Булгаков
Типаж
Сегодня мы с вами замахнёмся на такую жизнь, которую не то что пережить, но и выслушать тяжело. А именно - жизнь Михаила Афанасьевича Булгакова. Она была полна трудностей, непонимания, любви, роковых ошибок, гнёта властей, войн, отчаяния, славы и даже мистики.
Булгаков - врач, писатель, драматург, наркоман и режиссёр. Может возникнуть вопрос, как столь разные и не имеющие отношения друг к другу роды деятельности уместились в одном человеке? Это мы и попытаемся разузнать.
Его перу принадлежат известные произведения, такие как : “Дьяволиада”, “Собачье сердце”, “Белая гвардия” “Иван Васильевич” и многое другое. Которые, со временем, стали экранизироваться не только на территории бывшего СССР, но и по всему миру.
Не дожив до пятидесяти лет, Булгаков спустя ещё четверть века вернулся к нам своими книгами.
Каково это, когда мировое признание пришло лишь после смерти, а не во время написания их? Ведь его гениальный роман “Мастер и Маргарита” был опубликован только в 1966 году и принёс ему мировую известность.
Если вы даже далеки от мира литературы, и никогда не интересовались жизнью писателей, я вас уверяю, не ставьте крест на этом блоге. Ведь он полон многих событий и интересных историй, которых всегда можно прочесть с наслаждением. Что то мне подсказывает, что для всех знаком роман “Мастер и Маргарита”, так давайте узнаем и об авторе.
День 1
Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.
Приветствую вас, дорогие читатели. Еду я в поезде, после одного из инцидентов, который сильно огорчил меня. Я чувствую в себе талант, выпускал и до сих пор пишу интересные пьесы. Но такое чувство, что никак не могу достучаться до вас. По причине того, что меня власть считает некорректным и не публикует моё творчество, и даже запрещает мои произведения. Я же хочу быть услышанным.
В моей жизни было все: болезни, войны, революции, успех и поражения. А сейчас, я, отчаянно, жду признания – а оно, как бы это странно не звучало, придёт, по всей видимости, после смерти... Причиной является то, что на данный момент я пишу,наверное, своё главное произведение, а именно роман. Название точное не могу сейчас написать, но полагаю, он будет называться: “Мастер и Маргарита”.
Целью же моего блога, так сказать, является то, что человек сам себе писатель, и сам себе художник, творец. Если у него есть работа, для которой он учился много лет, и в какой-то момент он понимает, что это не его, что он больше не может отдавать ей столько лет своей жизни и думает забросить ли это дело и начать другое, которое ему по душе, которое он чувствует всем сердцем - то он незамедлительно должен принять данное решение в пользу сердца! Ведь мы живём один лишь раз! Это так мало …
День 2
Детские и юношеские годы прошли в Киеве. Здесь я родился 15 мая 1891 года. Мой отец, Афанасий Иванович, являлся умнейшим человеком в городе и по праву занимал своё рабочее место, а именно - был профессором городской духовной академии. Мама, Варвара Михайловна, была прекрасной женщиной во всех смыслах этого выражения. Она преподавала в гимназии. В семье нас (детей) было семеро. Хоть я и родился первым, после меня появились на свет ещё два сына и четыре дочери. Только взгляните на фото, целый оркестр)
Наша семья, Булгаковых, была хорошо известна в Киеве — огромная, разветвленная, насквозь интеллигентная семья. За окнами нашей квартиры постоянно слышались звуки рояля, голоса молодёжи, беготня, смех, споры и пение. Такие семьи были украшением провинциальной жизни.
Так как я был старшим сыном, на мои плечи возлагалась ответственность за остальных детей. По возможности помогал родителям управляться с хозяйством. Учился я в элитной Первой Киевской гимназии. До поры до времени всё складывалось хорошо, пока я не получил первый серьёзный удар судьбы...
