«Больше всего похоже на пионерлагерь»: как прошла конференция журналистов-расследователей в Йоханнесбурге

Фото: GIJN, Ильнур Шарафиев (4,5)

В середине ноября в Йоханнесбурге прошла десятая Глобальная конференция журналистов-расследователей GIJN. В течение недели около 1200 журналистов из 130 стран почти непрерывно обменивались опытом, открывали для себя сложные технические решения и обсуждали идеи для новых материалов.

«Редколлегия» отправила на конференцию трех лауреатов премии – Егора Сковороду («Медиазона»), Ксению Леонову («Секрет фирмы») и Ильнура Шарафиева («Медуза») – и попросила их записать свои впечатления от поездки в ЮАР.

Егор Сковорода

В английском Бристоле кто-то обмотал все ветки дерева металлическими шипами, чтобы птицы не садились на них и не гадили на крыши автомобилей.

В южноафриканском Йоханнесбурге, городе, где проходила десятая конференция журналистов-расследователей из сотни стран, такую же шокирующую картину видишь всюду. Шипы на столбах и на высоких заборах, которые всегда заканчиваются рядами проволоки под электрическим напряжением. Они не от птиц – они против людей. Когда идешь по улице в богатом районе (а по бедным гулять все равно опасаешься) под ноги валятся фиолетовые цветы, которыми обсыпаны ноябрьские (в южном полушарии они же майские) деревья, а кругом – заборы с проволокой под напряжением: «Не тронь, убьет». Очень хочется ее потрогать.

Под мостом ходят люди, обернутые в одеяла. Таксист (конечно, черный), показывая рукой за холм, которых здесь осталось множество после золотых шахт, рассказывает, в какой из этих трущоб он родился и вырос. Поворачивая, он нарушает правила движения, и уже через минуту девушка-полицейский ласково берет таксиста за руку и ведет его оформлять протокол.

Йоханнесбург – город кошмарного расслоения на очень бедных и очень богатых, где кожей сразу понимаешь, что апартеид еще слишком близко и даже формально закончился слишком недавно. Город, где я одновременно чувствовал себя привилегированным богатым белым и – параллельно – ощущал себя человеком второго сорта. Это город с гигантским уровнем криминала и убийств.

Таксист и убийство полицейского – с ними связана история, которую я услышал на конференции и которую я часто теперь вспоминаю. Таксист из Претории, города в полусотне километров от Йоханнесбурга, был осужден на пожизненное заключение за убийство полицейского, которого он не совершал. Добиться пересмотра дела и освобождения удалось после того, как о его истории узнали и написали журналисты. В заключении он провел 11 лет.

– Вы ведь тоже можете попробовать обжаловать такие приговоры, – заметила автор этой истории Кэролин Рафаэли (Wits Justice Project), когда я сказал, что не могу себе представить освобождение такого заключенного в России.

Год назад я писал на «Медиазоне» про дело об изнасиловании и убийстве в Твери, по которому 15 лет спустя осудили двух человек. Верховный суд снизил им срок с 20 до 13 лет заключения – какая-то насмешка для дела, в котором есть доказательства невиновности.

В ЮАР я жал руку человеку, который был осужден на пожизненное и вышел благодаря работе журналистов и правозащитников. В России пока не довелось. Когда-нибудь случится и это.

На этой конференции вообще было много штук, которых, на мой вкус, не хватает журналистам в России – например, общая озабоченность безопасностью своих данных, на которую у нас многие просто плюют (и никаких вам оправданий нет). Чтобы не ворчать впустую: самый безопасный мессенджер – это Signal (Telegram, только самый удобный), для шифрования файлов и дисков советуют VeraCrypt (подойдет и BitLocker для Windows, и FileVault для MacOS), а важные письма, конечно, надо шифровать через PGP – на русском неплохую инструкцию о том, как это делать, публиковала «Команда 29» (все очень просто).

