Будущее, которое прошло
Начало окончания конца начала началось!
Уэс Андерсон «Отель "Гранд Будапешт"»
В древних летописях монахи пытаются донести до просвещённого читателя знаки, наполняющие их реальность. За обыкновенными, в общем-то, событиями кроются намёки на грядущее, которое вызывает одновременно благоговение и трепет. Ибо наступит желанный и, в то же время, ужасающий в своём откровении Конец времён.
И что ж вы думаете – он взял и наступил! В XX веке человечество, будто пубертатный подросток, пошло вразнос и попробовало всё, на что раньше не решалось или о чём не могло помыслить. Перемололись в крошево многовековые табу. Кровью и сталью, бетоном и потом, наркотиками и рок-н-роллом прокладывал себе путь, как казалось, принципиально новый Человек.
Требовалось новое всё, и позитивизм принялся за перекройку реальности. Мир конструировался заново по самым справедливым принципам логики, математики и социоцентризма, так что подобная затея казалась обречённой на успех.
Новые ультраидеологии, левые и правые, ставили похожие социалистические задачи – построить идеальное обезличенное общество. При этом, как воздух, требовались символические ориентиры для народа, что смогли бы играть заодно роль наглядных успешных результатов для иностранных оппонентов. Одним из важнейших направлений в этой области стала архитектура и, шире, градостроительство.
Коммунистическая идея мировой пролетарской революции и создания глобального эгалитарного общества, основанного на союзе рабочих и крестьян лишь в силу сложившихся обстоятельств начала развитие в России. Практически сразу после захвата большевиками власти в стране было манифестировано стремление к «расширению завоеваний революции» и их распространению на весь мир. Этим занялась специально созданная пропагандистская организация «Коминтерн» (коммунистический интернационал), ведшая, мягко говоря, неоднозначную и радикальную деятельность по популяризации социалистических идей.
Важно отметить, что, несмотря на крайнюю спорность идей и методов, социальный модернизм где бы то ни было очень тяготел к тоталитаризму – общество, подчинённое высокой логичной цели, лучше охлократии личных эгоистических желаний. Просто не выросло ещё поколение, которое способно понимать этот очевидный для новаторов постулат. Значит, нынешние поколения должны вдохновляться тем, что создают «завтра», а для новых нужно успеть подготовить «грамотную» среду.
После некоторого укрепления большевиков в России, относительной экономической стабилизации, создания и постепенного международного признания СССР диверсионно-подрывная активность Коминтерна несколько смягчилась, перейдя в показательные формы. В советской России, нацистской Германии и модерновой Франции пионеры модернизма и функционализма поражали не только конструктивными решениями, но и самой философией планирования жизненных пространств.
В 1932 году на архитектурной выставке в Нью-Йоркском музее современного искусства (МоМА) прошла выставка под названием «Интернациональный стиль», на которой ведущие теоретики и практики «стиля будущего» сформулировали постулаты нового строительства: отказ от национальных культурных черт, особенного декора ради чётких прямых линий и современных материалов: железобетона, стекла, стали. Наиболее радикальными выглядят проекты общемирового дома или города, проходящего через страны и континенты.
Выдающийся авангардный архитектор Ле Корбюзье вместе с многочисленными единомышленниками вывел новую философию города, который должен был избавиться от душных тёмных узких улочек, компактного расположения разношёрстных зданий.
Урбанизм диктовал строительство единого по замыслу и посылу архитектурного ансамбля, организованного высотными доминантами, широченными проспектами и площадями, обширными парками, геометрией искусственных водоёмов, обнажением инновационных конструкций зданий, всех этих переплетений железобетона и стальных кружев. Одна из самых влиятельных идей Ле Корбюзье – функциональное зонирование среды на жилую, производственную, транспортную, рекреационную и т.д.
В 1930-е недавно переименованный из Царицына Сталинград должен был стать витринным социалистическим городом, которым будут вдохновляться при строительстве по всему миру. Разработкой своих проектов занялось множество мелких групп и крупных объединений архитекторов (ВОПРА, Гипрогор и др.). Все так или иначе закладывали в основу сущностное ядро нового государства – коммуну. Дом превращался из просто места проживания в многофункциональный центр со всем необходимым, вроде магазинов, столовых, кинотеатров, зон отдыха, спортзалов и госучреждений.
