Бунт.

Бунт.

Lurkopub Alive
Бессмысленный и беспощадный. Известное выражение, к счастью, неприменимое в данном случае. Этот бунт отнюдь не был ни бессмысленным, ни беспощадным. Люди просто очень долго терпели… И в один момент терпение лопнуло.

Недовольство правительством копилось довольно долго. Наш народ вообще имеет много вредных привычек, пожалуй, самая вредная – терпеть до последнего. Терпеть, жить в страхе, ненависти, бедности. Терпеть тонны выливаемых на него помоев, терпеть скотское отношение, терпеть наглую ложь. Вот только… «терпеть до последнего» не значит «терпеть вечно». У всего есть свой предел.

***

— Внучок, слыхал, мракобесие какое творится? Что значит отмена пенсий в угоду накоплениям? А деньги-то откуда брать? Когда эти накопления делать? А нонешним пенсионерам что делать?! С голоду помирать? Нельзя же так…
— Ты не волнуйся так, дед. Ошиблись они, наверное, перепутали чего. Скоро исправят, думаю. Ты таблетку выпей.
— Ага-ага, а ты куда собрался-то? Лом тебе зачем?
— Да, так. Передвинуть кой-чего придется, рычаг нужен.

***

Субботнее утро. Город сомкнул в объятиях тяжелый, вязкий туман.Он, казалось, превратился в одно большое, плывущее над землей свинцовое облако. По улицам спокойно, как-то даже размеренно шли небольшие компании молодежи. Редкие прохожие оглядывались на них, кто с подозрением, кто с недоумением, а самые сообразительные – с удовлетворением. Некоторые даже вливались в эти компании, где их принимали как давних знакомых. Это движение действительно привлекало внимание, потому что во-первых: все, и группы, и одиночки двигались в одном направлении – к центру города, к городской администрации. Во-вторых: молодежь была поголовно вооружена – в руках были трубы, биты, стальные ломы, пруты арматуры, а у многих из карманов курток и толстовок торчали бутылки, с вставленными в горлышко тряпицами. Чем ближе к центру – тем больше становились группы, сливаясь и перемешиваясь между собой. По улице Ленина, как водится в подобных городах, одной из самых больших, уже шла одна огромная толпа, заполнившая собой главную магистраль города. Дорожные знаки оперативно снимались со столбов, чтобы стать импровизированными щитами первой линии бунтовщиков.
Это были не футбольные фанаты, не гопота, решившая устроить между собой разборки, а именно бунтовщики. На подходе к площади перед зданием администрации их уже ждал ОМОН, в полной экипировке, со щитами и дубинками. Вот только их было мало, слишком мало. Бунт просто был спонтанным, неподготовленным, поэтому знать о нем заранее никто не мог, в связи с чем правительство экстренно стягивало к центру города всех силовиков, до каких могло дотянуться. Но времени для наращивания сколько-нибудь серьезных сил катастрофически не хватало, а уставшие люди не собирались ждать.

***

Когда расстояние между линиями щитов – серых прямоугольных щитов блюстителей порядка и круглых, оперативно разрисованных краской из баллончиков, бунтарей, сократилось до десяти-пятнадцати метров, в омоновцев полетели пивные бутылки с бензином и краской, сигнальные фаеры и вывернутые из мостовых камни. После трехминутного обстрела, толпа с радостным, нечленораздельным воем ринулась в атаку на и так шатающийся строй полицейских. В том вое сплелись и яростные выкрики, и призывы к справедливости, и песни самого разного содержания. Каждый шел в этот бой со своей болью, со своим личным недовольством, со своей личной яростью. Но в тот самый момент, когда с громким металлическим скрежетом столкнулись щиты, каждый в толпе был един с остальными, испытывал одни на всех эмоции, одну на всех жажду крови тех, кто паразитировал на теле общества, набивал карманы, портил жизнь своему народу, хотя по идее должен был приносить ему пользу.
В большинстве случаев, во время подобных беспорядков все превращается в одну большую свалку, в которой полицейские за счет дисциплины и выучки имеют ощутимое преимущество. Но в то утро все было по-другому… Мятежники проявили удивительную дисциплинированность и организованность и держали строй, давя служителей закона числом и первобытной яростью. Вот шеренга омоновцев дрогнула и в один момент развалилась на группки, спешно отступающие в переулки. Там было проще обороняться. Камни летели в витрины дорогих магазинов, над центром города стоял жуткий грохот, крики и звон бьющегося стекла. А толпа уже добралась до дверей главного здания города. Из-за дверей часто-часто застучали автоматы, первых добравшихся до дверного проема буквально выкосило, уронив на асфальт не меньше дюжины тел, еще несколько отделались ранениями.
— Эй, народ, у кого есть что-нибудь, чтобы их выкурить оттуда?
За массивные резные двери отправилось несколько дымовых шашек, а следом за ними по окнам администрации вразнобой ударили ружья. В лишившиеся большинства стекол окна тут же полетели бутылки с бензином и краской. Резиденция губернатора – памятник архитектуры, пылала, пытавшихся спастись из огня либо заталкивали обратно, либо наоборот вытаскивали, но лишь за тем, чтобы лично хорошенько обработать ногами в поношенных сапогах и кроссовках.

Администрация горела. Над зданием торгового центра реял белый флаг, с криво намалеванным на нем красным «Пацификом». Все стены, до которых могли дотянуться мятежники, были разрисованы граффити и расписаны надписями: «мы недовольны», «нахуй ваше общество», «выключите гимн», «пулю буржую» и «мы хотим ЖИТЬ». В окрестностях не осталось ни одной целой витрины, воровали, кстати, исключительно по мелочи, на память. А вот целенаправленно испорчено дорогих товаров в попадавшихся по дороге магазинах было очень много.

Бунт был окончен. Силовики так и не смогли разогнать толпу, потому что толпа разошлась сама, побросав на землю биты и трубы, демонстративно воткнув в землю арматуру и повесив на нее разбитые омоновские каски.

***

— Вот так мы осенью и развлекались, дружище.
— Сильно! А как это началось вообще?
— Да мы перед этим бухали страшно, обсуждали всю эту фигню с пенсиями, а потом решили посоревноваться, кто дальше кинет пустую бутылку из-под портвейна. Для большего интереса налили в каждую бензина. В головах синхронно начинала зарождаться какая-то смутная мысль, которая нравилась нам всё больше и больше. Ну мы накатили еще, а на утро, как глаза продрали, туда и пошли.
— Слушай, а стоило оно того?
— Эти уроды нас услышали. И они испугались, слышал, какие зимой чистки среди бюрократов были? Треть погнали в шею, треть посадили. То-то же!
— Одних посадили – другие придут, думаешь, что-то изменится?
— Не знаю, но у меня в гараже до сих пор дедовский «Ижак» и десяток патронов к нему лежат. И на этот раз они так просто не отделаются.
— Я не прочь присоединиться, зови с собой.
И два человека: высокий и широкоплечий парень в аккуратной белой рубашке и при галстуке, и не менее высокий, худощавый панк, с пробивающейся юношеской смешной бородкой, в армейских ботинках, драных джинсах и растянутой футболке с говорящей надписью “Иди с миром, но нахуй”, не спеша двинулись в сторону бара. #копипаста [club129734310|Feel.Inc] #луркопаб #lm

Report Page