Как вообще это выглядит – на лужайку Университета Витватерсранда, где проходила конференция, высыпает гигантская толпа журналистов, где они со своими странными акцентами пытаются знакомиться и, может, даже придумывать какие-то совместные проекты. Это действительно полезно (но моя грусть: в Йоханнесбурге не нашлось никого из The Marshall Project, это такой крутой американский вариант «Медиазоны»).

И дальше все бесконечно расползаются по разным выступлениям и воркшопам, где, как предполагается, все будут делиться тем, как они работают и объяснить, как сделаны их расследования. Иногда, конечно, все скатывалось в пустую болтовню или общие места, но некоторые штуки были и правда полезными.

Например, о расследовании торговли оружием, неочевидных инструментах фактчека или опыте работы с террористами (писать в Нигерии про «Боко Харам», конечно, круто). Или большая сессия по разным базам данных, от которых у меня рябит в глазах. Где встречает на яхте новый год твой любимый чиновник? Кто и откуда отправил контейнер с мертвыми акулами, начиненными кокаином? Вот, неплохая подборка ссылок на данные, которые могут быть полезны многим из нас (для себя я нашел там много нужного).

Вообще мне в России иногда недостает каких-то подобных событий, где журналисты бы не только пили, но и спокойно (не в режиме медиасрача) обсуждали разные проблемы профессии и, главное, какие-то технические детали ремесла. И если в Москве еще можно что-то придумать, то в регионах все обычно грустно, и разговаривать о профессии там часто некому и не с кем.

На этом фоне очень хорошая история – собственно, «Редколлегия», без которой я бы точно не узнал о многих хороших текстах и их авторах. О ремесле и деталях неплохо получается говорить Егору Мостовщикову из «Батеньки» на «Открытых планерках» (их записи есть «ВКонтакте»), где он дотошно расспрашивает у авторов, как бы сделан текст. 

Но этого, конечно, мало, и конечно, хочется, чтобы все побольше делились своими приемами и ремесленными привычками. Потому что иногда даже тиндер может оказаться полезным инструментом для текста.

Ксения Леонова

15 ноября

В самолете Дубай–Йоханнесбург одна половина белая, другая – пакистанцы. На огромный аэробус коренных африканцев всего человек пять. Я была до этого в нескольких африканских странах на севере континента и такое вижу впервые. Кажется, представляю теперь, у кого в ЮАР основные экономические ресурсы.

В самолёте мы сидели рядом с Ильнуром Шарафиевым и всю дорогу обсуждали, как по прилёте пойдем пробовать крабов в местные рестораны. И только в аэропорту узнали, что Йоханнесбург не на берегу океана. Егор Сковорода нас теперь чморит.

Вечером в отеле я затусила с Марго Уильямс – расследователем из The New York Times, The Washington Post и The Intercept. В какой-то момент к нам присоединился ее приятель – Крис Уолкер из Tacticaltech. Обсудили достоинства Telegram и Signal, сошлись во мнении, что они похожи. Путину косточки, конечно, тоже перемыли. Ну и как ты себя защищаешь, спросили ребята? «Занимаюсь кунг-фу». Почему-то повисла пауза.

16 ноября

Выяснилось, что Марго и Крис – ведущие секции по информационной безопасности. Кунг-фу!

Впрочем, ничего нового они не рассказали. Самый дельный совет из услышанного (кроме использования паролей длиной с лимузин) – использовать PGP-шифрование. Всё это звучит очень по-западному грамотно. Есть только одно но: на шифрование таким путем уходит около часа, и работает оно, если при передаче информации шифруетесь не только вы, но и ваш источник. А источники в 99,9% случаев от PGP-шифрования отказываются, с этим согласились даже Марго с Крисом.

Уже потом, в Москве, я узнала шикарный метод шифрования, который использовали, кажется, в Киргизии. В обычном почтовом письме был прикреплен файл с докладом по сельскому хозяйству, где между страниц были вставлены важные пересылавшиеся сообщения.

