Борщ

Сейчас я вам расскажу историю в духе фердыщеннской игры «компромат-плезир» из художественного фильма «Даунхаус».

INTRO

Готов поспорить, что каждый раз, когда Бублик готовит борщ, он вспоминает эту историю, которая уже лет пятнадцать была тайной. Но то, что знают двое, когда-нибудь обязательно узнают все. В данном случае, благодаря мне. И единственное, что мне жутко интересно, узнают ли те милые создания, которые в тот день с нами связались пьянствовать, себя, если эта история таки разойдется по сети. Мы тогда снимали однокомнатную квартиру за коммунальные услуги, что само по себе должно было считаться феерическим везением. И было одним сплошным плюсом в сравнении с комнатой в общаге.

БОРЩ

– Я таких девочек сегодня перецепил – похвастался Бублик с порога. – Две конфетки!

– И где же твои девочки? – поинтересовался я, недоуменно разглядывая Бублика с двумя пакетами.

В одном из них, как и положено студенту конца 90-х начала 2000-х, была водка и, зачем-то, вино. Не самое дешевое по тем временам. А как для двух студентов, то бессмысленно дорогое. А вот второй пакет наводил на мысль о том, что Бублику таки передали из дома сумку с продуктами.

– Они придут позже. А нам пока надо подготовиться. – Безапелляционно заявил Бублик, выгружая продукты на стол.

В пакете было все. И то, без чего студенту находящемуся вдали от дома жизнь не мила, и то, без чего студент может прекрасно обойтись: морковь, капуста, сладкий перец, картофан, чеснок, куриная тушка, шмат сала с прослойкой, макароны, крупы, молотый душистый перец, лавровый лист и даже два пучка зелени – укроп и петрушка.

– А петрушка-то на кой? – Справедливо удивился я, вспоминая, когда ж последний раз за время нашего студенчества мы сознательно тратили деньги на такое бессмысленное излишество.

– На борщ! – самоуверенно ответил Бублик.

– На борщ? – переспросил я, пытаясь вспомнить, варили ли мы за время нашего студенчества что-то сложнее макарон или пшенной каши с зажаркой из лука и морковки.

– Ну да, а куда ее еще, – сказал Бублик, откручивая пробку с одной из бутылок и ставя на стол две стопки. – Давай, короче, по пятьдесят и я тебе все попутно обрисую…

Я уж не знаю, как Бублик с этими первокурсницами на тему еды заспорил, но в процессе этого самого спора одна из девчонок возьми да и ляпни, что капуста в борщ ложится пораньше, чтобы размякла получше. Ну, тут Бублика и прорвало, что, мол, настоящего украинского борща они не то что готовить не умеют, а и не ели даже.

Были б девочки, приглашенные в гости, постарше, мы б о борще до конца учебы не вспомнили бы. Но сложилось так, как сложилось. Как говорил поэт: «Понты-понты, в чем ваша сладость…»

Короче говоря, веря в победу половых инстинктов, подогретых алкоголем, мы начали пить, не дожидаясь девочек. И где-то за час до появления наших первокурсниц, мы уже были такими, как обычно нужно пятикурсницам общежития, в которое полтора семестра не попадала ни одна особь мужского пола. Кроме сантехника, у которого из половых принадлежностей только газовый ключ и отрыжка вчерашним самогоном. А секс у него только словесный, и только с "ебать его в лысую жопу кухонным краном" и "блядской резьбой" на той же самой кухонной трубе, к которой этот кран подсоединяется.

Девочки пришли нарядными. На борщ-то, епть! И пахли духами, и чем-то неуловимо намекающим на секс. Я бы назвал этот запах «ароматом предвкушения сытого совокупления». Но, к сожалению, в тот день я упустил возможность записать в свой актив секс за борщ. За борщ мне давала жена. Но это было гораздо позже и намного романтичнее.

Чтоб долго не парить подробностями, скажу только, что мероприятие проходило по знакомому почти всем, кроме задротов-ботанов, сценарию: девочкам наливать побольше, себе – как обычно, а там все в гавно ужрутся и будет счастье. По-любому.

Однако, несмотря на свой образ неискушенных в поебушках первокурсниц, девочки жрали алкоголь, как те самые пятикурсницы, мимо которых полтора семестра ходил только сантехник с паспортом 1947-го года выпуска. И очень скоро выразили свое недоумение тем, что все пьянящее (включая водку, которая была лично для нас с Бубликом) уже закончилось, а им, видите ли, мало.

Мы с Бубликом поскребли по днищу карманов и наковыряли гораздо больше, чем бабушка, испекшая колобка. И, чтобы не сильно изъебываться, вручили мятые купюры нашим дамам, отправив их в ближайший магазин за алкоголем марки, «на какой хватит».

Но как только дверь за ними захлопнулась, Бублик, как матерый шпион, извлек откуда-то с антресолей пол-литровую банку с бледно-коричневой жидкостью, закрытую капроновой крышкой.

– Я на черный день хранил, – сказал Бублик, – но, так как они жрут…

Как уверял Бублик, это был самогон, настоянный на ореховой скорлупе. Но, судя по ощущениям от первой проглоченной порции, жижа была настояна на соплях бешеных летучих мышей, которых в течение полугода держали в четвертом реакторе чернобыльской АЭС.

Однако это не помешало нам опрокинуть в себя половину баночки, проталкивая каждую выпитую рюмку остатками помидоров и изящно нарезанными ломтями сала, попутно удерживая это сатанинское пойло при помощи силы мысли и благодаря вере в ультра-экстра-сверх-секс-с-симпатичными-первокурсницами, которых можно будет до самого утра вертеть в кровати, как волчок в «Что? Где? Когда?».

Когда Бублик в очередной раз отцедил по полрюмки (потому что больше за один присест пропихнуть в себя было невозможно), входная дверь открылась, и в коридорчике послышались пьяненькие и веселые девичьи голоса.

Мы, будто всю жизнь репетировали, выдохнули, вдохнули, выпили и стали медленно вдыхать, дабы пойло не полезло наружу. Я со своей дозой справился. А вот Бублику, судя по всему, эта рюмка пошла не туда, куда шли предыдущие. И, более того, решив не оставаться в желудке, позвала за собой те рюмки, которые были до нее.

Короче, блеванул Бублик.

Прямо в зажарку.

Резким, как удар Брюса Ли, «Буэ-э».

Ну вот, как «Ки-йа», только «Буэ-з».

И это при том, что девочки уже шли на кухню.

Ну, не палиться же, подумал он тогда. И ложкой перемешал зажарку с тем, что ляпнуло в оную, не желая мириться с казематами бубликовского желудка.

Когда девочки, которые пришли на перепихон, используя борщ, как повод, входят на кухню, на которой зажарка смешивается с блевотиной, единственное, что может спасти вечер – каменное ебало – аспект медитации, который я выучил именно в тот вечер.
Борщ мы доварили.

OUTRO

Борщ мы в тот вечер не ели, ссылаясь на то, что «напробовались, пока готовили».

А вот девочки уплетали за обе щеки. И хвалили.

Секса в тот вечер не было. Ибо, не смотря на состояние опьянения, квалифицирующееся как «в трипизды и по самые уши», бубликовское «Буэ-э» не выходило из головы.

Да и до сих пор, когда готовлю борщ, вспоминается.

© VampiRUS