Часть 2
Полицейские буквально набросились на Элизабет, а Фритцль затеял с ними драку, за что его арестовали и увезли в полицейский участок. Элизабет устроили настоящий допрос - в основном спрашивали, как она могла поступить так со своими детьми. Элизабет не хотела говорить, и придерживалась версии о секте, где у нее не хватало времени на заботу о детях. Через два часа настойчивых убеждений, что она в безопасности, Элизабет рассказала полицейским свою историю.
«Она поверила нам. Было уже достаточно поздно, где-то около полуночи, когда она призналась, что не бросала своих детей, а была заперта 24 года. А потом, без перерыва, еще два часа она рассказывала обо всех 24 годах, что она провела в подвале». (офицер Ленце)
На следующий день полицейские привели Фритцля домой и заставили его показать подвал. Сами они не смогли его найти - надо было пройти пять подвальных комнат, и там за стеллажами была замаскированная дверь в бункер. Старший инспектор Ец был первым, кто увидел бледных мальчиков Фритцлей.
«Они оба были в ужасе и были страшно бледны. Мальчиков вывели наверх, и они впали в оцепенение, увидев свет, которого всегда были лишены. Настоящий мир был им совершенно чужд». (офицер Ец)
Освобожденные мальчики сносно говорили по-немецки. Старший Стефан ходил ссутулившись, потому что низкий потолок подвала не давал ему выпрямиться во весь рост (рост мальчика был 1,72). Феликс предпочитал ползать на четвереньках, хотя мог неуклюже ходить как обезьянка. Между собой мальчики общались на своем языке, полурычанием-полумычанием. Не смотря на то, что мальчики казались дикими, Элизабет хорошо их воспитала.
«Мы были очень удивлены тем, как хорошо они были воспитаны и образованы. Мы поняли, что их мать сделала все, что в ее силах, чтобы дать детям образование исходя из своих ограниченных возможностей. Кроме того, только она сама могла заботиться о детях, когда они заболевали. Когда мы поехали в больницу, дети были восхищены скоростью и очень взбудоражены. Они никогда ничего подобного не испытывали – машины они видели только по телевизору в подвале. Маленький Феликс был вне себя от удовольствия. Он радостно визжал, когда нас обгоняли. Они с братом постоянно напрягались при виде встречных машин. Они думали, что вот-вот должна случиться авария». (офицер Ец)
Дети не могли правильно оценивать расстояния, потому что никогда не были на открытом пространстве. В больнице оба мальчика прошли тщательное обследование. Они были болезненно бледными и страдали от авитаминоза. Как мать и сестра, они почти потеряли все зубы. Все пленники были очень худыми, был нанесен огромный вред их иммунной системе. Они не могли воспринимать солнечный свет, он причинял им боль: им проходилось первое время носить солнцезащитные очки и пользоваться кремом от ожогов.
О страшных днях семьи под землей известно немного, потому что полиция отказалась разглашать эти подробности, сохраняя право детей и Элизабет на приватность. Все пленники были направлены на лечение в психиатрическую клинику, с ними же была помещена и мать Элизабет, Розмари. Розмари находилась на отдыхе, когда вскрылась эта страшная история. Дети-подкидыши тоже быль обследованы, в целом они были здоровы, но двое страдали сердечной недостаточностью. Каждый из детей подвергся индивидуальной терапии.
«Как вы встретите своего брата, о существовании которого только что еще не подозревали и который, как стало известно, всю свою жизнь до этого момента жил в темном подвале, всего двумя этажами ниже вашей спальни, запертый там вашим дедушкой? А дедушка – выясняете вы – еще и ваш отец. И как вы встретите свою мать, о которой всегда слышали лишь то, что она угодила в лапы каких-то сатанистов и бросила своих детей, совсем маленьких, но на самом деле – узнаете вы – 24 года прозябала в том же самом подвале?» (психолог)
Пока жертвы чудовищного преступления получали помощь и восстанавливались, Фритцль находился в камере под круглосуточным надзором - никто не хотел, чтобы преступник покончил с собой. Фритцль в заключении постоянно следил за новостями и репортажами о себе. Он пытался жаловаться властям на прессу, которая, по его мнению, "выставляла его в дурном свете". Его адвокат, Рудольф Мейер, заявил, что его клиент считает себя оскорбленным. Фритцль протестовал против того, что его показывали монстром, он говорил, что если бы он был монстром - он бы убил всех, а так - наоборот, заботился о своей второй семье. Он так же приписывал себе в заслугу спасение жизни Керстин, мол, если бы он милостиво не отпустил ее и не привез в больницу, она бы умерла.
В тюрьме Фритцль вел себя относительно тихо и скромно - не удивительно, если учесть, что сокамерники грозили убить его, кричали оскорбления и ночами не давали ему уснуть. Защита пыталась выставить Фритцля душевнобольным, чтобы смягчить ему наказание. Тюремные врачи даже поставили ему диагноз "шизофрения". Эксперты-психиатры разошлись во мнениях. Одни считали Фритцля неспособным просто-напросто отличить добро ото зла, считали, что на все преступления его сподвиг нарциссизм и врожденное желание доминировать. Другие признавали Фритцля холодным и расчетливым преступником, который просчитывал все свои ходы на 2-3 шага вперед.
Пока шли разбирательства, Фритцль находился в тюрьме, в отличных условиях, если сравнивать с подвалом, где он держал свою дочь 24 года. Его камера была 3 на 4 метра, с 3-х метровым потолком, в камере было большое окно, у него был телевизор, лампа, комнатное растение, собственный санузел, куча журналов, которые он мог заказывать. Тюремное питание обеспечивало ему плотные завтрак, обед и ужин, причем Фритцль питался в своей собственной камере, отдельно от других заключенных. Но Фритцль жаловался - на скуку и изолированность. Он умолял руководству тюрьмы разрешить его жене Розмари навестить его. Хотя руководство не запрещало ей - она сама не изъявляла желание видеть этого монстра. За все время заключения у Фритцля был только один посетитель - друг семьи, который пожелал остаться анонимным.
Элизабет Фритцль восстанавливать очень хорошо, на удивление врачей. У нее оказался очень сильный, волевой характер, и она же помогала адаптироваться другим детям. У ее матери Розмари дела шли намного хуже, на нее обрушилось еще и общественное порицание: люди отказывались верить, что она не была сообщником своего мужа и ничего не знала о томящейся в подвале дочери. Керстин полтора месяца провела в искусственной коме, но доктора давали оптимистичные прогнозы.
Огромной проблемой стали журналисты и папарацци. Они осаждали клинику, где лечились Фритцли, жажда сделать сенсационный кадр. Они тайком проникали в лечебницу, устраивали засады на деревьях, рыли ямы и прятались в них со своими камерами, накрывались камуфляжными накидками, и персоналу пришлось привлечь к охране полицию и частную охранную организацию.
Под воротами клиники разбили целый палаточный лагерь. Цена за один снимок Элизабет Фритцль достигла почти миллиона долларов. Все сходили с ума от алчности и спекулировали на этой истории. Каждый день в газетах печатались очередные надуманные сенсации. Но публичность приносила и некоторые плоды - например, пожертвования. Люди присылали деньги на лечение, подарки детям, цветы и открытки.