Ещё запомнилась лекция про полицейских и про то, как с ними работать. В частности, выступал юноша из Кении, который рассказывал, что на рынках его страны торгуют всяким незаконным стаффом (вот сенсация). В его репортаже был кадр, когда испуганные полицейскими сотрудники рынка убегают через черный ход. И камера кенийца стояла точно у того выхода, чуть подальше, чтобы кадр получился успешным. Хотела бы я знать, кто ему стуканул, через какой ход побегут торговцы.

В общем, у меня сложилось ощущение, что история была построена на ментовских сливах, и видеть её было странно. Вообще было обидно, что никто не поднимал важнейший вопрос расследовательской журналистики – как работать со сливами и не позволять ньюсмейкерам манипулировать собой. Вот где пригодился бы обмен опытом.

Вечером обсуждали увиденное с европейскими журналистами. Приятно было услышать, что нью-йоркцев они тоже считают снобами.

17 ноября

Вообще вся конференция больше всего похожа на детский пионер-лагерь. Доезжаем мы до нее на автобусах, где все знакомятся и тусуют (на 1200 участников нужно много дней, чтобы перезнакомиться). Лекции проходят в полукруглом корпусе Витватерсрандского университета, который местные ласково называют Витс.

Перед корпусом – огромная зеленая лужайка, на которой развалилась куча народу: все болтают, курят, пьют кофе, прогуливают задания, обедают, передают сообщения домой со стедикамов. Негласный дресс-код мероприятия – черная мешковатая одежда. Почему-то удивительно было узнать, что нью-йоркские журналисты одеваются вовсе не как Роберт Рэдфорд в «Президенской рати», а так же, как и мы.

Отличить местных журналистов от европейских и американских было легко: последние занимали самые солнечные места, а южноафриканские, наоборот, жались в тени. Ведь у европейцев лето закончилось, а у южноафриканцев только начинается. Поделилась этим наблюдением со своим приятелем, описывающим правосудие для Кейптаунской газеты. Он в свою очередь заметил, что точно так же сразу видно русских, как и коренных жителей Африки – и те, и те доедают с тарелок всё. Мой приятель – один из немногих белых, кто говорит на африканском языке зулу.

Большинство белых здесь держатся от черных особняком. В наши редкие вылазки по городу мы ходили исключительно по «белым» районам, по белому гетто – небоскребы за колючими проволоками, магазины и рестораны с огромными ценами и внушительными охранниками. Все африканские служащие обращаются ко мне исключительно «мэм». Одного из портье отеля я попыталась в ответ назвать «сэр», и он очень обиделся. Эта его реакция поразила. «Многие черные у нас думают, что родились, чтобы служить белым, что белые – особенные», – так сказал мой кейптаунский приятель. 

Но больше всего меня поразила аптека. Она находилась внутри хозяйственного магазина. Выбранные мной но еще не оплаченные лекарства положили в железную клетку, на которую аптекарь повесил огромный замок. В таком виде я донесла лекарства до кассы. Кассирша оказалась эфиопкой, и мое приветствие на амхарском развеселило ее. Она рассказала, что местные черные часто пытаются украсть лекарства – они стоят слишком дорого для покупки. Бывали случаи, когда, чтобы взять лекарства, аптекарей брали в заложники.

18 ноября 

После всего увиденного мне больше всего хотелось съездить в главный район трущоб Йоханнесбурга. Мы взяли такси и погнали. Уже по дороге увидели деревянные шалаши и домики, похожие на дачные туалеты: пыль, выцветшее белье на веревках, непрокрашенные стены, ржавые решетки заборов, дети в рваной одежде. На улице – как в нашем детстве из 90-х. Если забрел в чужой район, точно схватишь.

Таксисты, конечно, возят с собой средства самозащиты. «Кастеты или бита?» – донимала я водителя. «Палка», – ответил он, достав из багажника что-то среднее между тростью и клюшкой. Вместо набалдашника был шарик, из которого торчал небольшой острый шип. Ударь таким по голове – и привет.