День 3
14 марта 1907 года умер мой отец. Он был тяжело болен инфиритом и вскоре ослеп. За 5 дней до смерти, он уволился с работы и проводил всё это время с нами. Настали грустные времена. Хоть академия выхлопотала нашей семье пенсию, да и материальная основа жизни была достаточно прочной, стало так пусто на душе, отца уже не вернёшь... После ухода из жизни главы семьи, в 1907 году родной брат отца Пётр, служитель церкви в Токио, привёз к нам двоих сыновей с целью получения русского образования. Вскоре с нами стала жить ещё и дочь кузины отца Иларии, приехавшая в Киев для учебы. В итоге 38-летней матери приходилось справляться с десятью детьми. Она прививала нам стремление к знаниям, сплочённость, трудолюбие. Как же матери было тяжело... Я всеми силами помогал маме в этой нелёгкой ситуации. Атмосфера в семье была творческой – мы нередко устраивали домашние оркестры, ставили спектакли под моим руководством.
В 1909 году я окончил гимназию на отлично и стал студентом университета, выбрав будущей профессией медицину. Мой выбор оказался связан исключительно с меркантильным желанием – оба дяди были врачами и очень хорошо зарабатывали. Для мальчика, который вырос в многодетной семье, этот нюанс был основополагающим.
Ещё студентом я начал писать прозу — по-видимому, в основном связанную с медицинской тематикой. Помню, в 1912 я дописал рассказ о белой горячке и показал сестре. Учился в университете на отлично и думал, что на данный момент меня ничто и никто не смог бы отвлечь. Но в один из простых будних дней, я встретил её...
День 4
Мне в то время было 17 лет, а ей не полных 16, но.... какая она красивая, вы видите? Моя любимая Тася.
Татьяна Николаевна Лаппа (Тася) приехала из Саратова погостить к тёте в Киев. «Миша Булгаков, сын моей подруги, студент медицинского факультета. Он покажет тебе город», – сказала тётка ей. «Что вы, это опасно. А вдруг она в меня влюбится, и мне, как честному человеку, придется жениться», – пошутил я, но как оказалось, предугадал свою учесть). Совместный осмотр достопримечательностей быстро перерос в бурный роман. Мы были счастливы вместе. Но родители недолго умилялись моей первой любовью и забили тревогу. Родные всеми способами не хотели, чтобы мы были вместе. Но было поздно. Страсти кипели: в 1912 году я забросил учёбу и обещал застрелиться, если нам не дадут вместе жить… Но через год, вопреки желанию родных и здравому смыслу, мы поженились. Однако радостным моментам предшествовала первая трагедия в нашей жизни - аборт. Я не был готов становиться отцом, она же пошла у меня на поводу и избавилась от ребёнка...
Может возникнуть у вас вопрос: откуда же мы взяли средства на эту операцию? Деньги, присланные из Саратова на свадьбу, мы потратили на данную процедуру... Денежные трудности начались в день свадьбы. Она была более чем бедной – у моей невесты даже не было фаты, да и жили мы затем весьма скромно.
День 5
Отец Татьяны каждый месяц присылал по 50 рублей. Согласен, достойная сумма, но я не любил экономить, так сказать я был человеком порыва, и если мне вдруг захотелось поехать на такси на последние деньги, то я без раздумья решался на этот шаг.
Жили мы, молодожёны, весьма безалаберно, как и полагается студенческой семье. Сидели за книжками, ходили в кафе и театры, встречались с друзьями. Если были деньги – сразу их тратили, если их не было – несли в ломбард часы или серьги. Это были времена беспечальные, те времена, когда в садах самого прекрасного города нашей родины жило беспечальное, юное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом. А зимой не холодный, не жёсткий, крупный, ласковый снег. Но светлый, радостный мир Киев-Города, как оказалось, был обречён…
День 6
Первая мировая война наполнила Киев беженцами и ранеными: мы все чувствовали, что надвигаются грозные времена.
В 1916 году я, новоиспеченный обладатель диплома лекаря с отличием, уехал добровольцем на Юго-Западный фронт. Любимую мою жену я устраиваю рядом с собой - медсестрой.
В первый же день службы в госпитале на приём к молодому врачу поступила роженица в сопровождении мужа, который, размахивая заряженным пистолетом, угрожал мне: «Если она умрет, убью!». История, к счастью, закончилась благополучно.