Огромные многоэтажные многоквартирные дома создавали крупные геометрически верные кварталы, а из них формировались так называемые «соцгорода».
Модернисты инстинктивно боялись хаотичной застройки и неконтролируемого разрастания населённых пунктов, поэтому у каждого соцгорода был лимит населения и зданий, а вместо прирастания новых кварталов начиналось строительство следующего города. Такие «урбанические кластеры» располагались с привязкой к существующим промышленным предприятиям на некотором расстоянии друг от друга, но благодаря высокоразвитому разнообразному транспорту (в первую очередь, автомобиль, а также метро, трамвай, электробус и пневмопоезд – привет, Hyperloop!) сообщение между противоположными концами большой агломерации не должно было занять больше 20-30 минут.
Идея зонирования города чётко видна в модели Сталинграда и позже послевоенного Волгограда. Если промпредприятие исторически стоит на берегу Волги, район планировалось сделать протяжённостью, как завод. Между промзоной и жилой застройкой шли все крупные магистрали (шоссе, электричка, трамвай), далее полоса парковой зоны отделяла жилые кварталы с магазинами и бытовыми услугами в первой линии.
Причём, застройка не должна была уходить далеко от воды, чтобы из любой точки соцгорода человек за 20 минут мог хоть пешком добраться до природы, пойдя противоположно от Волги.
В тех местах, где предприятия только планировалось построить, как правило, всё разрабатывалось наоборот, и дома шли вдоль реки, а заводы отстранялись подальше. В силу природных и климатических обстоятельств (степь, полупустыня) город планировалось развивать линейно вдоль реки, что, конечно, только пуще воодушевляло архитекторов.
Удивительно, но ужасы Второй мировой войны, заставившие людей основательно переоценить свои идеалы и стремления, не только не привели к краху урбанического модернизма, но даже дали ему второе дыхание. В России и Европе шло массовое восстановление мирной жизни (в Сталинграде по горькой иронии было развернуться, как нигде больше).
Даже в далёких от мировых бурь уголках планеты реализовались грандиозные проекты архитектурной мысли. середине 1950-х годов в Бразилии было напряжённо. За десятилетие до этого страна впала в кризис идеологического диссонанса: националистическое околофашистское правительство президента Варгаса выступило на стороне союзников против стран Оси, чем вызвало недовольство среднего класса, а пойдя ради стабилизации на социальные послабления, только сильнее всех взбесило. Череда переворотов и экономических проблем затянули республику в депрессию. На волне популистских обещаний светлого будущего в 1956 году выборы выиграл левацкий политик Жуселину Кубичек, сразу же принявшийся за масштабные реформы. Но главной целью президентства было поставлено строительство новой столицы как символа возрождения страны. Ею стал город Бразилиа.
Второй в истории государства перенос столицы поначалу выглядел нелепым – мегаполис было решено строить в назаселённом регионе в самом центре страны, в тысячи с лишним километрах от Рио-де-Жанейро. Однако в среднесрочной перспективе решение оказалось верным, так как утверждение новой административной доминанты запустило развитие отсталых территорий страны.
Президент Кубичек доверил проект и застройку нового города двум выдающимся бразильским архитекторам Люсио Косте и его ученику Оскару Нимейеру. Оба состояли в коммунистической партии, оба были яркими адептами учения Ле Корбюзье.
Ярче всего это отразилось на планировке Бразилии. Город разработан и построен в форме бабочки (как утверждал Коста), хотя больше получился похож на птицу или лук со стрелой: огромная хорда протяжённостью около 17 километров, состоящая из шестиполосного шоссе и двух чертырёхполосных дублёров, разделённых зелёной зоной, выгибаясь, повторяет прихотливые формы водохранилища Парануа.
В середине её перпендикулярно пересекают две Монументальные Оси, между которыми – открытый просторный парк.
Город имеет функциональное зонирование застройки, отличающееся, однако, от сталинградского проекта. Если проект города на Волге предполагал мини-города по типу слоёного пирога, то в Бразилии представлено что-то вроде принципа расселения гильдий, когда на одной улице находятся только магазины одежды, на другой – аптеки, на третьей – закусочные и так далее. Причём, принцип переходит почти на все сферы общества.