Ильнур Шарафиев

15 ноября

Конференция с непроизносимой аббревиатурой GIJC официально открылась сегодня, но программу первого дня из-за 18-часового перелета мы пропустили. Беглый поиск в интернете говорит, что конференция проводится раз в два года: в предыдущий раз – в Лиллехаммере, в этот раз – в Йоханнесбурге, который местные жители сокращает до привычного уху «Йобурга».

Все журналисты, 1200 человек, расположились в нескольких отелях в центре города. Письма перед конференцией много раз предупреждают, что ходить здесь, поблизости от отеля, безопасно почти в любое время, кроме совсем поздней ночи. Заходить дальше рекомендуют или днем (желательно, с местными жителями), или не рекомендуют вообще.

Уже в первый день заметно, что напряженность между белым и черным населением есть – об этом говорит и нынешний президент Джейкоб Зума, не избегают упомянуть об этом и местные жители – почему-то в основном те, кто приехал из Кейптауна; по пути они сообщают, что не нравится им и сам Йобург. Некоторые из них обращают внимание, что среди персонала в ЮАР белых нет (похоже на правду): шанс встретить их намного выше, если заглянуть в окно какой-нибудь дорогой иномарки, говорят те же местные, пешком на далекие расстояния они не ходят (что тоже почти всегда подтверждается).

В безопасном районе, который когда-то считался «белым» – высокие заборы, на каждом из них разного дизайна таблички, смысл которого один и тот же – дом охраняется, колючая проволока под высоким напряжением, а за забором – злая собака.

После перелета сил хватает только на то, чтобы перекусить и посмотреть на программу. Она выглядит огромной – параллельно идут 4-5 занятий. По пути в Йобург я выбирал все лекции, которые мне интересны и связаны с длинными текстами, но даже так выбрать одну невозможно.

Самый удивительный курс, который есть в программе – это занятия по Excel, их пять и они раскиданы по всем дням конференции. Я собираюсь посмотреть, что можно делать в этой программе в 2017 году, но когда прихожу во второй день, мне говорят, что курс нарративный – и второе занятие без первого мне не понять. Из-за двери я подслушиваю часть лекции – в ней речь идет о том, как организовать огромный массив данных в Excel. Половину времени лектор ссылается на первое занятие, понятно действительно мало что.

16 ноября

Все лекции конференции проходят в Витватерсрандском университете, который для простоты сокращают до Wits (что, кажется, случайно созвучно со словом «ум»), точнее, в одном из его кампусов — Wits Stadium. Название университета, как выясняется у студентов, отсылает к одноименной горной цепи, которая известна тем, что там добыли 48 тонн золота – 40% от количества когда-либо добытого человечеством. Университет с основания был сугубо техническим и поставлял кадры для промышленности, а еще он известен своими сопротивленческими настроениями и до 1959 года полулегально принимал на учебу темнокожих студентов.

Видимо, активистские настроения в какой-то мере здесь сохранились – на стенах иногда можно случайно заметить надписи вроде «despite of studying here we remain poor» или граффити, где за человеком, в силуэте которого явно видны галстук и кейс, гонится другой человек с одним отличительным признаком – пистолетом. В библиотеке же на одном из шкафов наклеена листовка с призывом вступить в профсоюз студентов.

Все лекции здесь разделены на большие блоки – общие интересы, мультимедиа, финансы, некоммерческие организации, безопасность, академическое, данные и нетворкинг. Даже если выбрать один из этих блоков, лекций оказывается слишком много – надо делиться и идти на разные выступления, чтобы потом в общих чертах пересказать друг другу, о чем там была речь, а после посмотреть презентацию.

Я иду на «Редактирование длинных текстов» с участием Пулитцеровского лауреата, редактора отдела расследований Buzzfeed Марка Шуфса – очевидно, это самая популярная лекция в первый день. Речь идет о выборе темы, подборе героев и экспертов, взаимодействии редактора и автора, том, в какой момент лучше прикончить историю – то есть не выпускать текст. После выступления он честно признается, что это скорее вдохновляющая лекция – так оно и оказывается.