Хирургические операции шли непрерывно… Я, как правило, стоял на ампутациях, а Тасе нередко приходилось держать ногу. Помню, как из-за жары и напряжения моей любимой несколько раз становилось дурно в операционной. Но, несмотря на всё это, она не показывала слабости и всегда была со мной до конца.
В сентябре 1916 года я получил назначение в деревню Никольское, в Сычевском уезде Смоленской губернии. За год службы в земской больнице принял более 15000 больных. Иногда количество моих пациентов доходило до 100 человек в день, я выполнял множество операций, и каждый день приходилось принимать решения, от которых зависела жизнь людей. Чего мне бояться? Ничего. Я таскал горох из ушей мальчишек и резал, резал, резал… Рука моя мужественно не дрожала.
День 7
Все это время Тася была рядом. Мы вместе переживали тоску провинциальной жизни, мучились неизвестностью, читали страшные новости в газетах: февральская революция, октябрьский переворот.
Наши места дислокации постоянно меняют. И вот, в одном из сёл, мне приносят мальчика с дифтеритом. Тот задыхается, счёт шёл буквально на секунды, я начал отсасывать через трубку дифтеритовые плёнки и случайно заразился... Мне стало плохо. Как же мне было плохо...
Я ввёл себе сыворотку, но через какое-то время у меня началась аллергическая реакция, зуд был так невыносим, что в кровь готов был разодрать кожу. И тогда обессиленный и усталый, я умолял свою любимую жену первый раз в жизни впрыснуть мне морфий.
Этот день я и Тася запомним навсегда, ведь это было роковой ошибкой.
Я не смог отказать себе в приёме этого "чудо-лекарства". Ведь казалось: Смерть от жажды райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия. Так заживо погребённый, вероятно, ловит последние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями. Так еретик на костре стонет и шевелится, когда первые языки пламени лижут его ноги… Тасе пришлось пройти через весь ужас жизни вместе со мной...
День 8
Через полгода я стал конченым наркоманом: Как говорила Тася - "такой ужасный, такой, знаете, какой-то жалкий". Бегал я за ней с револьвером, требуя наркотика. А через минуту вставал на колени и умолял о новой дозе…
Надо было что то предпринимать.
И тогда, в декабре 1917 года, мы с Тасей переезжаем впервые в Москву, к моему дяде - врачу Николаю Михайловичу Покровскому. Наша поездка была вызвана желанием освободиться от военной службы и от личного недуга, довольно точно воспроизведённого в одном из моих рассказов упомянутого цикла - "Морфий". Хочу отметить, я не убегал от работы по причине боязни или усталости. Я всегда отдавался работе и не жалел себя. И по отзывам начальства, зарекомендовал себя энергичным и неутомимым работником.
"Ты не отдашь меня в больницу?" – жалобно спрашивал я любимую. А потом гнал её в аптеку за новой дозой! Тася видела, что я гибну, и сделала всё возможное, чтобы мы вернулись в Киев: она верила, что энергия родного города и помощь врачей поможет мне справиться с болезнью. И чудо свершилось – пришло избавление, правда в этом была замешана, своего рода, мистика.
День 9
В 1918 году вернулись в Киев. Там я продолжаю принимать морфий.
Тася пытается помочь мне побороть пагубное пристрастие и частенько вместо морфия вводит безвредный препарат, так ей порекомендовал поступать мой отчим — врач И. П. Воскресенский. По его словам, нужно было вводить дистиллированную воду взамен морфия, обмануть рефлекс. Он по секрету станет носить Тасе запаянные ампулы с водой. Я то думал, почему у меня всё чаще возникали тяжёлые ломки, сопровождающиеся потерей сознания и бредом.
В один из таких моментов, когда я уже не в состоянии был справляться с подобным пристрастием, ко мне явился Гоголь. Николай Васильевич заглянул ко мне в редкий момент просветлённого сознания — когда я мучился от ломки. В спальню решительным шагом зашёл низенький, остроносый человек с маленькими, безумными глазами. Склонившись над постелью больного, он сердито погрозил мне пальцем.