Вторая линия вдоль хорды – функциональная жилая застройка на выше шести этажей (бетон-бетон-бетон); «голова бабочки», то есть короткая часть Осей, стремящаяся к водохранилищу, – правительственный район, застроенный удивительным модернистскими шедеврами:
Венчает Ансамбль две башни и два купола-тарелки дворца парламента – Национального Конгресса Бразилии.
Город был создан в фантастически короткие сроки – буквально через два-три года большинство государственных учреждений были перенесены в новую столицу, а через десять лет проект завершился.
Однако наша история – о конце времён. И дело не только в том, что модернизм постепенно вышел из моды или причудливые формы зданий оказались весьма недолговечными. Главное – идеи структуралистов-футуристов, равно как и идеи коммунистов-социалистов оказались утопией. Стереотип Нового мира для Нового человека, предполагавший прогрессивное позитивистское мировоззрение в духе стальной логики, железобетонного монолита функциональных пространств жилья, отдыха и работы, не прижился, как ни старались его навязать силком.
«Завтрашний день» настал, и оказалось, что люди всё так же хотят разделять быт на частные апартаменты, а лучше обширные субурбаны с просторными домами, предпочитают готовить дома, а не ходить стройными рядами в пищекомбинаты, протаптывать тропинки в парках, срезая расстояния, строить пёстрые, разностилевые мозаики кварталов, предпочитая их монотонной скуке городов-ансамблей. При этом «идеальные» проекты модернистов попросту оказались заброшенными или даже резко маргинализировались, став источником социальных проблем.
До сих пор в Бразилии серьёзная часть жилой застройки урбанистического ансамбля пустует из-за непомерной дороговизны недвижимости, зато пригороды сплошь заросли традиционными фавеллами. Строители столицы не разъехались после завершения проекта, как предполагалось, а сразу «перенаселили» город, в котором просто не существовало социального жилья. Богатые и влиятельные слои со временем обжили полуостров, вдающийся в водохранилище Парануа, с отличным видом на архитектурный шедевр Нимейера и Косты. По выходным аэропорт имени Жуселину Кубичека оказывается переполнен, так как вся элита стремится улететь в Рио на уик-энд.
Волгоград не стал витриной триумфа социализма, а откровенно прозябает в нищете, отвратительной экологии, транспортных проблемах 60-километрового города с самой изношенной дорожной сетью в стране. В воздухе витает депрессия; самые талантливые и предприимчивые люди непременно покидают город в поисках лучшей жизни.
Коррумпированность местных властей во многом связана с объективным пониманием, что для исправления ситуации нужно невероятно много трудиться, перекраивать практически всё, но для этого нет ни денег (только на полный ремонт всех городских дорог и строительство важной объездной магистрали нужно около 2 миллиардов $, но такие бабки в нашей стране есть только для новогоднего фейерверка в Москве), ни желания. Поэтому каждый новый градоначальник и губернатор просто временно обворовывает скромный бюджет Волгограда, воспринимая назначение туда как понижение.
Часть многочисленных авангардных зданий попросту заброшены, при этом стихийная частная застройка заполняет продуманные свободные пространства между районами, уходит всё дальше от берега Волги или в заволжскую пойму.
Смерть архитектуры модернизма в силу несостоятельности метода имеет чёткую дату – 15 июля 1972 года. В этот день начался снос печально знаменитого квартала Прютт-Айгоу в американском Сент-Луисе.
«Город будущего», ансамбль модного архитектурного бюро Миноро Ямасаки постигла типичная участь многофукциональных домов: в них не захотели жить приличные люди, зато быстро заполонили девианты всех мастей и устроили настоящее гетто с наркотой, преступлениями, воровством людей и «базами», откуда бандиты каждую ночь стартовали на свой грязный промысел.
Утопические идеи рефреном сопровождали весь XX век. Сплетаясь воедино, объясняя и иллюстрируя одна другую, они выглядели заманчиво верными. Но на поверку ни одна не выдержала и столетия.
Соблазн разобраться во всём и со всем – главная черта человека, «новой» или «старой» он формации. Мы движемся в по лабиринту ноосферы, озаряемому, как писал Платон, лишь обманчивыми отсветами на стенах. Мы справляемся с иллюзиями, выходим из тупиков, с каждым разом всё лучше избегаем ловушек, но главный урок XX века – различать в тусклом свете знаний тень идущего минотавра.