Есть ощущение, что самые интересные лекции остаются где-то сбоку и проходят без ажиотажа. В небольшой лаборатории рядом с Wits Stadium на занятии по фактчекингу всего семь человек, из которых двое уходят через 10 минут после начала. Занятие ведет Рэймонд Джозеф – журналист из ЮАР, который когда-то работал в газете анти-апартеидовской направленности, позже помогал с запуском нескольких новостных изданий, а теперь ведет целый курс по фактчекингу и смущается, что есть люди, которые не знают, что такое Google Reverse Image Search. Он рассказывает о том, как с помощью десятков бесплатных приложений отличить неправдивую новость или картинку от настоящей, а потом яростно требовать удалить ее у сайта, который это опубликовал.

17 ноября

Толпа вокруг ворот кампуса оказывается больше, чем обычно – многие из собравшихся предлагают купить фанатский шарф или билет на футбольный матч. Выясняется, что внутри территории университета, на стадионе, который вмещает 5 тысяч зрителей, проходят матчи профессионального футбольного клуба-середняка «Бидвест». Из легендарных игроков «Бидвеста» находится Тони Койл, который учился на кафедре дизайна, выступал за сборную ЮАР, в 2003 году каким-то образом оказался на просмотре в «Торпедо-Металлурге», а позже перешел в «Ростов», что казалось невероятным успехом. Дальше все было куда хуже – Койл отыграл два сезона, деньги не не выплачивали, появились какие-то проблемы с трансфером, и он вернулся в ЮАР, но толком не смог обрести форму, закончил с футболом и пошел работать в строительную компанию, которой владел его отец. Позже Койл признавался, что жалеет о переезде в Россию.

18 ноября

Последний день у нас полностью свободен – и мы оказываемся в Музее апартеида, который советуют для туристов практически все местные. Музей открыли в 2001 году, а финансировало строительство компания Gold Reef City, которая также владеет парком развлечений, театром и самым крупным казино в регионе. В какой-то момент в ЮАР азартные игры были запрещены, однако с приходом нового правительства (и по договоренности с ним) компании разрешили азартный бизнес, если взамен они построят что-либо для привлечения туристов в регион.

Сам музей похож на тюрьму – здесь много решеток и бетона. После покупки билета, всех посетителей делят так, как делили население при это режиме – чернокожие африканцы, белые, азиаты (главным образом индийцы) и «цветные». Разделение действует только на входе – «цветным» демонстрируют таблички, которые окружали в то время население – когда-то они висели над входами в раздельные столовые и туалеты. Дальше это разделение никак не чувствуются и туристы сливаются в один поток. Им предстоит пройти, увидеть и прочитать историю страны с 1948 года по 1994-й. Текста здесь очень много, но, видимо, из-за того, что прочитать его весь во время прогулки по музею невозможно, его загрузили на сайт.

Дальше мы едем обратно в сторону Йоханнесбурга: слева и справа от нас огромные желтые или заросшие холмы – здесь активно добывали алмазы. Теперь, как утверждают местные жители, добычи практически нет, и страна сконцентрировалась на сфере услуг и производстве стали и цемента. На северо-западе от Йобурга к городу примыкает район Соуэто – здесь в основном живут мигранты и рабочие, обычно – черные, их больше миллиона. Во время режима апартеида черных сюда переселяли принудительно, а в другие части города им приходить было запрещено.

Сейчас здесь практически нет туристов, единственная улица, на которой можно находиться безопасно – это улица Вилакази. Тут находится дом Манделы, в котором он жил до ареста и куда он вернулся после тюрьмы в 1990 году. Примерно 200 метров в любую сторону от этого места – зона безопасности. Здесь есть горстка туристов, велопрокат, но на улицы, которые примыкают к Вилаказу ходить лучше не стоит – местные жители к случайно забредшим сюда явно относятся как к объекту наживы.

Егор, Ксения и Ильнур – лауреаты «Редколлегии». Новые претенденты на премию появляются каждый день: ищите в Facebook, Telegram, Twitter и ВК.