Б.Пастернаку
24 марта 1925, Марина Цветаева
История взаимоотношений Марины Цветаевой и Бориса Пастернака – это более 100 писем на протяжении 13 лет и всего несколько коротких встреч.
Впервые Цветаева слышала чтение стихов Пастернака в 1921 году на выступлении в Политехническом музее, и он показался ей отчужденным и непонятным.
Силу стихов Цветаевой Пастернак тоже не сразу понял и открыл для себя Цветаеву лишь в 1922 году, когда купил и прочитал ее небольшой сборник «Версты». Марина Цветаева в это время уже уехала за границу к мужу Сергею Эфрону, с которым ее разлучила война.
Перед глазами тут же всплыли их мимолётные встречи, носившие шапочный характер, вспомнилось и приглашение Цветаевой к себе домой незадолго до её отъезда на в Берлин. Сначала Пастернак хотел всё бросить и поехать в Берлин, его не страшило то, что денег только хватит на билет, ему было всё равно - лишь бы быть с ней рядом! Но разум всё же победил эмоции, и Пастернак решил написать Цветаевой письмо, полное восторгов и сожалений, что так долго «прозевывал ее и поздно узнал».
Так началась переписка, длившаяся 13 лет.
Темами первых писем были литературные новинки, жизнь в Москве-Берлине, комплименты по поводу удивительного поэтического дара каждого. Они оба увлеклись игрой слов, с мастерством актёров шаг за шагом выстраивая своё чувство. Расстояние в тысячу километров с каждым днём усиливало тоску, а духовная близость переродилась в любовь. В их семьях ежедневно начали возникать скандалы, потому что близкие интуитивно чувствовали всё большое отчуждение Цветаевой и Пастернака, но ничего поделать с этим не могли.
Известное стихотворение Пастернака «Зимняя ночь» (Мело, мело по всей земле) и цветаевское «Февраль-кривые дороги» необыкновенно созвучны. С зимой связан холод, одиночество, неприкаянность и… творческое вдохновение обоих поэтов. А образ свечи – своеобразный знак, при свече рождаются стихи.
Оторванной от родины Марине Цветаевой, не нашедшей общего языка с эмиграцией, письма Пастернака были нитью живых человеческих отношений, связывающих ее с Россией. В них она находила поддержку, а в его стихах отзвуки собственных чувств.
"Борюшка, я еще никогда никому из любимых не говорила ты — разве в шутку, от неловкости и явности внезапных пустот, — заткнуть дыру. Я вся на Вы, а с Вами, с тобою это ты неудержимо рвется, мой большой брат.
Ты мне насквозь родной, такой же страшно, жутко родной, как я сама, без всякого уюта, как горы. (Это не объяснение в любви, а объяснение в судьбе.)
Когда я думаю о жизни с Вами, Борис, я всегда спрашиваю себя: как бы это было?
Я приучила свою душу жить за окнами, я на нее в окно всю жизнь глядела — о только на нее! — не допускала ее в дом, как не пускают, не берут в дом дворовую собаку или восхитительную птицу. Душу свою я сделала своим домом (maison son lande), но никогда дом — душой. Я в жизни своей отсутствую, меня нет дома. Душа в доме, — душа-дома, для меня немыслимость, именно не мыслю.
Борис, сделаем чудо.
Когда я думаю о своем смертном часе, я всегда думаю: кого? Чью руку? И — только твою! Я не хочу ни священников, ни поэтов, я хочу того, кто только для меня одной знает слова, из-за, через меня их узнал, нашел. Я хочу такой силы в телесном ощущении руки. Я хочу твоего слова, Борис, на ту жизнь."
14-го февраля 1925 года
Ещё больше Цветаевой на коротышках