Уверяю вас, что загадочная встреча помогла мне на долгие годы избавиться от пагубной зависимости.
Кстати, эта была не последняя встреча с Гоголем, о следующей я вам расскажу позже.
День 10
Было ещё одно событие, которое и по сей день не даёт мне покоя и мучает мою совесть. Этот день не выходит из моей головы, как будто это было вчера.
Тася сообщает мне о второй беременности, я же отвечаю, что сам проведу операцию... Я врач и знаю, какие дети бывают у морфинистов. Правда таких операций мне делать ещё не приходилось. Прежде чем натянуть перчатки, долго листал медицинский справочник. Операция длилась долго и даже Тася поняла, что что-то пошло не так. "Детей теперь у меня никогда не будет " - сказала она мне... Когда всё было закончено, я сделал себе укол, молча лёг на диван и уснул.
Стоило ли мне этого делать? Может родился бы здоровый ребёнок? Эти вопросы мучают меня больше всего.
В 1919 году, во времена гражданской войны, я был мобилизирован как военный врач. Сначала в армию украинской народной республики, затем в Красную Армию, потом в вооруженные силы юга России, следом перешёл в красный крест... Меня постоянно перекидывают с места на место. В это время я уже мечтаю сбежать за границу, где уже побывали мои два брата. Как мне всё это надоело! Эти красные... белые... ВОЙНА и этот чёртов тиф. Это был мой бег. Бег из этой реальности в мою собственную, которая позже станет пьесой.
Всякая власть является насилием над людьми и настанет время, когда не будет властей. Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
День 11
Вместе со своим любимым городом я пережил смутное время гражданской войны. Надеясь на спокойную, обычную жизнь - открыл частную практику, начал писать, но лихорадка истории захватила меня в свое роковое колесо.
Я с детства ненавидел Фенимора Купера, Шерлока Холмса, тигров и ружейные выстрелы, Наполеона, войны и всякого рода молодецкие подвиги матроса Кошки. У меня нет к этому склонности. У меня склонность к бактериологии. А между тем… Погасла зелёная лампа. «Химиотерапия спириллезных заболеваний» валяется на полу. Стреляют в переулке. Меня мобилизовала пятая по счету власть.
Вместе с деникинцами я добрался до Владикавказа. Как только Тася узнала, где её муж, она тут же бросилась ко мне. Через всю страну, охваченную гражданской войной, каждую минуту рискуя жизнью, она приехала на Кавказ, чтобы снова спасти мужа. Меня свалил тиф, и только помощь жены вернула меня с того света. Денег не было, и Тася по кусочкам несла на рынок золотую цепочку, а потом ей пришлось продать и обручальные кольца…
День 12
Белые ушли, и я оказался в совершенно новом и чужом для себя мире – мире большевиков. Я навсегда отказался от медицины и начал зарабатывать на жизнь литературным трудом. Не секрет, что мне пришлось многое скрывать: и «мелкобуржуазное» происхождение, и врачебный диплом, и сотрудничество с белогвардейскими газетами.
Во владикавказском театре шли мои пьесы, газеты печатали заметки и репортажи. Я стремлюсь в Москву, туда, где зарождалась советская литература.
В 1921 году начался новый период жизни - московский. Приехали без денег, но с большими надеждами. Мы с женой поселились на улице Садовой, 10, в «нехорошей» квартире № 50. Работал некоторое время в московском Лито (Литературный отдел Главполитпросвета Народного комиссариата просвещения) на должности секретаря, которым руководит сама Надежда Крупская - жена самого Владимира Ильича Ленина. После расформирования отдела я начал сотрудничать как фельетонист со столичными газетами: "Гудок", "Рабочий" и журналами "Для всей семьи", "Медицинский работник" и "Советская Россия" под псевдонимом Михаил Бул или М. Б.
Пишу и публикую в 1922-1923 годах "Записки на манжетах", участвую в литературных кружках "Зелёная лампа" и "Никитинские субботники".
