующий день 2 февраля 1940 года дело Ежова рассмотрела Военная коллегия Верховного суда СССР в составе председателя В. Ульриха и членов суда Ф. Клипина и А. Суслина. Ни прокурора, ни адвоката, ни публики в зале не было. Только конвойные и секретарь суда. Еще недавно Ульриху передавал распоряжения Сталина или давал свои личные указания Ежов, кого и как осудить.
Сейчас он получил указания насчет самого Ежова. На суде Николай Иванович заявил: «В тех преступлениях, которые в обвинительном заключении, я признать себя виновным не могу. От данных на предварительном следствии показаний я отказываюсь. Они мной вымышлены и не соответствуют действительности. На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, что я не террорист, но мне не верили и применяли ко мне избиения.
Никакого заговора против партии и правительства я не организовывал, а наоборот, все зависящее я принимал к раскрытию заговора. Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я их мало почистил. Кругом меня были враги народа, мои враги. А я их не разглядел».
Ежов особенно остановился на своем первом заместителе Фриновском, которому очень доверял и считал даже своим другом.
Суд совещался недолго. Ульрих зачитал приговор — расстрел с конфискацией всего ему лично принадлежащего имущества.
Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года приводится в исполнение немедленно.
В деле № 510 по обвинению Ежова имеется справка, подписанная начальником 12-го отделения 1-го спецотдела НКВД СССР лейтенантом госбезопасности Кривицким: «Приговор о расстреле Ежова Николая Ивановича приведен в исполнение в Москве 4 февраля 1940 года. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в архиве 1-го спецотдела НКВД СССР.
Советские люди не могли поверить, что Ежов вот так просто исчез. Появилось множество мифов. Говорили, что он сумел убежать и живет в Германии, стал советником у Гитлера. Что он сидит в Сухановской тюрьме в одиночной камере и его не выводят даже на прогулки, что он заведует баней на Колыме, и еще много чего говорили в том же духе.