Часть 2

Длинные узловатые пальцы грациозно скользят по клавишам. Мелодия трагично разбивается о стены почти пустой квартиры. Свет, проникающий сквозь незадернутую штору, нисколько не раздражает. Лишь сильнее нагнетает, напоминая о том, что сегодня новый день, который нужно прожить так же глупо улыбаясь. Будто этим оскалом пытаешься уверить самого себя, что все в порядке. Что внутри нет бушующего шторма, разрушающего все выстроенные стены. 

Юнги прикрывает глаза, не переставая бегать пальцами по черно-белым клавишам. Только они служат ему спасением. Комната пустует. На полу у окна лежит матрац, сверху усыпанный нотами, уже давно покрытыми пылью. И сколько Мин уже не спал? 

Ощущение того, что собственный кошмар вот-вот догонит и постучит в дверь не позволяет расслабиться ни на мгновение. Мелодия становится все тоскливее, полностью соответствуя внутреннему состоянию. Юнги грузно выдыхает и застывает, впериваясь взглядом в собственные руки, вдоль и поперек покрытые шрамами. 

Запястья, которые до сих пор тянет эфемерной болью, выглядят все так же жутко. Потому Юнги снова натягивает рукава длинной толстовки пониже.

Телефон громко звенит, оповещая о новом сообщении и нарушая тишину, так полюбившуюся Мину. 

Джин:

Привет. Сможешь сегодня ночью подменить меня? 

Юнги:

А у меня типо был выбор?)

Юнги босыми ногами ступает на ледяной пол, не чувствуя резкого перепада температуры. 

Джин: 

Конечно нет. С меня причитается) 

Джин никогда Юнги не раздражал. Глуповатый и наивный юноша, ничего не понимающий в жизни. Бегающий от свидания к свиданию в поисках любви своей жизни. Он когда-то тоже таким был. 

Романтик, не осознающий, что твоя главная любовь - это ты сам. 

Юнги вот тоже не понимал. Когда влип в дерьмо, из которого спастись получилось лишь только побегом глубокой ночью и полным уничтожением той личности. Старого Юнги. Глупого, чрезмерно мечтательного и влюбленного. 

Сейчас эти воспоминания вызывают лишь тошноту и животный страх, от которого скручивает внутренние органы. До Гвансон появился в его жизни, как партнер отца по какому-то там бизнесу. А после шаг за шагом подобрался к сердцу Юнги и запер его в клетку, сажая возле себя на цепь, как собачонку. 

Нежный мальчишка, приученный лишь к ласке и родительскому теплу был убежден, что обжигающая пощечина от любимого мужчины была заслуженной. А после почему-то думал, что чувствовать как пальцы сжимаются на шее - тоже правильно. И так снова… И снова. И снова. Запястья, закрепленные на холодных трубах кабельными стяжками. Подвал, в котором был лишь его голос. Переломанные пальцы, которые просто создавали музыку. 

Раздражал зверя… Выводил из себя, заставляя терзать хрупкую душу, вынуждая доставлять боль. Так Юнги думал, когда ночью сбегал из собственного ада в поисках спасения, но оказался выброшен за порог родительского дома. 

– Как ты посмел сюда явиться, щенок? 

Голос отца звучал подобно медвежьему рыку, заставляя Юнги шаг за шагом отступать, будто он снова вернулся в подвал. 

– Думаешь после того, как ты ушел из семьи ради мужчины, я позволю тебе хотя бы ступить на порог нашего дома? 

И снова крик… От которого колени не произвольно подкашиваются. 

– Мерзкий педик. 

Дверь с грохотом захлопнулась прямо перед самым носом. Отец даже не захотел выслушать. Не посмотрел на свежие шрамы и ссадины. Не заметил слез, скатывающихся по щекам. 

Проигнорировал. Прогнал. 

Сейчас Юнги вспоминает эти мгновение с тоской. Родителей не выбирают. Сердцу тоже не прикажешь. Теперь есть лишь одиночество, с которым Мин живет рука об руку. 

Но страх о том, что До снова найдет его заставляет постоянно оглядываться и прислушиваться к каждому шороху. Он ищет… Юнги в этом точно уверен. Гвансон ни за что не смириться с тем, что главная птичка упорхнула из его золотой клетки.