День 13
1 февраля 1922 года - день ужасной трагедии. Смерть матери от тифа, которая в то время была в Киеве. Я не мог приехать на похороны из Москвы по причине отсутствия средств. Я лишь написал письмо и отправил в Киев. Там я обращаюсь к матери и напоминаю кем она была для нас, для детей. Также обращаюсь к братьям, потому что хочу сохранить нашу дружбу во имя памяти матери.
Последующие месяцы были самыми тяжёлыми. Идёт самый чёрный период в моей жизни, мы с женой голодаем... Всё было по другому, жизнь теперь будет не такой, как всегда.
День 14
В 1923 году я наконец-таки вступил во всероссийский союз писателей. Постепенно моё имя становится известным, у меня появляется новый круг знакомств, новые занятия, новые впечатления. Тася, к сожалению, не вписывалась в эту новую жизнь. Она по-прежнему боролась с бытом, пыталась открыть шляпную мастерскую, тихо и покорно переживая мои романы. «Не волнуйся. Я тебя никогда не брошу», – успокаивал я её. Однако случилось совсем по-другому…
Она стала прототипом Анны Кирилловны в рассказе "Морфий". Она всегда была рядом, выхаживала, поддерживала, помогала. Стоит отметить, что мы прожили вместе 11 лет, пока Судьба не свела меня с Любовью… с Любовью Евгеньевной Белозёрской.
Мы познакомились в январе 1924 года на вечере, устроенном редакцией "Накануне" в честь писателя Алексея Толстого. Я уже почувствовал, что это такое – быть писателем и искал свою музу, способную вдохновить и направить мой творческий порыв в нужное русло, способную трезво оценить рукопись, дать совет. К сожалению, Татьяна не обладала подобным талантом (как, впрочем, и никаким другим, имеющим отношение к литературе). Она была просто хорошим человеком, но этого мне уже было недостаточно...
Любовь Евгеньевна Белозерская же, напротив, уже давно вращалась в литературных кругах – её тогдашний муж выпускал в Париже собственную газету "Свободные мысли", а когда они переехали в Берлин, то вместе занялись выпуском просоветской газеты "Накануне", где периодически печатались мои очерки и фельетоны.
День 15
К моменту нашего личного знакомства Любовь уже находилась в разводе со своим вторым мужем, но продолжала активно участвовать в литературной жизни Киева, куда они переехали с мужем после Берлина. При встрече со мной, она настолько поразила меня, что я решился на развод с Татьяной.
В 1924 году, я официально развелся с женой. Знаете, мне просто было удобно говорить, что я холост. А её уверял, что тут не чему беспокоиться, что все останется по-прежнему. Какое-то время мы, действительно, жили вместе, пока однажды утром я буднично не сказал жене: «Если достану подводу, сегодня от тебя уйду». Нелегко далось мне это решение: «Бог меня за тебя накажет», – говорил я своей верной и многострадальной Тасе.
Я намерен попросить сестру разыскать Татьяну Николаевну. Хочу попросить у неё прощения. Слышал я, что она вышла замуж и с ней всё хорошо. Но всё равно, я поступил не по человечески... по свински... И если ты читаешь это, Тася - извини меня, я искренне сожалею.
День 16
Это ужасно глупо при моих замыслах, но, кажется, я в нее влюблен. Одна мысль интересует меня: при всяком ли она приспособилась так уютно или это избирательно для меня?– это адресовано виновнице моего развода. Любовь Евгеньевна Белозёрская, недавно вернувшаяся из эмиграции, повидала всякого: и нищету Стамбула, и кафешантаны Парижа, и богемную жизнь Берлина. Она заочно знала меня по моим блестящим фельетонам. «Мне нравилось всё, принадлежащее его перу», – помню, так говорила она моим знакомым. При первой же встрече Любовь Евгеньевна вслух назвала мои ярко-желтые ботинки «цыплячьими». Я запомнил это и потом укорял Любу: «Если бы нарядная и надушенная дама знала, с каким трудом достались мне эти ботинки, она бы не смеялась….»
Впрочем Любовь Евгеньевна смеялась всегда. Мы придумывали друг другу смешные прозвища: она звала меня Мака и Мася-Колбася, я её – Банга, Топсон и Любан. Она любила розыгрыши и шутки, обожала теннис и лошадей, мечтала об автомобиле. В итоге мы поженились в 1925 году. Вместе писали комедию из французской жизни, её воспоминания о жизни в Константинополе легли в основу многих эпизодов моей пьесы «Бег». У нас дома постоянно бывали гости, обитали коты и собаки. Любови я даже посвятил роман «Белая гвардия», повесть «Собачье сердце» и пьесу «Кабала святош».
День 17
В середине 1920-х я достиг пика своей славы: 5 октября 1926 году с большим успехом была поставлена пьеса "Дни Турбиных" во МХАТе, разрешённая по личному указанию Иосифа Виссарионовича Сталина, 15 раз посещавшего её. В своих выступлениях Иосиф Сталин говорил, что "Дни Турбиных" - антисоветская штука и Булгаков не наш. Но когда пьеса была запрещена, Сталин велел вернуть её. В январе 1932 года и до войны она больше не запрещалась, однако ни на один театр, кроме МХАТа это разрешение не распространялось. Сталин отмечал, что впечатление о "Дней Турбиных" в конечном счёте было положительноe для коммунистов.
Казалось, еще чуть-чуть – и я стану признанным писателем, «живым классиком» и смогу отказаться от литературной поденщины. Но уж слишком я не соответствовал идеологическим требованиям, предъявляемым советским литераторам, а «перекрашиваться» ни за что не желал. Друзья просили меня даже написать агитационную статью, на что я отвечал строгим отказом.
В 1926 году ОГПУ провело у меня обыск, в результате которого были изъяты рукописи повести “Собачье сердце” и личный дневник, спустя несколько лет дневник вернули, но я его сам же и сжёг от греха подальше.
День 18
В театре имени Вахтангово с большим успехом состоялась премьера "Зойкина квартира" которая шла с 1926 по 1929 годы. Я же приезжаю в Ленинград и там встречаюсь с Анной Ахматовой и Евгением Замятиным, и несколько раз вызываюсь на допросы в ОГПУ по поводу своего литературного творчества. Постепенно вокруг меня стали сгущаться тучи: критики бушевали, пьесы снимали из репертуаров, прозу не печатали. Я аккуратно вклеивал в альбом упоминания своего имени в печати. А за 10 лет появилось 298 ругательных рецензий и всего 3... ТРИ положительных. Среди критиков были влиятельные литературы и чиновники от литературы: Маяковский, Безыменский, Авербах, Шкловский, Терженцев и прочие, прочие прочие. А в 1927 году написано, или если быть честным, выстрадана пьеса "Бег". В образе Сирофимы Корзухиной я уже вывожу мою любимую жену - Любовь, но эта чёртова пьеса была запрещена по всей стране и не один театр не ставил её.
В это непростое время у меня возник грандиозный замысел романа в романе - “Мастер и Маргарита”. Я начинаю работу, которая продлится аж 12 лет. Любовь Евгеньевна - именно она и посоветовала мне ввести в сюжет женский персонаж, но по-настоящему серьезно к моему замыслу не отнеслась. Я превращался в Мастера, а для неё я оставался Макой...
Завтра я постараюсь вспомнить ещё один мистический день. Я же писал вам, что встреча с Гоголем не была последней. Так вот, об этом и пойдёт речь.
День 19
Вторая наша встреча с Гоголем была связана с загадочной историей моего знакомства с третьей женой, которая стала для меня последней настоящей любовью и музой.
Холодной осенью 1927 года я шагал по вечерним московским улицам. У меня на душе было очень тяжело: в работе и в семейной жизни не ладилось. За мной пристально следило в то время ОГПУ, беспокойство вызывали денежные проблемы, трудности были и с публикациями моих произведений. Внезапно на меня налетел «низенький остроносый человек» со знакомым взглядом, я уже видел его однажды в своей киевской квартире. И, как тогда, одет он был в старомодное не новое пальто, голову прикрывала шляпа. Человек этот пристально посмотрел в мои глаза и указал мне на один из домов. Это большое каменное здание с лепниной было прежде незнакомо мне. Так же неожиданно, как появился, низенький загадочный человек исчез, не проронив слова. У меня не было сомнений – это был Гоголь. Но тогда я не смог понять, что же хотел показать Николай Васильевич. И лишь провожая Елену Сергеевну до дома, я с изумлением осознал, что это был тот самый дом.
Где и при каких обстоятельства я её встретил? Об этом я поведаю вам на следующий день.
День 20
Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас обоих! Так поражает молния. Так поражает финский нож!
Однажды на Масленицу я навестил своих знакомых в их московской квартире. Туда же пришла Шкловская Елена Сергеевна, которая была женой крупного советского военачальника, профессора и доктора наук - Шкловского Евгения Александровича. Вначале я как-то даже шутливо принялся ухаживать за красивой дамой. У неё развязалась шнуровка на рукавах, и она попросила меня её завязать. «Околдовала, приворожила», – не раз восклицал я потом). Только зачем богатой и красивой женщине было тратить свои колдовские силы на жалкого неудачника…
С того самого вечера завязался наш бурный роман. Длился он более двух лет, и был полон страстной любви, ревности и разлук. Провожая как-то раз Елену Сергеевну до дома, муж который как раз в то время находился в командировке, я вдруг замер на пороге дома своей возлюбленной. И как вкопанный смотрел перед собой и после расспросов Шкловской не раскрыл причины такого странного своего поведения. Лишь спустя годы я расскажу ей о загадочной встрече с Гоголем, который предрешил нашу судьбу.
День 21
Любовь Евгеньевна не придавала значения моему роману: «За всем не уследишь», – с улыбкой говорила она. Действительно, вначале всё выглядело довольно банально: двое женатых людей, не желающих ничего менять, лёгкий флирт, тайные встречи, секретная переписка. Но очень скоро настал момент, когда мы поняли, что только вместе можем быть счастливы и жизнь необходимо менять. Но как тяжело было на это решиться!
Добрый и любящий муж превратился в разгневанного демона. Он угрожал мне пистолетом, умолял жену и, наконец, прибегнул к последнему аргументу: «Я не отдам тебе детей». Елена Сергеевна сдалась. Она пообещала не выходить из дому без сопровождения, не отвечать на телефонные звонки и письма... Так продолжалось полтора года.
Но, очевидно, все-таки это была судьба. Потому что, когда она первый раз вышла на улицу, то встретила меня, и первой фразой, которую я сказал, было: «Я не могу без тебя жить». Она ответила, что тоже не может без меня. И мы решили соединиться, несмотря ни на что.
День 22
В 1929 году произведения мои перестали печататься, пьесы были запрещены к постановке. Совершилось моё полное писательское уничтожение. И тогда, 28 марта 1930 года я сделал последнее усилие - я написал письмо советскому правительству: Я просил принять во внимание, что невозможность писать для меня равносильна погребению заживо… Я обращался к гуманности советской власти и просил, чтобы меня, писателя,который не может быть полезен у себя, в Отечестве, великодушно отпустили на свободу. Если же меня обрекут на пожизненное молчание в СССР, то просил советское правительство дать мне работу по специальности и командировать меня в театр на работу в качестве штатного режиссёра. Все мои попытки найти работу в театре потерпели фиаско. Моё имя было настолько известно, что предложения работы с моей стороны были встречены директорами театров с испугом. Вокруг меня уже ползёт змейкой тёмный слух, о том, что я обречён во всех смыслах…
18 апреля, после обеда, в квартире раздался звонок. К телефону подошла моя жена Люба, сам я уже прилёг отдохнуть. Звонили из секретариата Сталина. Я же решил, что это розыгрыш и уже хотел нагрубить, но на конце провода заявили, что сейчас со мной будет говорить сам товарищ Сталин. В трубке тут же послышался голос с грузинским акцентом - это был Сталин. По счастью, со мной стал разговаривать сам генеральный секретарь… Поверьте моему вкусу: он вёл разговор сильно, ясно, государственно и элегантно. Он сразу же задал мне вопрос: “Что очень мы вам надоели? Может быть и правда отпустить вас за границу?” Я же из-за налетевшей как обморок робости и страха смиренно ответил, что понял, что русский писатель не может жить за границей… Да я спасовал, и до сих пор не могу себе этого простить…
Иосиф Виссарионович порекомендовал мне в этом звонке обратиться во МХАТ с просьбой о зачислении, и именно в этот день и начнутся действия в романе “Мастер и Маргарита”.
День 23
Вскоре я получил работу во МХАТе в качестве ассистента режиссёра. Встречи со Сталиным так и не произошло, поэтому зимой 1931 года я написал новое письмо, теперь лично Сталину. Прошу его встретиться со мной, пишу, что разговор с ним останется у меня в памяти. Но генеральный секретарь больше не отвечал мне...
Меня вновь посещает мысль о поездке за границу. В 1934 году я с женой явились в иностранный отдел горисполкома и заполнили анкеты. Вскоре нам позвонили: "Паспорта готовы, приезжайте". Приехали, но чиновник заявил, что рабочий день закончился и он ждёт нас завтра. На завтра повторилось то же, что и вчера. Всё закончилось через месяц, когда во МХАТ курьер привёз заграничные паспорта всем, кто их заказывал. Я же получил отказ…
День 24
В 1936 году в газете “Правда” была написана разгромная статья о фальшивой, реакционной и негодной пьесе “Кабала святош”, которую репетировали 5 лет во МХАТе, целых 5 лет!
Я перешёл работать в большой театр как переводчик. В 1939 году я берусь за создание пьесы "Батум" о молодости Сталина. В июле произведение было готово: отзывы положительные. В августе я поехал в Грузию, чтобы изучить материалы для будущей постановки: подготовить декорации и собрать песни для спектакля. Но не доехав до места назначения, я получил телеграмму от руководства МХАТа: постановка отменяется… Если вы догадались, это и есть тот самый инцидент, после которого у меня явилась мысль написать о себе.
После этой поездки у меня резко ухудшилось здоровье, недавно мне диагностировали гипертонический нефросклероз. Начинает падать зрение. И я снова начинаю потреблять морфий... Я диктую жене последние варианты развития романа “Мастер и Маргарита”. Она оформляет доверенность на ведение всех моих дел.
----------
Писатель умер 10 марта 1940 году в Москве, его похоронили на Новодевичьем кладбище.
Гоголя Булгаков обожал. В тяжелые минуты даже произнес: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью!» Эта мечта мистическим образом исполнилась. Могила Гоголя была на монастырском кладбище с валуном, прозванным ”голгофой”. Потом кладбище уничтожат, Гоголя перезахоронят, а на могиле его установят бюст, а камень этот Елена Булгакова поставит на могилу Михаила Афанасьевича Булгакова.
Михаил Булгаков умирал тяжело и мучительно. В последние дни, в первых числах марта 1940 года, в бреду, одолеваемый кошмарами и манией преследования — что вот сейчас, прямо сейчас в квартиру ворвутся какие-то неизвестные люди, схватят его и уволокут — не то в больницу, не то в тюрьму, — он метался на постели и просил прощения у тех, кого обидел, к кому был невнимателен или жесток. Он звал свою первую жену, Татьяну, чтобы покаяться перед ней за то, что много лет назад предал ее и бросил, объяснялся в любви своей третьей жене, Елене, ни словом не вспоминал жену вторую, Любовь, и горестно вопрошал, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно: «За что меня били?.. За что жали?.. Я хотел жить и работать в своем углу… Я никому не делал зла…»
В 1966 году исполнился завет Булгакова – в журнале «Москва» был напечатан роман «Мастер и Маргарита». Вспыхнул невероятный интерес к личности писателя, многие хотели познакомиться с его вдовой – и что же? Вместо почтенной старушки им навстречу выходила элегантная молодая женщина… «Вы ведьма?» – спрашивали многие у Елены Сергеевны. «Нет, – отвечала она. – Я колдунья, Маргарита…»